Салчак Тока - Слово арата
— Убирайся! Замолчи! Перетрусил, так возвращайся домой.
— Я-то что? Накинулись на человека! — толстяк быстро скрылся в толпе.
После этого выступили еще несколько человек, а затем все, кто там был, подняли ружья и хором подтвердили свою решимость разгромить мятежников и защитить революцию.
Как мы узнали потом от Ензука, Буян-Бадыргы получил в то время письмо от Сумунака и тайно готовился поехать на свидание с мятежным атаманом. Прежде чем выехать из Бора-Холя, Буян-Бадыргы призвал к себе Ензука, который всеми силами старался завоевать его доверие.
— Ензук, ты надежный человек. Ты доставишь Сумунаку мой подарок — красный вьюк. Сам я подъеду позднее.
Как только Ензук, по старому обычаю, доставил красный княжеский вьюк, по обе стороны парадной юрты, в которой находилась ставка Сумунака, стали два борца — «два льва», как их называли. Их приказал поставить «хан» для торжественной встречи. Юрта была до блеска начищена, а на входное отверстие навешен огромный ковер. В княжеском шатре на нескольких столиках, служивших обычно божницей, поставили угощение: араку, кумыс, сыр, печенье и овечий зад, по словам Ензука, такой жирный, что он колыхался, как студень, когда его ставили на место. А сам Сумунак нарядился в праздничную шубу, обшитую парчой, подвесил кисет из желтого шелка, спесиво надел высокую шапку с бурым стеклянным шариком и стал прохаживаться перед юртой, нетерпеливо поглядывая на дорогу.
Встреча намечалась совершенно секретной, поэтому для участия в обряде чествования князя были оставлены только надежные люди. Ензук находился там же как гонец Буян-Бадыргы, доставивший красный вьюк.
Вдалеке на дороге показались клубы пыли. Сумунак махнул рукой. Пять человек вскочили на коней и поскакали навстречу. Немного не доезжая до Буян-Бадыргы, который также мчался к Сумунаку во всю прыть, передовые гонцы соскочили с коней и простерли к дороге свои руки. Казалось, они просят благословения. Буян-Бадыргы спешил: он даже не оглянулся на встречавших гонцов, не ответил на их приветы — промчался мимо.
Как только Буян-Бадыргы подъехал к пестрой юрте, разбитой перед холмом, слуги схватили его коня за поводья, потом подхватили самого князя, подняли его и поднесли к юрте.
Сумунак, который еще несколько минут назад гордо помахивал руками, теперь даже ростом ниже стал, словно в землю врос — ведь приехал его хозяин! И куда только спесь девалась!
Другие чиновники к охранявшие Сумунака люди с ружьями все еще стояли на коленях, простирая к князю руки. А. Буян-Бадыргы по-прежнему ни на кого не оглядывался. Свесив почти до самой земли свои непомерно длинные и широкие рукава, он важно шагнул вперед.
В тот вечер Сумунак и Буян-Бадыргы вели себя, как два победителя. Они провели ночь, подымая кундагу [67], желали друг другу удачи, договаривались о том, как будут ханствовать, захватив Хем-Белдир. Буян-Бадыргы станет нойоном всей Тувы, Сумунак — его помощником.
Между тем Ензук ловко и быстро прислуживал: то входил в шатер, то выбегал из него. Сумунак вдруг завопил:
— Ой, ты-то кто? Чего здесь болтаешься, негодный?
Ензук указал обеими руками на Буян-Бадыргы, потом простер руки к Сумунаку и протянул смиренно:
— Я слуга их светлости. Приехал к вам и привез красный вьюк.
— Да, да, это мой прислужник. Да он ни в чем не разбирается, ничего не понимает — настоящая черепаха. Пусть себе ползает, — пробормотал Буян-Бадыргы, тупо глядя пьяными глазами.
— Э, вот оно! Раз ты такой, налей-ка нам араки, а потом спой чего-нибудь, черепаха! — приказал Сумунак.
— Есть! — поклонился Ензук, поднес двум ханам араки и, откашлявшись, запел народную песенку о красоте чаданских девушек. В последнюю строку куплета он хитро вплел князей, нойонов и их свиту.
— И-их, молодчина! — завыли в один голос самозванцы.
Неожиданно Сумунак приказал:
— Беги, человек, приведи сюда Манлай-оола.
Ензук впустил Манлай-оола в шатер, а сам задержался у полога.
— Вот зачем тебя крикнул, — сказал Сумунак. — Подойди ближе и слушай. Изволил прибыть наш князь. Он осчастливил нас. Живя в Хем-Белдире, их светлость немного притомились. Надо бы поразмяться, погулять.
— Слушаю. Я всегда…
— Если найдутся в округе подходящие девчонки, приведи их на поклон к нойону, — пропищал Сумунак и со смехом добавил: — Их светлости, думаю, будет интересно.
Тут Ензук услышал голос Буян-Бадыргы:
— Смотри, только не притащи каких-нибудь больных. Выбирай осторожнее.
— О, господи, разве можно… Я же не первый раз. Сколько я служил их милости по этому делу — не сочту…
— Ну вот, выполняй.
— Есть! — Манлай-оол повернулся к выходу, но его остановили:
— Погоди, хлебни одну пиалу.
На дно пиалы что-то, булькая, полилось. Потом забулькало в горле Манлай-оола, и он выскочил, весь красный…
Глава 3
По заданию партии
Через трое суток наш отряд незаметно приблизился к Чаданскому монастырю, где стояли мятежники. На военном совете было решено дать измученным лошадям отдых, а на другой день к вечеру ударить по бандитам. Кюрседи приказал расседлать коней и выслать разведку.
Вскоре посланные вернулись и расстроенный командир доложил:
— Мятежники нас не ждут, у них все тихо, но мы потеряли нашего товарища. Боюсь, не попал бы он в руки бандитов.
Кюрседи задумался.
— А кого вы потеряли?
— Да того самого, что в Усть-Элегесте сомневался, говорил: «Ай, сколько войска у Сумунака! Как же мы с ним справимся?» Чурмит-оол, родом из Чадана.
— Плохо! Может быть, он заблудился, — проговорил Кюрседи, — но все равно придется поторопиться. Надо действовать, пока бандиты не узнали о нашем приходе. — Он повернулся ко мне: — Вон там, гляди, на той горе — едва покажется полоска зари, пальнешь из карабина. Понял?
— Понял, понял.
Кюрседи пошел к своему стану. Вскоре на востоке появилось белое сияние. Прошумел летящий на место своей дневной спячки филин; проснулись степные птицы. «Ну, теперь пора», — решил я и грохнул из карабина. Услышав мой выстрел, товарищи кинулись к коням.
Первый двинулся Сергей со своим отрядом. Мы последовали за ними. Спустя полчаса прискакали гонцы и доложили, что передовой отряд захватил пленного.
— Где он? Приведите, — сказал Кюрседи.
Ребята скрылись. Потом привели бледного мужчину — неказистого, худенького, без шапки, в козьем полушубке, в рваных идиках.
— Кто вы такой? Что делаете у Сумунака? Командир или простой цирик? — Кюрседи обратился к пленному без крика и понукания, просто, но строго.
— Мое имя Тыртык-Кара из сумона Баян-Тала. Никто я у Сумунака. Они застращали меня, силой загнали в свою шайку. Я не хотел, они били кнутами. Что на мне греха нет — все знают. У меня в юрте маленькие дети. Помилуйте, начальники, — просил пленный.
— Разберемся, как с тобой быть. А пока есть к тебе вопрос.
— Слушаю.
— Сколько мятежников у Сумунака? Какое вооружение? Где он сам?
Пленный поклонился:
— Настоящих сообщников у Сумунака больше ста не будет, остальные триста-четыреста — простые араты. Их заставили, понимаете? Силой. Насчет оружия, думаю, карабинов с пятьдесят, остальные берданки и кремневики. Они узнали, что войско вашей милости подходит сюда, но ждут нападения только к вечеру.
Кюрседи спросил:
— Не знаешь ли ты, кто им дал знать, что мы идем?
— Это Чурмит-оол из Чадана, младший брат настоятеля монастыря. Он пришел из Хем-Белдира вместе с вашими цириками и все знает. Говорят, он-то и сказал все Сумунаку. Пошел разговор: «Партизаны к нам идут, они ваших жен и детей уведут к русским». Люди не знают, куда теперь бежать.
— Что за мерзавцы! — Кюрседи приказал увести пленного и подозвал цирика:
— Хорошенько наблюдайте за ним. Как знать, может быть, он шпион Сумунака.
После этого мы тронулись. Ехали довольно долго. Наконец подъехали к последнему гребню, скрывающему шатер Сумунака. Соскочили с коней и открыли огонь с нескольких сторон. Затрещала ружейная пальба.
Видно, бандиты крепко понадеялись на слова перебежчика и раньше вечера нас не ждали. Они выскакивали из юрт босые, в распахнутых шубах. Те, что находились подальше от места боя, пустились наутек к своим аалам, а главари бежали по направлению к Шеми, Чиргаку, Солчуру и Хандагайты.
Еще не кончилась стрельба, а несколько цириков во главе с Кюрседи окружили ставку Сумунака.
Вбежали в шатер. Там на широкой деревянной кровати храпел кто-то, закутанный в пять-шесть шелковых шуб. На полу валялись пустые фляги из-под араки, китайские кувшины, тут и там стояли тарелки с кусками жареной баранины. Сергей молча посмотрел на все это и покачал головой: