Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2010)
Может быть, на конечной остановке меня встретит отец… Но как я его узнаю среди таких же скелетов? Или там все как-то совсем по-другому? Черт, ведь ему грозит окончательное исчезновение!.. А я так и не исполнил его завещание, не стер с лица земли память об этом несчастном Волчеке… Но ведь я уже понял, что настоящим убийцей был не Волчек, а этот, с татарской фамилией — как его?.. Папа, напомни, как звали этого мерзкого прокурора — Джафаров, что ли?.. Папа, откликнись!! Я же не просто так, у меня серьезное дело!!!
Я долго взывал во тьму, в которой светились одни только факелы, обрамлявшие растворенные тьмою могильные холмы, однако ночь безмолвствовала. Тогда я подтащил к себе полевую сумку и, перевернувшись на спину, начал извлекать из нее папку в безумной надежде, что скелеты, как совы, умеют видеть в темноте. Я не мог разглядеть даже завязочек, их пришлось распутывать на ощупь. Страницы фосфоресцировали — только буквы копошились, как муравьиная кочка. Ухватив листы за верхнюю кромку, я начал перелистывать их снизу, помня, что прокурор должен появиться где-то ближе к концу. Наконец я почувствовал, что я уже в прокуратуре, и сел, чтобы получше разглядеть ненавистное имя при свете внезапно вспыхнувшей, словно фонарь, добела раскаленной луны. Но тут совершенно осатанелый порыв ветра вырвал рукопись у меня из рук — раздался громкий звук “фрр”, как будто взлетала стая воронья, — и…
Отдельные листочки долго летели за моей платформой, но и они меркли, меркли, а погаснув, обрушились на шпалы с колокольным громом, словно оброненные на лестнице тазы.
...........................................................................
Ад выпустил меня из своих когтей только под землей. Я прежде и не догадывался, что в нашей подземке есть такая конечная станция — противоядерный бункер, до которого никто не успел добежать, так он и остался сиять мертвенным электричеством среди сантехнической кафельной роскоши. И поезд тоже сиял пустотой, развернув навеки замершие двери. Я задвинулся в угол, радуясь, что не перед кем стыдиться своей изгвазданности. Однако, оглядев себя, я не обнаружил ни единого пятнышка. Только ломило отшибленное бедро. Когда я окончательно уверился, что поезд замер здесь навеки, в вагон процокала копытцами шустрая девчушка и плюхнулась рядом со мной.
— Какой вы хитренький! — радостно обратилась она ко мне. — Сели к стеночке, а я этим ухом, с вашей стороны, не слышу. Видите, как получается: мне вы говорите, а я не слышу, а с Богом даже разговаривать не хотите, а хотите, чтобы он вас услышал.
Она явно забавлялась моей наивностью. Я покосился на нее и увидел, что она не так уж молода: в ее детское личико была глубоко врезана густейшая сетка морщин, оттиснутых с нашей фамильной монашенки бабы Мани. Баба Маня еще девчонкой тянулась к монастырю: мимо идет отец игумен, а мы с подружкой с горки на ледянках катаемся, радостно рассказывала она; он спрашивает: а вы что тут делаете? Мы говорим: душу спасаем. Он засмеялся и говорит: ну, спасайте, спасайте — и пошел.
— Вы знаете, что есть такая книга — Библия? — только что не прыская, расспрашивала она. — Я ж так и знала, целый шифанер книжек прочитали, а самую главную книгу не знаете! А ее писали сорок мудрецов одну тысячу шестьсот лет! Уж наверно были поумней нас? Адама и Еву тоже не знаете? А их Господь сотворил совершенными. Он их поселил в Эдеме и насажал там всяких плодовых деревьев — груши, сливы, виноград: кушайте на здоровье! Только с одного дерева он запретил им кушать, он хотел проверить, будут они его слушаться или не будут. А змей им стал нашептывать: попробуйте, это самый дефицит, он эти яблоки для себя приберегает… Он же был посланник сатаны! Видите, как надо разбираться? Если бы вам кто посоветовал какой-то рецепт, вы же не стали бы слушать чужого дядю, документы бы спросили, диплом — правильно? А когда дело идет о спасении, слушаете кого попало! А вдруг они посланники сатаны, а?
Она тарахтела, как массовик-затейник: некоторые-де называют посланников сатаны посланниками ада, а на самом деле ад — это просто могила по-еврейски, а геенна — это свалка за Иерусалимом, ее мальчишки все время поджигали, вы же своих детей не будете жечь, если даже они чего-то нашкодят, а мы все его дети, Иеговы, он вообще не любит ни на кого давить, он бы и сатану в два счета скрутил, только ему противно, а так все делается по его воле, захочет он, и мы до конца света будем тут стоять, а захочет…
— Осторожно, двери закрываются! — раскатился под сводами громовой глас, и моя соседка с радостным криком “да мне ж совсем в другую сторону!” пулей вылетела на пустынный перрон и еще успела весело помахать мне оттуда, а я успел заметить, что одета она во что-то ужасно сиротское, туальденоровое…
Если бы у меня еще оставались силы удивляться, я бы поразился, что на земной поверхности по-прежнему сверкает жизнь, банк “Санкт-Ленинград” все так же влечет мотыльков своими радужными огнями и даже ветхий еврей чернеет на прежнем месте в своих демисезонных обносках все с тем же “Разгромом” в руке. Это книга про моего отца, доверительно склонившись, сообщил я ему, и он, не дрогнув ни единым серебряным волоском, отчетливо произнес бесконечно усталым голосом деда Аврума:
— Ша. Бххось заниматься еххгундой.
Он и это классическое “ша” выговаривал как дед Аврум: ча. Но меня не потрясла даже переливающаяся кровавая лужа у перекрестка, не удивился я и тогда, когда она внезапно сделалась янтарной, а затем изумрудной, — мы и не такое видали. Я остался равнодушным и когда понял, что это светофор отражается в канализационном люке, — что ж, и так бывает. Нет ничего особенного и в том, что под “домофоном” у ворот ляпнуто кровавой рвотой, при ближайшем невнимательном рассмотрении обернувшейся давленым кирпичом. На меня не произвел никакого впечатления и тот факт, что из моего заднего кармана исчез магнитный ключ-таблетка от этих самых ворот. Покуда я пытался осознать ситуацию, мимо меня проскочил небольшой мужичок в черной форме, переливающейся под фонарями какими-то воинственными знаками различия; тряпочные погончики были залихватски загнуты кверху, словно рудиментарные крылышки. Точным тычком он запустил замочное курлыканье и, почти не притормозив, устремился в энергично распахнутую железную калитку. Я шагнул следом.
— А вы куда? — так же энергично обратился он ко мне, и я ответил со всею возможной кротостью:
— К себе домой.
В столкновениях с идиотами я уже давно думаю лишь о том, чтобы отделаться с наименьшими потерями.
— А где ваш ключ? А то что-то вы очень шустро!..
— Ключ потерял. Но у меня есть запасной. Пойдемте, я покажу. С женой познакомлю. Выпьем чайку, телевизор посмотрим. — Я даже сгорбился, как официант, чтобы не сердить его разницей в росте.
Кажется, уже начиная догадываться, что проявил чрезмерную бдительность, этот бравый болван потащился за мной по лестнице и даже проследовал в прихожую, где нас встретила облаченная в зеленый шелковый халат моя кустодиевская супруга с лицом, залепленным засохшей болотной жижей.
— Вот, пожалуйста, моя жена, прошу любить и жаловать, — без всякой интонации произнес я и невольно прибавил: — Царевна-лягушка.
— А я работаю в охранной фирме… — Он быстро проговорил какое-то невнятное слово и с натянутой улыбкой протянул мне рекламную ручку, напоминающую дюралевую торпеду.
“Miraculum” — прочел я на торпедном боку.
Чмокнув не успевшую уклониться супругу в зеленую корку, я укрылся в ванной. Я чувствовал себя заледеневшим до самого донышка, но сил не оставалось даже на дрожь. Жена о чем-то допытывалась через дверь — потом, потом, отвечал я. На отшибленном бедре не обнаружилось ни малейших следов. Когда-то я любил принять одну-другую красивую позу перед зеркалом, но сейчас мне даже не показались отвратительными мои поплывшие книзу титьки. Некрасиво, по частям забравшись в ванну, я долго отмякал в горячей воде, пока вдруг не очнулся, раздираемый адским кашлем, — успел-таки хорошенько хлебануть.
Что случилось, что случилось, открой сейчас же, кричала жена через дверь, но частичное утопление вернуло меня к жизни.
— Хочешь посмотреть на голых мужиков, иди в стриптиз-бар! — развязно прокричал я, и она успокоилась.
Однако за экологически безупречным ужином, переливаясь зелеными шелками, она все-таки принялась допытываться, где я пропадал весь вечер. Папу с мамой навещал, как бы не сдержав трагизма, ответил я, растирая языком раскисшую, но довольно вкусную курагу; она поняла, что дальнейшие расспросы будут бестактны, и принялась трогать тыльной стороной пальцев свои разгоряченные щеки, видимо пытаясь определить их температуру: после молодящих компрессов ее ланиты приобретают легкие признаки золотухи. Одновременно она обводила взглядом свой кухонный Эдем, где все утилитарное обретает эстетическую ценность: сверкающие ножи, вороненые сковородки, космические мясорубки приобретаются большей частью для того, чтобы ими любоваться.
