Джулиан Барнс - Любовь и так далее
СТЮАРТ: Я не говорю, что нельзя полюбить еще раз. Кое-кто может, кое-кто — нет. Но независимо от того, сможешь ты полюбить еще раз или больше уже никогда никого не полюбишь, первая любовь не повторяется. И независимо от того, сможешь ты полюбить еще раз или нет, первая любовь останется с тобой навсегда. Вторая любовь забывается. Первая — никогда.
ОЛИВЕР: И не надо меня презирать. Это не катехизис современного Казаковы, не оправдания Джованни. Сексуальная рекордомания, этакое стахановское движение — это для тех, кто страдает хроническим недостатком воображения. Я имел в виду совершенно другое. Прямо противоположное. Нам нужно как можно больше любви, потому что ее так мало, вы не находите?
ДЖИЛИАН: Настоящая любовь — любовь крепкая и надежная, любовь, которая не подведет, которая будет с тобой всегда, изо дня в день. Вам кажется, что такая любовь — это скучно? А вот мне так не кажется. Мне кажется, это, наоборот, романтично.
СТЮАРТ: P.S. Кстати, вы случайно не знаете, кто сказал, что любовь делает человека лучше? Кто это сказал?
СТЮАРТ: P.P.S. Поскольку никто эту тему не поднял, то я добавлю. Кто-то сказал, что когда человек влюблен, ему легче влюбиться в кого-то еще. Так вот, я хочу сказать: значительно легче влюбиться, когда ты не влюблен.
СТЮАРТ: Р.Р.Р.S. И еще кое-что. Любовь делает человека счастливым. Все в это верят, правда? И когда-то я тоже верил. Но больше не верю.
Вы удивлены? Но вы подумайте. Рассмотрите внимательно свою жизнь. Любовь делает человека счастливым? Да ладно!
15. Кто-нибудь знает, что происходит?
ТЕРРИ: Самое интересное: мы со Стюартом жили, что называется, душа в душу. Конечно, мы иногда ссорились — например, из-за отпуска. Он никогда не хотел брать отпуск, а если и брал, то ужасно мучился, потому что не мог ничего не делать. Стюарт на пляже — зрелище душераздирающее. Но он не был жадным, наоборот. Ему нравилось покупать мне красивые вещи. Мы жили весело и интересно. У нас были друзья, с которыми мы постоянно общались. Мы могли бы и не разводиться — Господи, сколько семейных пар не разводятся, хотя живут хуже, чем жили мы, и считают, что все нормально.
Наверное, все началось в тот день, когда мы пошли к психологу. В этом мы с ним согласны. Но мы не согласны — почему. И по поводу этого разногласия мы к психологу не ходили. И в суд мы тоже не подавали. Мы оба хотели развода, детей у нас не было, и, как я уже говорила, Стюарт был человеком щедрым. У нас не было споров имущественных, и зачем было спорить, доискиваясь причин? Так что оно так и осталось неразрешенным, это разногласие. Осталось, как мусор на морском дне. Ну, знаете: море сверкает на солнце, вы плывете по теплым волнам, вода прозрачная, как слеза, вам радостно и хорошо, и вдруг вы видите на дне огромную кучу ржавого мусора. Жилище для крабов. И вы уже не замечаете ни синего неба, ни теплого моря — вы видите только мусор.
СТЮАРТ: Терри? Вы опять меня спрашиваете про Терри? Послушайте, для меня это все уже в прошлом. Пройденный этап. Ну хорошо. Я расскажу. Но больше мы к этому не возвращаемся, договорились? Если вы мне не верите, я это переживу. Я вот что имею в виду: то, что я расскажу, обсуждению не подлежит.
О'кей. Мы стали жить вместе, мы поженились. Терри сперва не хотела детей, и я не настаивал. Мы замечательно ладили, нам было хорошо вместе. А потом… Скажем так: Терри вдруг сделалась одержима Джилиан. Безо всякой причины. И примерно тогда же она решила — и очень ясно дала мне понять, — что не хочет детей от меня. И что я мог с этим поделать? Если кто-то из нас и нуждался в помощи психотерапевта, так это она. Проблема неразрешимая. Мне стало ясно, что с Терри у нас никогда не будет такой семьи, которая с моей точки зрения, может считаться семьей настоящей. Поэтому мы разошлись. А потом развелись. Это было болезненно, но мы хотели от брака разного, и как только ты это осознаешь, лучше сразу расстаться, правда? Конец истории.
ТЕРРИ: «То, что я расскажу, обсуждению не подлежит»? Он действительно это сказал? Это что, я такая чувствительная, или это и вправду звучит оскорбительно? Детали финансовой сделки могут не подлежать обсуждению, Стюарт, американская внешняя политика может не подлежать обсуждению, Стюарт, но мы сейчас говорим о человеческих отношениях, или ты не заметил?
Факт. Первая жена Стюарта очень сильно его обидела. Он был раздавлен, ему было больно — он даже не думал, что человеку бывает так больно. Она действительно его предала: выбросила за ненадобностью, как какой-то никчемный мусор, и ушла к его лучшему другу. Стюарт оправился очень нескоро. Прошло много времени, прежде чем он снова стал доверять людям. Факт. Он все-таки стал доверять. Со мной. Факт. Если тебя кто-то бросил и сильно обидел, это еще не значит, что ты сможешь его забыть. Обычно бывает наоборот: ты не можешь его забыть, ты о нем думаешь постоянно, ты становишься одержимым этими мыслями. Факт. В самом начале Стюарт завел разговор о детях, и я сказала, что еще не готова, что хочу подождать, и он сказал: хорошо, нас никто не торопит. Факт. Больше Стюарт о детях не говорил, и заговорил только через неделю после нашего неудачного визита к психологу.
Теперь — мое личное мнение. Хорошо продуманное решение, к которому я однажды пришла, и все во мне подтвердило, что это правильно — пресловутая женская интуиция, все мои ощущения, все наблюдения, все размышления о прошлом и настоящем. Помните, я говорила про честную ложь: что люди, когда влюбляются, часто говорят друг другу неправду, искренне полагая, что это правда или когда-нибудь станет правдой? И Стюарт тоже сказал мне неправду, причем очень большую неправду: «Я хочу, чтобы у нас были дети». И знаете, почему это ложь? Потому что — и чтобы это понять, мне понадобилось три года, — вот правда. Стюарт хотел, чтобы у нас были дети, но не мои и его, а его и Джилиан. Теперь вам понятно?
Эй, Стюарт, теперь уже это не подлежит обсуждению.
ДЖИЛИАН: Кто-нибудь знает, что происходит с Оливером?
Он вернулся из Линкольншира в отвратительном настроении. Софи побежала к двери, но Оливер даже не поговорил с ней — сразу поднялся наверх. Я слышала, как он идет по лестнице. Софи пришла ко мне и сказала:
— Папа в унылости.
Что делать, когда человек не в настроении? Я не психоаналитик, и из меня никогда бы не вышел психоаналитик. Так что я поступила так, как поступаю всегда в таких случаях: сделала вид, что ничего не случилось, постаралась изобразить веселье, и если Оливер не захочет заразиться моим настроением, тогда, я извиняюсь, пусть сам разбирается со своим. Он уже большой мальчик. Я человек — как там это жуткое слово? — не конфронтационный. Я расспрашиваю и слушаю, когда и если ему это нужно. Я всегда рядом, если ему необходима поддержка. Но, с другой стороны, я не сестра милосердия и не мамочка Оливеру — у меня уже есть две дочки.
Когда он спустился, я спросила, как у него прошел день.
— Морковь. Лук-порей. Утки.
Я спросила, не было ли пробок на шоссе.
— Шоссе было забито дебилами, трусами и лжецами.
Последняя попытка привести его в норму, вернуть к нормальности, как я это называю: я показала ему полки, которые повесил Стюарт. Он долго и тщательно их разглядывал — то подходил совсем близко, то отступал на пару шагов, как будто смотрел на картины в Национальной галерее, стучал по ним пальцами, дергал, чтобы проверить, хорошо ли они закреплены, вертел в руках спиртовой уровень, который Стюарт забыл, когда уходил. Обычное представление в духе Оливера, разве что чуточку чересчур.
— Они не покрашены, — сказала я, чтобы нарушить молчание.
— А я и не заметил.
— Стюарт подумал, что ты, может быть, захочешь покрасить их сам.
— Как мило с его стороны.
Как вы, наверное, уже заметили, я ненавижу подобные разговоры. Я люблю, когда люди говорят просто и по существу.
— Ну и что ты думаешь, Оливер?
— Что я думаю? — Он встал, широко расставив ноги и подперев кулаком подбородок — снова изображая задумчивого посетителя Национальной галереи. — Я думаю, это хорошо, что вы с ним так спелись в плане «по хозяйству».
Я смолчала. Я пошла спать. Оливер в ту ночь спал отдельно. Такое случается иногда, когда он не в настроении. Если девочки замечают, мы говорим им, что папа работал допоздна и лег спать в другой комнате, чтобы не разбудить маму.
СТЮАРТ: Я наткнулся на Оливера во дворе. Он тут же отставил корзину с эндивием и учинил целое представление из замысловатых поклонов и шарканий ножкой. Он даже достал носовой платок и принялся размахивать им у меня перед носом, едва не задевая меня по лицу. Он явно хотел мне о чем-то напомнить. Но у меня не возникло никаких ассоциаций.
— Оливер, — спросил я, — что ты тут изображаешь?
— Твоего лакея, — ответил он.
— С чего бы вдруг?
