Герман Кох - Ужин
— Паул? — Он озабоченно повернулся ко мне. Не знаю, однако, была ли эта озабоченность искренней или наигранной.
— Да, что? — спросил я.
— Я полагаю, что ты тоже в курсе всех фактов?
Всех фактов. Я едва сдержал улыбку и посмотрел на Клэр.
— Конечно, — сказал я. — Вопрос — что именно понимать под фактами.
— Мы к этому еще вернемся. Сейчас главное — наши действия. Как мы обо всем расскажем.
Сначала я подумал, что ослышался, и снова посмотрел на Клэр. «У нас проблема», — сказала она несколько минут назад. «Теперь понимаешь?» — спрашивал ее взгляд.
— Подожди-ка, — сказал я.
— Паул. — Серж накрыл рукой мою ладонь. — Пожалуйста, позволь мне договорить. Придет и твоя очередь.
Гости за соседними столиками снова склонились над тарелками, но на открытой кухне было неспокойно. Три официантки окружили Тонио и метрдотеля, которые хоть и не смотрели в нашу сторону, но, готов поспорить на свой сырный десерт, обсуждали нас, то есть меня.
— Мы с Бабеттой говорили сегодня с Риком, — сказал Серж. — У нас сложилось впечатление, что Рик безумно страдает и несказанно сожалеет о содеянном. Он буквально не спит ночами. Плохо выглядит. Плохо учится.
Я снова было открыл рот, но сдержался. По тону моего брата я почувствовал, что тот пытался выгородить своего сынка. Рик не спит. Рик плохо выглядит. Рику очень жаль. Нам с Клэр следовало вступиться за Мишела. Но что мы могли сказать? Что Мишелу тоже жаль? Что он выглядит еще хуже Рика?
Это была ложь. Мишела занимали другие вещи. Ему некогда было думать о подожженной бомжихе. И что там Серж несет об учебе? К чему это предисловие, подумал я.
И решил взять слово только после Клэр. Если Клэр скажет, что в свете всего случившегося говорить о школьных успехах неуместно, я ее поддержу. Успеваемость Мишела никого не касается.
«Пострадала ли вообще успеваемость Мишела от недавних событий?» — спросил я себя секунду спустя. По-моему, нет. В этом смысле он тверже стоит на ногах, чем его двоюродный брат.
— С самого начала я старался отнестись к случившемуся, абстрагируясь от собственного политического будущего, — сказал Серж. — Впрочем, не стану утверждать, что я о нем не думал.
Судя по всему, Бабетта снова заплакала. Беззвучно. У меня закралось ощущение, что я присутствую там, где мне присутствовать совсем бы не хотелось. Я подумал о Билле и Хиллари Клинтон. Об Опре Уинфри.
Так что же это? Неужели генеральная репетиция пресс-конференции, на которой Серж Ломан признается, что мальчик из телепередачи «Внимание: розыск!» не кто иной, как его сын, но он все-таки по-прежнему рассчитывает на доверие избирателей? Неужели он столь наивен?
— Сейчас меня в первую очередь волнует будущее Рика, — сказал Серж. — Конечно, вполне возможно, что следствие никогда не найдет виновных. Но сможем ли мы продолжать нормальную жизнь? Сможет ли Рик жить с этим? Сможем ли мы? — Он взглянул сначала на Клэр, а потом на меня. — Вы сможете? — спросил он. — Я — нет, — продолжил он, не дожидаясь ответа. — Я представляю, как стою на ступеньках королевской резиденции с королевой и министрами. Зная при этом, что в любой момент, на любой пресс-конференции какой-нибудь журналист поднимет руку: «Господин Ломан, оправданны ли слухи о том, что ваш сын был причастен к убийству бездомной женщины?»
— Убийству! — вскрикнула Клэр. — С чего ты взял, что это убийство?
На секунду воцарилось молчание. Слово «убийство», несомненно, услышали как минимум за четырьмя соседними столиками. Серж оглянулся, а затем посмотрел на Клэр.
— Извини, — сказала она. — Я погорячилась. Но это не имеет значения. Мне кажется, что «убийство» — это слишком.
Я восхищенно глядел на свою жену. В гневе она была еще прекраснее. Особенно ее глаза, ее взгляд приводил мужчин в замешательство. Других мужчин.
— А как бы ты это назвала, Клэр? — Серж взял со стола десертную ложку и начал ковырять свое растаявшее мороженое. Это была ложка с очень длинной ручкой, и все-таки он умудрился перепачкать мороженым кончики пальцев.
— Несчастный случай, — сказала Клэр. — Неудачное стечение обстоятельств. Никто в здравом рассудке не будет утверждать, что в тот вечер они направились к банкомату, чтобы убить бездомную женщину.
— Но именно это и зафиксировано на видеокадрах! Именно это и видела вся Голландия. Можешь не называть это умышленным убийством, назови непредумышленным, но женщина и пальцем не успела пошевельнуть, чтобы защититься. Сначала ей в голову запустили лампой, потом стулом и, наконец, канистрой.
— Что она делала в этом закутке?
— Это не важно. Бездомные — повсюду. К сожалению. Они спят там, где могут хоть чуточку согреться. Там, где сухо.
— Но она им мешала, Серж. С таким же успехом она могла бы разлечься у входа в ваш дом. Там тоже наверняка тепло и сухо.
— Давайте попытаемся сосредоточиться на главном, — сказала Бабетта. — Я действительно не думаю…
— Это и есть главное, дорогуша. — Клэр накрыла рукой ладонь Бабетты. — Только не обижайся, но если послушать Сержа, то можно подумать, будто речь идет о несчастном птенчике, выпавшем из гнезда. А на самом деле это взрослый человек. Взрослая женщина, которая сознательно устраивает себе ночлег в кабине банкомата. Пойми меня правильно: я лишь пытаюсь поставить себя на место Мишела и Рика. На место наших сыновей. Они не были пьяны или накачаны наркотиками. Они лишь хотели снять немного денег. Но у банкомата кто-то лежал и вонял. Естественная реакция — им захотелось прогнать его оттуда.
— Они могли бы поискать другой банкомат.
— Другой? — Клэр рассмеялась. — Ну конечно. Всегда можно пойти окольными путями. Вот ты, Серж, что бы ты сделал? Представь, что ты открываешь дверь собственного дома и видишь на пороге спящую бомжиху. Как бы ты поступил? Перешагнул через нее или остался дома? А если кто-то мочился бы на твою дверь? Ты бы тоже просто ее закрыл? Переехал бы в другой дом?
— Клэр… — сказала Бабетта.
— О’кей, о’кей, — сказал Серж. — Твоя точка зрения ясна. Я и не спорю. Конечно, мы не должны прятаться от проблем или сложных ситуаций. Но проблемы нужно решать. А лишать бездомных жизни — это не решение.
— Господи, Серж! — воскликнула Клэр. — Я не говорю здесь о решении проблем всех бездомных. Речь идет об одной конкретной бездомной. Вернее, о Рике и Мишеле. Я не отрицаю того, что случилось. И мне тоже не по себе. Но мы должны посмотреть на произошедшее объективно. Это был несчастный случай. Несчастный случай, который может повлечь серьезные последствия для жизни и будущего наших детей.
Серж вздохнул и положил обе руки на стол; он пытался поймать взгляд Бабетты, но та поставила на колени сумочку и что-то в ней искала или делала вид, что ищет.
— Верно, — сказал он. — Будущего. Как раз об этом я и хотел поговорить. Я точно так же озабочен будущим наших детей, как и ты, Клэр. Только я не верю, что они смогут жить с таким грузом. Когда-то он их придавит к земле и сломает. Во всяком случае, Рику уже нелегко, — он снова вздохнул, — да и мне тоже.
Мне в очередной раз показалось, что я присутствую при разговоре, имеющем лишь опосредованное отношение к реальности. К нашей реальности, во всяком случае, реальности двух супружеских пар — двух братьев и их жен, — собравшихся в ресторане, чтобы обсудить проблемы своих детей.
— Ради будущего моего сына я сделал для себя определенные выводы, — сказал Серж. — Скоро, когда все будет позади, Рик снова заживет нормальной жизнью. Хочу подчеркнуть, что это решение я принял единолично. Моя жена… Бабетта… — Бабетта выудила из сумочки нераспечатанную пачку «Мальборо лайт» и сорвала с нее прозрачную пленку. — Бабетта со мной не согласна. Но решение принято. Она тоже узнала о нем лишь сегодня.
Он перевел дыхание. Затем посмотрел на каждого из нас по очереди. Только теперь я заметил влажный блеск в его глазах.
— В интересах моего сына и в интересах страны я отказываюсь от поста лидера партии, — сказал он.
Затянувшись, Бабетта вынула сигарету изо рта. Посмотрела на нас с Клэр.
— Дорогая Клэр, — сказала она. — Дорогой Паул… вы должны что-то сказать. Скажите ему, что он не может так поступить. Скажите ему, что он сошел с ума.
38
— Это невозможно, — сказала Клэр.
— Конечно нет, — сказала Бабетта. — Видишь, Серж. А ты как думаешь, Паул? Ты ведь тоже считаешь это сумасбродством? Это ведь никому не нужно?
Лично мне мысль о завершении политической карьеры моего брата была по душе, все бы от этого только выиграли: наша семья, наша страна, — судьба уберегла бы страну от четырехлетнего срока правления Сержа Ломана (эти четыре года дорого обошлись бы его согражданам). Я представил себе немыслимое, картинки, которые мне всегда успешно удавалось вытеснять из сознания: Серж Ломан рядом с королевой на ступеньках королевской резиденции, позирует для официального снимка вместе с вновь образованным правительством; с Джоржем Бушем в кресле у камина; с Путиным на теплоходе во время прогулки по Волге. «По окончании европейского саммита премьер-министр Ломан и президент Франции подняли бокалы…» Первое ощущение — стыд от самой мысли, что главы правительств всего мира окажутся в обществе этой пустышки — моего братца. Что в Белом доме и на Елисейских полях он в три приема проглотит свой турнедо, потому что именно там ему приспичит что-нибудь съесть. Многозначительные взгляды, которыми обменяются главы правительств. «He’s from Holland»,[14] — скажут они или только подумают, что еще хуже. Все затмевающий стыд на все времена. Стыд за нашего премьера, единственное чувство, неразрывно связывающее нынешнее голландское правительство со следующим.
