Полумрак - Книга Натаниэля
Натаниэль приложил яблоко к щеке.
– Вот поэтому, – сказал он нежно, – в этой Вселенной всё так слегка однобоко, слегка надкушено, не в срок и никто ни в чём не виноват.
– Потому что никто не соблюдает правила?…
– Потому что все думают, что правила соблюдают только они. Но возможно, что Всё – всего лишь вопрос времени, а не сущности бытия.
Натаниэль осторожно откусил кусочек.
– И из-за чего весь сыр-бор… – пробормотал он. – Кислое как…
– Эй, Нечистый! – раздался Глас. – Вот ты где!
Господь подошёл и положил руку на плечо Сатане.
– Я всегда тут. – сказал Натаниэль спокойно.
– Посмотри-ка туда, – сказал Господь, простирая длань. – Никогда Я не думал, что ЭТО будет сложно…
CXVII
Натаниэль накрыл лицо носовым платком и дунул.
Платок подлетел вверх и, кружась, снова опустился на его лицо.
Адам лениво почесал живот.
– Ну давайте, придумайте что-нибудь! – сказал Господь. – Не можете же вы лежать всю субботу как два бревна. Песни какие-нибудь. Пляски. Домашний театр.
– Я бы… – протянул Сатана, снова сдувая платок, – я бы лёг…
– Ты и так лежишь… – сказал Адам расслабленным голосом.
– Я бы лёг под автомат… с сырным соусом…
– Что такое соус?… – спросил Адам.
– Мм… – протянул мечтательно Натаниэль. – Сырный соус… Особенно горячий… Мм… Только на кнопку жать лень.
– Мм – не ответ, – сказал Адам настойчиво, – что такое соус?…
– Соус – это сатанинские придумки, – сказал Господь, помешивая молоко в стакане. – Соус – это подмена.
– Подмена чего? – спросил Адам, поднимая голову.
– Подмена действительности… – сказал Господь меланхолично. – Мясо сырным соусом поливают, чтобы казалось, что вместо мяса сыр…
Натаниэль вздохнул и поймал платок.
– Ну и чего в этом плохого?… – спросил он.
– Ну зачем есть мясо, если хочешь чувствовать вкус сыра?… – ответил Господь. – Соусы есть ложь.
– Соусы есть соусы, – сказал Натаниэль, завязывая узелок на уголке платка, – не надо придумывать ничего, хорошо?…
– Чего хорошего-то… – протянул Господь, – думаешь, люди могут быть довольны тем, что Я ничего не придумываю?…
– Это с каких пор Тебя мнение людей заботит?… – спросил Сатана нервно. Он сел, подобрал ноги и уставился на спокойно пьющего молоко Господа.
– А с каких пор тебя заботит, что Меня заботит?… – спросил Господь.
Он снял широкополую соломенную шляпу и аккуратно разгладил белую ленту на ней.
– Ребята! Ребята! – призвал Адам и снова почесался. – У нас у всех выходной. Давайте не будем как обычно ссориться?…
– Нет, погоди, вопрос принципиальный… – отмахнулся Сатана.
Он скатал платок в тугой клубочек и зажал его в кулаке.
– Начинается… – застонал Адам. – Сейчас про «не лезь к взрослым дядям» припомните…
– Ну видишь, сам всё знаешь, – сказал Натаниэль резко, – и чего лез к взрослым дядям?…
Адам вскочил.
– Всё, – сказал он, махнув рукой, – сидите тут сами. Вот ты особенно. Я пойду в другом месте полежу.
Адам исчез в кустах. Теперь лёгкий стон издал Господь.
– Ну вот зачем, вот зачем ты полез в бутылку?… – спросил Он измученным тоном.
– Я полез в бутылку?! – возмутился Натаниэль. – Я полез в бутылку?! Я сказал, что я бы хотел сырного соуса, а Ты что сделал?… Я когда-нибудь про Твои идеи плохо отзывался, нет?…
Господь закатил глаза.
– Даже вот эта дурацкая придумка, целый день ничего не делать, я что, сказал что-нибудь?! – продолжал Натаниэль, повышая и повышая голос. – А Ты хрясь, хрясь – и всё, соусы это зло, соусы отстой…
Господь со вздохом исчез.
– Ну и давай! – крикнул Натаниэль. – Одному намного лучше… – добавил он тихо.
Он разжал ладонь и посмотрел на оставшийся от платочка пепел. Стряхнув пепел на землю, он испустил ещё один, последний за субботу, страдальческий вздох, и снова растянулся на широком плоском камне.
CXVIII
– Наверняка ты такого финала не предполагал, когда собирался в путь? – спросил Туземец, подмигивая привязанному к столбу Куку.. – Но если ты хотел поднабраться впечатлений и ознакомиться с местными традициями, тебе это удалось.
Кук подёргался.
– Если вы думаете, что у меня есть какие-то особые таланты… – начал он.
– А, оставь. – Туземец пренебрежительно махнул рукой. – Эта старая байка насчёт передачи талантов… Съешь мозг человека, и станешь таким же умным. Какой в таком случае есть толк есть людей, которые были достаточно глупыми, чтобы позволить себя съесть?… Нет, мы за другой обмен. Ты становишься меньше на несколько фунтов мяса, мы становимся толще на несколько фунтов мяса. Такое наследование мне по душе.
– Вы не можете меня съесть!… – воскликнул Кук.
– Ну мы скоро узнаем, правда? – сказал Туземец, снова подмигивая Куку. – И пожалуйста, не думай, что мы имеем что-то против тебя.
Он вздохнул.
– Мы просто хотим есть. – объяснил он. – А тебе просто не повезло.
– Ты совершаешь большую ошибку! – воскликнул Кук. – Вы могли бы многому научиться!…
– Ах… – снова вздохнул Туземец. – Ужин или урок, что же предпочесть… Ты знаешь, я лично выбираю ужин. Можешь попробовать открыть пару секретов после.
– Но я мог бы открыть вам множество секретов! Ваши потомки вас не простят!…
– Дети всегда так неблагодарны, – покивал Туземец, – как будто им мало, что их родители не сдохли от голода, прежде чем нарожали их.
Он встал и прошёлся туда-сюда.
– Ты, на самом деле, можешь не стараться, – сказал он, – я тебя не собираюсь освобождать. Это будет очень глупо. Ты начнёшь размахивать руками и убежишь, я останусь без еды и ещё наверняка меня кто-нибудь поколотит… Это асоциальный поступок.
– Но людоедство просто ужасно!…
– Не вижу ничего страшного.
– А если бы ты был на моём месте?…
– Но я же на своём. А на твоём месте ты. Съедят тебя. Для тебя-то людоедство ужасно…
Кук ещё раз попытался освободиться и у него снова ничего не вышло.
– Как ты можешь рассуждать так спокойно!
– А что мне-то волноваться, – заметил Туземец ровным голосом, – хочу снова заметить, что съедят тебя. Вот ты можешь поволноваться и попаниковать.
Кук зарычал.
– Пожалуйста, не надо рычать, – сказал Туземец, – постарайся смириться. Ты же хотел открыть множество секретов. Можешь сам заказать – что из тебя приготовить. Сейчас я вполне открыт для новых знаний.
– Ты грязный дикарь… – зарычал Кук.
– Пожалуйста, ещё раз прошу, успокойся, – сказал Туземец, похлопывая Кука по плечу. – И не надо меня оскорблять, иначе я заткну тебе рот, ты лишишься возможности говорить и это уже будет не то же самое. А я не хочу затыкать тебе рот. Если ты будешь молчать, ты будешь похож на свинью. Я же всё-таки людоед. Поговорить со своим ужином могут только людоеды. Это часть традиции.
Кук закусил губу.
– Ну хотя можешь молчать, если хочешь, – кивнул Туземец, – ты, главное, слушай. Это будет молчаливый диалог. В общем, как я уже сказал – мы тебя всё равно съедим. Я очень рад, что был знаком с тобой. Это было чрезвычайно приятное знакомство.
– Я хочу жить! Я не хочу умирать! – выкрикнул Кук.
– Приятно видеть человека, который знает, чего он хочет. – сказал Туземец хладнокровно.
CXIX
Натаниэль уселся на кафедре и принялся раскачивать ногами.
– Не дергайся. – попросил Господь, сосредоточенно сдувая капельку пота со лба.
Натаниэль перестал раскачивать ногами, достал из кафедры толстую чёрную книжечку и стал его листать.
– Слушай, а он записывает исповеди прихожан… – протянул он. – Без фамилий, только инициалы…
– А кроме инициалов что?… – спросил Господь, аккуратно надавливая на поршень шприца. – Ой…
Он вцепился в шаткую стремянку.
– Не упади. – предупредил Натаниэль. – М.Ф., двенадцатое, ссоры с мужем. Трижды «Отче Наш»…
– Ну это, может, от плохой памяти… – протянул Господь, разглядывая скульптуру Девы Марии. – Дай ещё шприц.
Натаниэль соскочил с кафедры и протянул Господу наполненный шприц без иглы.
– Надо побольше, что ли, шприцы завести… – сказал Господь задумчиво, выдавливая содержимое шприца под глаз Девы Марии. – Эти кончаются на раз.
– Взял бы кондитерский… – сказал Натаниэль со вздохом, разглядывая Марию. – Статуя-то большая, обычно-то поменьше… И вообще, заставил бы её плакать саму…
Господь повернулся к нему и поднял брови.
– Статую? Как? – спросил Он язвительно.
Натаниэль пожал плечами.
– Ну кто у нас тут чудотворец…
– Ну а Я по-твоему чем занимаюсь?!
Натаниэль снова вздохнул.
– Ну люди-то ждут другого чуда… А это вроде как… обман…
Господь застонал.
– Ну где, где обман?! Чем это тебе не чудо Господне?! – Он указал на плачущую вязкими кровавыми слезами статую. – Это дело рук Моих, и по воле Моей.
