Леонора Каррингтон - Слуховая трубка
Сначала лестница вела прямо вниз, затем резко повернула. Здесь стена была особенно гладкой, словно до меня ее отполировало много других рук. За поворотом я увидела мерцающее сияние, как от пламени костра. Еще ступеней через двадцать почва под ногами выровнялась, и я оказалась в длинной галерее, открывшейся в вырубленном в камне большом круглом помещении. Резные колонны поддерживали своды, призрачно освещенные костром в середине пола. Огонь, казалось, горел совершенно без топлива — вырывался из расщелины в камне.
В эту круглую залу вели последние ступени в конце галереи. Спустившись, я ощутила запах серы и адского пламени. В пещере было тепло, как на кухне.
У огня сидела женщина и что-то помешивала в большом металлическом котле. Я не видела ее лица, но она показалась мне знакомой. Какие-то детали ее одежды, наклон головы подсказывали мне, что я часто видела ее раньше.
Когда я подошла к огню, женщина перестала помешивать в чане и поднялась поздороваться. Мы оказались лицом к лицу; мое сердце подпрыгнуло и остановилось. Передо мной стояла я сама.
Правда, та я была не такая сгорбленная и как будто выше. Лет на сто моложе или старше меня самой — не имела возраста. Черты лица похожи на мои, но выражение веселее и смышленее. Глаза не потускнели и не покраснели, и держалась она свободно.
— Долго же ты сюда добиралась. Я уже начала опасаться, что ты вообще не придешь, — заговорила женщина.
Я лишь что-то пробормотала в ответ и кивнула, ощущая свой возраст грузом камней.
— Что это за место? — наконец выдавила я, обводя взглядом пещеру и чувствуя, как под этой тяжестью подгибаются и крошатся колени.
— Ад, — улыбнулась она. — Но «ад» — это только термин. А на самом деле — Утроба мира, откуда происходит все сущее. — Женщина испытующе посмотрела на меня.
Я понимала, что она ждет от меня новых вопросов, но мой мозг застыл, словно кусок замороженной баранины. В голове все-таки возник вопрос, и хотя он показался мне абсурдным, я облекла его в слова:
— Кого бы я встретила, если бы поднялась на верхушку башни?
Женщина расхохоталась, и я услышала собственный смех, хотя сама никогда так весело не смеялась.
— Откуда мне знать? Может, играющих на арфах ангелов или Санта-Клауса.
В мозгу вдруг стали формироваться вопросы — один глупее другого.
— Какая из нас настоящая я?
— Это должна решить ты. Когда определишься, я научу тебя, что делать дальше. Или хочешь, чтобы решила я?
Казалось, она гораздо умнее меня, и я в ответ прохрипела:
— Да, мадам, решайте, пожалуйста, вы. Моя голова сегодня вечером не такая ясная, как обычно.
Она оглядела меня с головы до ног, затем с ног до головы, и, как мне показалось, довольно критически. Затем проговорила будто самой себе:
— Стара, как Моисей, страшна, как Сет, груба, как сапог, ума не больше, чем в деревянной кегле. Но мяса не хватает, так что полезай.
— Что? — Я все еще надеялась, что ослышалась. Но она мрачно кивнула и показала длинной деревянной ложкой на варившийся в котле суп:
— Прыгай в бульон, мяса в этом году недостаточно.
Я с ужасом, молча, смотрела, как она очистила морковь и две луковицы и бросила в бурлящий котел. Пусть я не помышляла о славной смерти, но завершать жизнь куском мяса в супе тоже не входило в мои планы. Было что-то парализующе-зловещее в том, как небрежно она снимала шкурку с овощей, которые должны были придать вкус сваренному из меня бульону.
Поточив нож о каменный пол, она придвинулась ко мне, улыбаясь:
— Точно не боишься? И нечего бояться. Одна секунда — и все. И то правда: тебя же вниз никто не тянул — сама выбрала.
Я хотела кивнуть и одновременно попятиться, но колени так сильно дрожали, что вместо того, чтобы двигаться к лестнице, я боком тащилась все ближе к котлу. И когда оказалась в пределах досягаемости той, другой, она ударила меня острым ножом в спину. И я, вскрикнув от боли, оказалась в кипящем бульоне, где на мгновение замерла в нечеловеческой агонии в обществе подружек по несчастью — моркови и двух луковиц.
Последовали громыхания и удары — и вот я уже стою у котла и помешиваю суп, в котором плавает вверх ногами моя собственная плоть, варящаяся не хуже куска говядины. Я добавила щепоть соли, несколько зернышек перца и перелила немного бульона на пробу в гранитную миску. Суп оказался не таким вкусным, как буйабес, но вполне пристойным, очень к месту для холодной погоды.
Я строила догадки, кто я из двух, и тут вспомнила, что где-то в пещере есть кусок полированного вулканического стекла, которым можно пользоваться как зеркалом. Вот он — на своем обычном месте в углу, рядом с гнездом летучих мышей. Я взглянула в зеркало и увидела, что на меня смотрит, насмешливо улыбаясь, аббатиса монастыря Святой Варвары Тартарской. Потом ее лик поблек, и на его месте возникли огромные глаза и усики Царицы пчел. Постепенно Царица пчел стала превращаться в меня саму, только не такую поизносившуюся, что я объяснила темноватой поверхностью вулканического стекла.
Держа зеркало на вытянутой руке, я словно видела трехглавую женщину, попеременно подмаргивающую мне разными глазами. Одно лицо было черным, другое красным, третье белым, и лица эти принадлежали аббатисе, Царице пчел и мне. Хотя, конечно, это мог быть оптический обман.
Подкрепившись бульоном, я почувствовала себя совсем хорошо, словно обновилась, и даже испытала огромное облегчение, как давным-давно, когда у меня вырвали последний зуб. Я накинула дубленку и, насвистывая «Энни Лори»[31], которую, думала, забыла много лет назад, стала подниматься по каменной лестнице.
Прошли века с тех пор, как кто-то первым спустился сюда, и вот я резво, словно горная коза, теперь скакала по лестнице в верхний мир. Темнота больше не казалась мне смертельной ловушкой, в которой я в любой момент могла расстаться с жизнью.
И вот что странно: в этой темноте я видела как кошка. Я стала частью ночи, как всякая другая тень.
На дворе снова обильно повалил снег, и развалины дома престарелых уже успело запорошить. Главное здание землетрясение сровняло с землей, над грудой обломков возвышались лишь зазубренные обломки стен. Строение, должно быть, рухнуло после второго подземного удара, который последовал вскоре за первым. Я спокойно озирала взглядом руины.
Мои подруги разожгли на лужайке большой костер и плясали вокруг него под звуки тамтама Кристабель. Я решила, что это вполне практичный способ согреться.
Гэмбиты были, наверное, погребены под обломками, но там не было заметно ни малейшего движения, и снег мирно покрывал груды камня и цемента.
Восторженная и полная тайн, я присоединилась к танцу у огня. Никто бы не взялся определить, который час: день успел померкнуть и наступила ночь, а солнце так и не поднималось.
— Понравился суп? — окликнула меня Кристабель, ударяя по барабану. И другие рассмеялись и повторили за ней:
— Понравился суп?
Тут я поняла: они знали, что произошло в пещерном зале под башней. Согревшись, мы остановились перевести дыхание.
— Откуда вы узнали, что я пила бульон? — спросила я, и все снова расхохотались.
— Потому что ты была последней, кто спускался в пещеру, — ответила Кристабель. — Мы все побывали в подземном мире. Ну, и кого ты там встретила?
Мне задавали ритуальные вопросы, и я поняла, что должна говорить правду.
— Себя саму.
— Кого еще? — Кристабель обращалась ко мне, а другие ритмично хлопали в ладоши.
— Настоятельницу монастыря Святой Варвары Тартарской и Царицу пчел. — И вдруг мне стало интересно, и я спросила: — А вы кого?
— Себя, Царицу пчел и аббатису! — закричали все в один голос.
Я заливисто рассмеялась вместе со всеми, и мы снова принялись плясать под звуки тамтама.
Никто не знал, сколько времени прошло до того, пока наконец снова не поднялось солнце. Оно взошло над горизонтом — бледное, белесое, освещая измененный снегом и льдом мир.
После землетрясения кругом, насколько хватало глаз, царили одни руины — не осталось ни одного целого здания. Многие деревья были вырваны с корнем. Шофер Кармеллы Маджонг уцелел. Он укрылся в лиловом лимузине, у которого пострадал только мотор. С разных сторон к нам сбежались кошки — они вернулись испуганные, но целые и невредимые.
Светлые часы дня мы посвятили поискам пищи: обыскали весь дом и все, что удалось обнаружить, снесли в пещеру, согреваемую пробивавшимся сквозь камни пламенем. Кристабель объяснила, что там постоянно горел природный газ. Журчащий наверху в саду горячий источник зарождался в скале под башней.
Никакого супа не было и в помине, но рядом с огнем стоял негодный котел. На стене висела шестиугольная пластина отполированного вулканического стекла, и мы все знали, что им пользуются как зеркалом.
