Роберт Фленаган - Черви
Подойдя к двери, он хотел было выглянуть наружу, но увидел, что она, как и окна, плотно зашторена одеялами. Протянул руку, собираясь отогнуть уголок… и не осмелился. Еще, чего доброго, дежурная служба заметит свет и припрется проверить, в чем тут дело. Правда, это могло бы тогда положить конец затянувшейся сыщицкой авантюре Магвайра… Мидберри осторожно посмотрел через плечо. Старший «эс-ин» внимательно наблюдал за ним. «Пожалуй, не стоит, — решил Мидберри. — Тогда, в сержантской, мы были один на один, я говорил ему все в глаза и спор был честным. А сейчас может получиться, будто я исподтишка действую, вроде бы подсидеть его хочу. Так не годится. Даже ради прекращения всего этого безобразия. Потом никому не докажешь, что там у меня на уме было».
Подтащив один из рундуков поближе к двери, Мидберри закрыл крышку и уселся на нем, как на стуле. Во всю длину кубрика застыли в неестественной позе голые солдатские тела. Ноги раздвинуты, головы опущены между ног: головы — в сторону коек, спины — в проход.
«И эти парни, — с горечью подумал сержант, — должны вскоре стать настоящими солдатами, мужчинами, бойцами. Ну и бойцы! С самого начала приучены прежде всего к тому, чтобы безропотно сносить любые унижения, глумление, издевательства. Да какой же истинно уважающий себя мужчина потерпел бы все это! Что удерживает этих здоровых парней от того, чтобы дать отпор издевающемуся над ними сержанту? Неужели все дело только в том, чтобы, упаси бог, не остаться за бортом выпуска? Или же они боятся какого-то другого наказания? Может быть, полковой тюрьмы? Неужели они не в состоянии сообразить, что, если дело дойдет до расследования, Магвайру влетит гораздо больше, чем им. Нет, главное, очевидно, все же в страхе. Просто каждый очень запуган, очень боится Магвайра. Но еще больше, чем его, боится, что в случае каких-либо осложнений неминуемо окажется в одиночестве, будет предан товарищами, брошен ими на съедение начальству. Вот, пожалуй, где действительно собака зарыта — никто никому не доверяет, в каждом видит прежде всего врага. Но ведь это же чудовищно! Шестьдесят шесть здоровых парней боятся одного садиста с налитым пивом жирным брюхом. Прямо как львы в цирке. Хлюпик-дрессировщик щелкает бичом, и они послушно прыгают сквозь обруч. Да, с такой публикой, пожалуй, лучше уж не связываться». Мидберри был сейчас глубоко убежден, что, попытайся он выступить против Магвайра, наверняка останется в одиночестве — никто из солдат не поддержит его, никто не станет на его сторону.
Воющий по-собачьи новобранец вполз в дверь и двинулся дальше, подвывая, вдоль прохода, а вбежавший в кубрик Вуд вытянулся перед штаб-сержантом.
— Так сколько у тебя пропало?
— Сэр, четырнадцать долларов.
— Ты уверен?
— Так точно, сэр! Они были у меня в рундуке…
— И когда же ты хватился? Когда заметил пропажу?
— Сэр, я полез туда сразу же после ужина. Гляжу, а их нет…
Магвайр поглядел в противоположный конец кубрика на сидящего там помощника. Подумал, затем вновь повернулся к Вуду:
— А ты, парень, случайно, не вздумал вола вертеть?
— Никак нет, сэр!
— Не потерял ли ты эти денежки где-нибудь еще, а?
— Никак нет, сэр, они все время были в рундуке. Я совершенно уверен, сэр, что их…
— Ладно! Заткнись. Коль так уверен.
— Так точно, сэр!
— Знаешь, в Корее мы, случалось, захватывали этих гуков. Ух, и хитрюги же, скажу я тебе. Прямо жуть какие хитрые. Особенно в смысле того, как получше что-нибудь спрятать. Приходилось другой раз лазать в такие места, что ты и не поверишь. Особенно если у них какие-нибудь там бумаги важные были или еще что. Они их в рот запихнут, а то между ног зажмут. Прямо диву давались, что за хитрецы.
Глаза Вуда непроизвольно скосились в сторону низко согнувшихся солдатских шеренг…
— Вот я и говорю, — делая вид, будто ничего не замечает, продолжал штаб-сержант, — что рты я у них уже проверил. Там пусто…
— Сэр! — в ужасе отшатнулся солдат.
— Ты чего это взвился? Надо же в конце концов кончать с этим делом. Сам же заварил кашу, тебе и завершать. Ищи свои денежки. Еще горяченькие…
— Сэр!
— Давай, давай, червяк. Нечего сопли распускать. Ты теперь по этому делу за старшего. Действуй!
— Но, сэр, я…
— Так ты, выходит, не шибко-то хочешь отыскать свои денежки? Трепал тут, трепал, а теперь в кусты? Ах ты, мразь паршивая! Уж не вообразил ли, будто мы с сержантом Мидберри этак вот, за здорово живешь, проишачили всю ночь, и все зазря? Отвечай, скотина!
— Никак нет, сэр! Только я…
— Так тогда пошевеливайся. Не стой на месте, как ворона на куче дерьма! А то смотри, психану, тогда уж не поздоровится. Ясненько? П-шел!
Вуд неуверенно двинулся к дальнему концу кубрика, туда, где сидел Мидберри. Остановившись у первого согнувшегося в неприглядном поклоне солдата, он несколько секунд колебался, потом поглядел на поднятую несколько вверх нижнюю часть спины, шагнул ко второму, третьему. Когда он собирался сделать еще один шаг, Магвайр крикнул, чтобы тот вернулся к нему.
— Ты что же это из себя тут строишь, червячина поганая, — заорал он, когда солдат подбежал и вытянулся. — Видали чистоплюя? Ты, мразь, заглядывай как следует. В самую глубь. Чтоб уж никакого сомнения не оставалось. И руками пользуйся, авось не отвалятся.
— Сэр! — Вуд остолбенело уставился на сержанта. — Сэр, я…
Магвайр не дал ему договорить. Мгновенно вытянув руку, он цепко схватил Вуда за ухо, рванул на себя. Глаза у него снова налились кровью, в горле хрипело и булькало, как у свиньи, когда она давится:
— Ты что же это еще удумал, мразь? Неповиновение? Невыполнение приказа? Так, что ли, тебя понимать?
— Никак нет, сэр! Ни в коем случае! Я только…
— Ах, вон как, — сразу же успокоился Магвайр. — Тогда другое дело. Давай! Действуй, как приказано.
Вуд подошел к тому солдату, у которого застал его окрик сержанта, наклонился. Но Магвайр остановил его:
— Это еще что такое? Сначала начинай, с первого. Давай!
«О, господи», — чуть ли не вслух простонал Мидберри. Он не мог поднять глаз от надраенного добела пола. Какое-то мгновение ему казалось, что Вуд собирается позвать его на помощь. Если бы только он решился. Мидберри внутренне уже был готов, ждал только знака, хотя бы намека на призыв. Но Вуд не решился. Сейчас он молча двигался между шеренгами согнувшихся солдат, беспрекословно подчинявшихся еще одной отвратительной выходке Магвайра. А тот в это время шагал рядом с Вудом, подгоняя солдата, покрикивая на него и требуя:
— Гляди получше, черт паршивый! Нечего морду воротить, раз сам кашу заварил. Ищи вот теперь, подонок!
Адамчик слышал, как Вуд с Магвайром все ближе и ближе подходят к нему. Безотчетный страх, как тисками, сжал ему желудок, холодный пот покрыл тело…
Он знал, что теперь-то уж ему не миновать обморока и позора, который потом ожидает. Знал, но ничего не мог поделать. Тщетно пытался сжимать и распускать мышцы живота, задерживать дыхание, стискивать челюсти. Кислая слюна заполняла рот, желудок просто вывертывало, и в тот момент, когда голос Магвайра прозвучал где-то над ним, у Адамчика начался приступ безудержной рвоты. Он обрызгал кровать, загадил пол, попало и на стоявшего рядом Уэйта.
— Чтобы ты провалился, — крикнул тот, пытаясь отскочить в сторону. Это движение не ускользнуло от глаз Магвайра. Развернувшись, он наотмашь ударил Уэйта по затылку. И одновременно с этим движением нога сержанта с силой двинула Адамчика.
— Стоять, скоты! Я вам попрыгаю!
Уэйт остановился, снова нагнулся. Рядом, держась из последних сил, стоял полузадохшийся Адамчик.
— Ну ты и подонок, Двойное дерьмо, — голос штаб-сержанта звучал чуть ли не добродушно. — С тобой, сучье мясо, и впрямь не соскучишься…
Адамчик не шевелился. Голова его безвольно висела почти что между ног, во рту было омерзительно, горло как наждаком ободрали. Страшно болело то место, по которому пришелся удар Магвайра. Там что-то дергалось, пульсировало. Адамчик боялся, нет ли перелома — таким страшным был удар.
«Да, будет теперь всяким горлопанам лишний повод языки почесать, — с горечью думал солдат. — Раззвонят по всему лагерю. Особенно если меня теперь вышибут отсюда с разбитой задницей». Как же он в эти минуты ненавидел Магвайра. Как ненавидел взвод, казарму, весь этот Пэррис-Айленд и морскую пехоту с ее чудовищной системой, подавления людей.
— Сэр, — с трудом выдавил он, — рядовой Адамчик просит разрешения у сержанта-инструктора…
— Заткнись, мразь вонючая! Заткнись и стой, как приказано. И не вздумай еще раз разевать свою поганую глотку. Ясненько?
— Так точно, сэр!
— Да. Вот уж, истинно, подарочек нам. А ну-ка, Вуд, проверь его. Может, денежки тут? — И он, довольный собой, захихикал.
Адамчик уже ничего не чувствовал. Слезы заливали лицо, бежали по вискам и на лоб, капали на грязный пол. Ему казалось, что еще немного — и с ним случится то же, что и с Клейном. Больше не было сил. Есть же предел любому терпению. Где же правда? Почему он должен вечно страдать от несправедливости, издевательств и насмешек? То Магвайр, то Филиппоне, то еще какой-нибудь негодяй. Какие же после этого у него шансы попасть в выпуск? Когда он всем ненавистен, всеми презираем и гоним!
