Джон О'Хара - Жажда жить
— Тебе не кажется, что это перебор? — поинтересовался как-то у жены Уилл.
— Нет. Пусть этот год запомнится ей на всю жизнь, — возразила Эмили.
Один из маршрутов привел в серный источник, что соответствовало ее плану перемены обстановки. Погода там выдалась божественная, и Эмили сказала, что вообще-то Грейс неплохо бы некоторое время отдохнуть. Отдых пришелся весьма кстати, ибо к тому времени, когда Эмили решила, что можно возвращаться в Форт-Пенн, с делом Баума было покончено: Луи Бауму была предоставлена возможность признать себя виновным в убийстве второй степени, и его приговорили к двадцати годам заключения. Кое-кто из итальянцев недовольно ворчал и жаловался, но слышали эти протесты исключительно сами же итальянцы, да еще один местный политикан, некто Роджер Бэннон, который заявил, пожимая плечами:
— А что я вам, добрые люди, говорил? До тех пор пока вы не выправите себе все бумаги, с этими подонками-голландцами сражаться бессмысленно. Живите как надо и голосуйте как надо, не зря я вам твержу это изо дня в день. Но как голосовать, если нет гражданства? По крайней мере здесь, на этой помойке, где смердит голландским духом, это невозможно. С меня не спускают глаз так же, как дьявол не спускает глаз с низкооплачиваемого банковского клерка.
— И ведь не голландец вытащил малого из беды, — заметил кто-то из итальянцев.
— Разумеется, нет! Думаешь, я не знаю? Это сделал ирландец! А что я вам все время твержу? Это был Десмонд О’Коннол, ирландец, а не кто-то из этих балбесов.
— Но вы же их вините.
— Ну да. Но я не виню их за то, что они так хорошо отдают себе отчет в собственных недостатках, что им хватило ума выдвинуть ирландца, сметливого, умного адвоката. Улавливаешь, к чему я клоню, бонджорно?
— Не совсем.
— В таком случае не сочтите за нескромность, но я готов сделать для итальянца то же самое, что наш общий друг Десмонд О’Коннол сделал для этих толстопузых любителей пива. Когда им приходится туго, они идут к ирландцу. Почему бы вам не воспользоваться такой же возможностью? Ваш друг Роджер Бэннон не адвокат, но провернул он уйму дел вне здания суда. В стотысячный раз повторяю, выправьте себе документы, станьте избирателями, а дальше уж мое дело — позаботиться о том, чтобы ни один итальянец не попал на палубу. Мы будем путешествовать первым классом, и не исключено даже, нас будут обслуживать нынешние владельцы судна, если вы понимаете, о чем я.
— Да.
— Беда многих ваших соплеменников заключается в том, что они с утра до ночи обливаются по́том, как галерные рабы, гнут спину кто на Пенси, кто на Нескви, получают не больше трубочиста — и довольны жизнью! Довольны словесами больших людей, довольны тем, что ломают хребет, пока не заработают туберкулез и не начнут харкать кровью в подушку по ночам. И за что? За какую-то мелочь, за восемьсот долларов, ну за две тысячи, на которые можно вернуться в старый дом, купить ферму и поднять детей, чтобы те тоже поливали по́том несколько акров итальянской земли. Я тоже родился в старом доме, но если бы кто-нибудь из моих ребят сказал, что хочет вернуться в Ирландию и жить там, я бы утопил его! В свой срок мой старший поступит в колледж, даже если мне придется для этого украсть деньги. Да вы знаете его. Роджер Бэннон-младший. Сейчас ему четырнадцать, но он уже ростом с меня. Я не против, чтобы он разносил газеты, но ничего больше, пока не вырастет. Без тех грошей, что он зарабатывает сейчас, я обойдусь, а когда-нибудь он получит образование, окрепнет и тогда уж принесет домой не цент, а доллар. То же касается его братьев. Им и в голову не приходит расспрашивать о маленькой ферме в Вексфорде, откуда я родом. Вот и вам бы так, ребята. Тогда у нас что-то получится.
Итальянцы мечтательно кивали, даже не задаваясь вопросом, с чего бы это хозяину кафе «Бэннон» вспоминать толстопузых любителей пива, и словно бы забыв, что гроши, получаемые за разноску газет, Роджер младший кулаками выбил у одного итальянского парнишки. Они просто принимали эти факты как данность по той простой причине, что Роджер Бэннон был единственным неитальянцем, кто проявлял к ним хоть какой-то интерес.
На фоне большого и успешного бала — выхода в свет — празднование восемнадцатилетия, по соображениям Эмили Колдуэлл, могло бы пройти тускло, и потому она решила, что ее планам, как ближайшим, так и долгосрочным, будет более соответствовать апрельская поездка Грейс в Нью-Йорк. Раньше она не проводила там более недели, но теперь, вступив в новую жизнь, юная леди наверняка обнаружит, что большой город с его магазинами, театрами, людьми — это целый мир таких приключений, которых раньше она просто не понимала, так что Эмили расписала нынешнюю поездку на две недели самых разнообразных развлечений. Ни у Колдуэллов, ни у Броков не было в Нью-Йорке родственников, которые могли бы стать надежными гидами молодой провинциалке, но такие деньги, как у Колдуэллов — деньги чистые и большие, — создают связи сами по себе. Высокопоставленные особы из железнодорожной компании «Несквехела, Форт-Пенн и Ливан» поддерживали дружеские отношения со своими коллегами из Ридинга, те были в еще более теплых отношениях с Домом Моргана, и хотя знающие люди поговаривали, что одно лишь имя Моргана еще не может служить пропуском в клуб, появиться в обществе под этим зонтиком было небесполезно. Джордж Лонгуэйз, не будучи формально партнером Моргана, стоял к Дому достаточно близко, как близок был и Уиллу Колдуэллу, так что, когда последний в приписке к какому-то деловому посланию попросил его присмотреть за Эмили и Грейс, когда те будут в Нью-Йорке, времени зря терять не стал. Жена Джорджа сразу же продемонстрировала свое гостеприимство, добавив, что всю жизнь мечтала дать ужин в честь Эмили, а теперь вот Эмили и Грейс. Приглашение остановиться в доме Лонгуэйзов Эмили вежливо отклонила, идею же вечернего приема приветствовала в самых изысканных выражениях, тем более что Мэйзи Лонгуэйз планировала его на самое начало их двухнедельной поездки, и, стало быть, следом за ним можно ожидать новых приглашений. У Мэйзи будут Бомоны и Отисы, добрые знакомые Колдуэллов, на которых тоже можно рассчитывать в Нью-Йорке, а помимо того молодые люди, с которыми Грейс будет небезынтересно познакомиться.
Мэйзи навестила Эмили в тот же день, как они остановились в «Никербокере».
— Да, я подумала кое о ком, — сказала Эмили. — Вы, случайно, не знакомы с Сидни Тейтом?
— Ну как же. Мы часто бываем у них дома, у Альфреда и Анны Тейт. Сидни и Алан — это наш младший, по-моему, когда вы раньше заезжали к нам, он всегда был в школе, — так вот, они дважды в неделю катаются на лошадях. Как у Грейс с этим делом?
— Все в порядке, настоящая наездница.
— Я, собственно, и так собиралась пригласить Сидни, еще до того, как вы назвали его имя. А он что… поклонник?
— Нет, нет, но он был нашим гостем, когда приезжал повидаться со своими йельскими однокашниками.
— Если хотите, я могла бы посадить его рядом с Грейс.
— Нет, не обязательно. Просто хотелось, чтобы среди людей ее возраста было хоть одно знакомое лицо. То есть не наших с вами лет.
— Ясно. А если Сидни не сможет быть в этот день, зайдет как-нибудь в другой раз. На том и порешим.
— Идет. Вы же сами понимаете, Мэйзи, для девочки все здесь внове.
В этот самый момент из первого в своей жизни самостоятельного похода по магазинам вернулась Грейс.
— Смотрю, об этой юной леди волноваться не приходится, — заметила Мэйзи. — Нью-Йорк уже у ее ног.
На ужин Сидни пришел, правда, этот вечер был у него занят, но ранее принятое приглашение удалось отклонить. Остаться наедине с Грейс не выпало ни минуты, зато Сидни без труда практически монополизировал Эмили, чему немало способствовало то, что она сама предоставила себя в его распоряжение; во всяком случае, ей хватило времени сказать, в какой гостинице они остановились, как долго пробудут в Нью-Йорке и как чудесно было бы как-нибудь попить вместе чаю. Сидни, в свою очередь, напомнил Эмили, что, коль скоро он был гостем Колдуэллов, теперь их, Эмили с дочерью, очередь отужинать у Тейтов. Назначили дату, и мистеру и миссис Альфред Тейт представилась возможность впервые увидеть девушку, которой предстояло составить счастье их сына. Других молодых людей у Тейтов не было. Зато миссис Тейт удалось заполучить приглашение на танцы к кому-то из знакомых, живших неподалеку. Гости всячески добивались чести быть представленными Грейс, и Сидни не скрывал радости от того, что девушка, в которую он явно влюблен, — его спутница.
Наутро после званого ужина он зашел к матери, которая завтракала в кровати.
— Гм, гм, пахнет недурно, — заметил он. — Ты, смотрю, свежий кофе пьешь, а мне достался подогретый отцовский.
— Ну так, ради Бога, налей себе свежего. Вижу, это единственная причина, по которой ты зашел ко мне нынче утром. Выпить чашку свежезаваренного кофе. Дорогой мой, бедный мой мальчик.
