Мухаммад-Казем Мазинани - Последний падишах
И вот, именно тогда, когда все кажется нормальным, состояние твое вновь резко ухудшается: словно чьи-то отвратительные клешни вцепились тебе в живот. Аппетит исчез, и тошнота такая, что ты уже сыт по горло своей жизнью.
Все пошло по новому кругу! Снова начинают делать анализы, рентген, «Сити скан», и снова находят камушек в желчном пузыре: этот подлец каким-то образом оказался прямо в протоке.
Хирургическая бригада в замешательстве. Как это могло случиться — да еще с тобой, необычным больным? И притом — в одной из лучших больниц мира, у одного из опытнейших хирургов! Нет, это происшествие лишь на первый взгляд анекдотично, на деле же оно трагически предопределено; всем ходом событий во Вселенной.
«Ах, мой венценосный отец! Совершенно ясно, что тут не обошлось без той самой руки. Что бы это ни было, но американцы тут ни при чем».
Такая еще мысль приходит тебе в голову: а не было ли здесь заговора? Нет, скорее игра судьбы, постоянно повторяющаяся в твоей жизни; то самое вмешательство, от которого нет иного спасения, кроме как подчиниться ему. Например, и сейчас без жалоб и сетований согласиться с тем, что оставшийся камушек будет раздроблен специальным прибором, только что изобретенным.
Тебя усадили в кресло-каталку и приготовили к тому, что сейчас повезут в операционную, измельчать тот самый камушек. Но вдруг сообщают, что хирург твой сегодня идет в оперу, а потому операция отменяется. И тебя — вконец удрученного — возвращают в палату.
На следующий день ты опять садишься в кресло на колесиках и даешь согласие, чтобы тебя, словно особо охраняемого преступника — а может быть, в качестве полного идиота, — возили бы туда-сюда и унижали под предлогом раздробления камушка. Для рентгенотерапии раковой опухоли тебя везут по подземному коридору под проспектом, в больничный корпус на другой его стороне; таким образом, ты проезжаешь как раз под теми людьми, которые выкрикивают речевки о твоей смерти…
Палата погрузилась в солнечную тишину, которую нарушают лишь рассеянный гул города за окнами, сигналы машин и иногда — полицейская сирена. Крикуны с их лозунгами в последние дни куда-то исчезли. Свое похудевшее до шестидесяти четырех килограммов тело ты вытянул на кровати и теперь наблюдаешь, как твой личный слуга ловко чистит для тебя яблоко. Этот человек двадцать пять лет служит тебе и не перестает тебя удивлять. Он изумительно предан и в то же время ведет себя так, точно познакомился с тобой лишь минуту назад. За двадцать пять лет он повидал много твоих взлетов и падений, но смотрит на тебя точно так же, как в самый первый день.
Ты разжевываешь дольку яблока и берешь телевизионный пульт. Вот народ твоей страны горячо выкрикивает на улицах: «Шаха под суд!» и «Смерть шаху!» Это заставляет тебя горько улыбнуться. В теленовостях показывают и два знакомых лица: там, в далекой стране, двое политиков, озаряемых фотовспышками, улыбаются друг другу, словно друзья, хотя и жаждут крови друг друга…
Американка-медсестра, словно сладостное событие, появляется рядом с тобой, чтобы измерить тебе давление. Каждый день она по нескольку раз заглядывает в палату, и тебе ясно, что за этим что-то кроется. Она как будто в тебя влюблена, но ты — в твоем возрасте и с твоим большим опытом по части любовных приключений — понимаешь, что женщины ничего не делают просто так. Поэтому ты держишь себя под контролем, на все сто процентов, и никакой интрижки с ней не допустишь… Как можно, когда ты в таком состоянии — и физически, и политически? Еще неизвестно, на кого работает эта неизящная блондинка…
Измеряя тебе давление, она накрывает твою руку своей и очень дружески спрашивает о самочувствии. Ты отвечаешь вежливо, с королевским достоинством. Ясно, что она ждет от тебя какого-то особого слова, знака; повернувшись лицом к тебе и спиной к солнечному свету, она выбрала ракурс, от которого дух захватывает…
Но рядом с талией медсестры ты вдруг замечаешь экран телевизора и невольно приподнимаешься. Картинка знакомая: проспект Техте-Джемшид в Тегеране, тот самый, на котором находится американское посольство! Однако кто эти люди, что, как муравьи или саранча, перелезают через ограду и врываются в посольство? Зачем они связывают американцам руки и завязывают глаза? Народ там совершает большую ошибку! Разве можно так вторгаться на территорию иностранного представительства, являющуюся частью суверенной земли этого государства? Тем более брать в заложники посольских работников, да еще, видимо, с одобрения собственного правительства!
Ты погружаешься в раздумье, и очень быстро твоим главным чувством становится страх. Американцы наверняка поднимут шум и примутся тебя проклинать за то, что ты своим эгоистичным поступком — въездом в их страну — поставил под угрозу жизнь их шестидесяти шести соотечественников. Ведь кто-кто, а ты хорошо знаешь, как высоко в Америке ценится безопасность собственных граждан.
* * *Ты сидишь в палате, один, и смотришь телевизор. Шахиня уехала, чтобы вместе с детьми посетить зоопарк. Большинство телеканалов сообщают в новостях о кризисе вокруг американского посольства в Иране. Заложников захватили те, кто называет себя «революционными студентами — последователями имама». То, что они сделали с американцами, в определенной мере вызывает твое сочувствие. Сколько раз ты требовал от американцев, чтобы они наконец определились со своей политикой по Ирану. Нет, как об стенку горох — так вот, получайте!
«Но вдруг олухи-американцы решат обменять меня на заложников?»
Именно этого — твоей выдачи — только что потребовали иранские студенты; и, передавая эту новость, американские каналы точно взрываются. Раз за разом показывают то тебя, то заложников, то тех, кто их захватил. Вот больной изможденный падишах, вот испуганные заложники, а вот молодые перевозбужденные студенты…
Теперь ты весь подобрался; ты готов к самому худшему. Единственное, что сейчас никого не интересует, — это твоя болезнь. Американцы сильно раздражены против тебя и против террористов-похитителей. Словно это ты взял в заложники их граждан. Есть здесь и положительная сторона: отношение американцев к иранскому режиму резко изменилось, причем за считанные часы. Очень многие в Америке вдруг невзлюбили тамошнюю новую власть. И к иранским гражданам, находящимся в США, отношение тоже ухудшилось — это неудивительно, ты знаешь переменчивый характер американцев. К тебе они теперь точно настроены враждебно: с их точки зрения, ты — эгоист, который приехал в Америку, чтобы удалить несчастные пять камушков, и при этом поставил под угрозу жизнь шестидесяти шести их соотечественников…
«Ах, мой венценосный отец! Я сам стал как тот последний камушек, притаившийся в моем протоке: маленький, никому не нужный и очень вредный».
Внезапно в палату входят несколько сотрудников службы безопасности и без всяких объяснений снимают с твоей руки бирку с именем, сажают тебя в кресло-каталку и на лифте спускают в подвал. В сопровождении угрюмых вооруженных людей тебя везут по утренним пустым коридорам, и от жуткого страха ты чувствуешь горечь во рту. Ты уверен, что в этом тихом месте тебя прикончат — из пистолета с глушителем или сделав смертельный укол… А может, они хотят усыпить тебя наркозом и в таком виде доставить революционерам в Иран?.. Но нет, откуда вообще ты взял, что эти люди — американцы; может быть, они — переодетые иранские террористы? По их поведению понятно, что они сейчас ждут дальнейших приказов. А значит, пока не поздно, надо закричать и позвать на помощь. Но кто тебя услышит, кроме трупов в морге? А те, если и услышат, не помогут. Да и сил кричать у тебя нет. Надо было тебе — в палате — не слушаться их и не идти с ними, как барашек, неизвестно куда. По крайней мере, ты мог бы известить шахиню — а теперь никто и не узнает, что с тобой сделали. Видишь, как они смотрят на тебя — словно на комок грязи? Подумай: может быть, как-нибудь сумеешь бежать?
Но путей к бегству ты не видишь. Крутом — только унылые грязные стены и склады со списанным инвентарем, сломанные больничные приборы, тележки для мусора… Единственное постороннее живое существо — облезлая кошка, обнюхивающая грязную нейлоновую одежду.
Чья-то рука приводит в движение кресло-каталку и выкатывает тебя на паркинг. Ты видишь полицейские машины и слегка успокаиваешься. Тебя, все еще без объяснений, сажают в одну из них, следом за вами трогаются фургоны, украшенные хорошо известной эмблемой стирального порошка, в них полно полицейских — для прикрытия от журналистов или от взбесившихся террористов.
На летном поле вас уже с нетерпением ждет самолет ВВС США. Большое количество людей в бронежилетах и касках оцепили его и встречают тебя холодными взглядами. Столько оружия и брони, точно опасного преступника этапируют. Видишь, как тебя ценят и уважают?.. Но куда они тебя отправляют? Неужели это заговор, чтобы передать тебя в Иран? А может быть, эти люди — не приведи Господь — профессиональные похитители?
