Дженнифер Иган - Цитадель
Проковыляв таким манером пару минут, Дэнни замедлил шаг. А куда он, собственно, так спешит? Обратно в свою комнату? Но его и так уже преследовало ощущение, что он пробыл там безвылазно несколько месяцев. В башню? В башне баронесса. К пролому в стене? Пролом далеко, вряд ли он до него доковыляет; да и как карабкаться по камням, когда одна нога в ботинке, другая в сандалии, а долбаное колено не сгибается?
Некуда ему спешить, понял Дэнни, и его хорошее самочувствие мало-помалу стало улетучиваться.
Когда он остановился, листья под ногами перестали шуршать, но в кустах совсем рядом что-то хрустнуло. Дэнни замер на месте, прислушиваясь. Наверху ветер поскрипывал ветвями, иногда с разных сторон доносились мелкие неясные шорохи. Птицы? Мыши? Возможно, но не только. Было еще что-то. Или кто-то. Как только Дэнни делал шаг, звук слышался снова.
Страх, как конденсат, холодными каплями оседал в груди.
Сердце гулко колотилось, в крови накапливался адреналин. Дэнни захромал дальше, стараясь идти как можно быстрее, но быстро все равно не получалось. Снять ботинок и надеть вместо него сандалию? Нет, нет, только не останавливаться. И не расставаться с левым счастливым ботинком.
Мелькнула мысль о бассейне. Там кругом хотя бы открытое пространство, там можно будет оглядеться. Всегда полезно знать, с кем имеешь дело. А еще на дне бассейна покоилась спутниковая тарелка. Рядом с ней, почему-то казалось Дэнни, ему будет спокойнее.
Как только появилась цель, стало чуть легче. Припадая на одну ногу, Дэнни двигался в сторону бассейна — если, конечно, он правильно определил направление. Он нарочно производил как можно больше шума, чтобы не слышать пугающих звуков. Но это не помогало, его преследователь или преследователи не отставали и продвигались сквозь черные заросли с той же скоростью, что и он сам. Дэнни было жутко и странно, он словно наблюдал за собой со стороны: вот он ковыляет по одичалому саду, спотыкаясь о гнилые коряги, — хромой, разноногий, беззащитные пальцы правой ноги неестественно белеют в темноте, голова разбита, за спиной замок, полный незнакомых людей, и все это происходит в стране, названия которой он не знает. И деться ему отсюда некуда. И выбора нет. А еще точнее, ничего у него нет, иначе как бы его угораздило вляпаться в такое?
Опять потянуло холодом. Дэнни начал вслух повторять себе: Возьми себя в руки. Возьми. Себя. В руки.
Вот так незаметно и вползает червь. Лишь однажды позволишь себе подумать лишнее, а он уже внутри тебя, уже жрет. И не остановится, пока не сожрет все. Ты всего лишь представил себя слабым и беззащитным — и готово, вот ты и есть слабый и беззащитный, и рано или поздно это станет ясно всем. Дэнни не раз видел, как червь пожирал людей. Точно так же, как годы пожирают этот замок: вгрызаются в потолки и стены, прокладывают ходы под полом. Казалось бы, вот коридор, только что отреставрированный — блестят лакированные двери, горят электрические канделябры, — а внизу под новенькими половицами все источено насквозь, живого места не осталось.
Он угадал близость бассейна, еще не доковыляв до кипарисов: смрадный ветер ударил в нос и растрепал волосы. Дэнни невольно замер, ощутив этот нехороший ветер на лице и вслушиваясь в нехороший, скрипучий, скребущий звук внутри кипарисовой изгороди. Звук, от которого кожа на его черепе натянулась, бинты с прилипшими к ним волосами сдвинулись с места, а сердце заколотилось о ребра, как таран. Дэнни окаменел, двигались одни глаза. Нет, он не побежит, не побежит ни за что. Это все бред, это от головы, от червя.
Он сунул руку в карман — за телефоном. Что-то внутри Дэнни требовало немедленно установить связь, все равно с кем, и было глухо к голосу здравого смысла (который говорил, в частности, что телефона в кармане нет). Это что-то застряло в черепной коробке, и ему было некуда деться и не к чему прикрепиться. Рука Дэнни так резко дернулась в глубь кармана, что ткань прорвалась под ногтями; но телефона все равно не было. И тогда острие, засевшее в голове и нацеленное наружу, развернулось на сто восемьдесят градусов, внутрь мозга — и тут же проснулась головная боль.
Отыскав проход и протиснувшись между кипарисами, Дэнни наконец увидел бассейн: круглый, черный, безмолвный. Бассейн воображения. Правда, в темноте можно было подумать, что он черный просто оттого, что ночь, а не сам по себе. Поднявшийся ветер гнал сухие листья по мраморным плитам. Свет, идущий непонятно откуда, — с неба? — отражаясь от белого квадрата отчищенного мрамора с противоположной стороны, создавал над бассейном легкий ореол, как после снегопада. Оказавшись на открытом месте, Дэнни внимательно огляделся. Никого. Отчаянное сердцебиение начало утихать, ток крови понемногу замедлился.
Оттого, что бояться оказалось нечего, Дэнни стало так легко, что закружилась голова. Нельзя сказать, что опасность ушла совсем, червь все еще подкарауливал его, выжидая удобный момент. В чем в чем, а в этом Дэнни разбирался неплохо. Он знал: когда твой червь поднял голову и ждет, полезно принять кое-какие меры предосторожности — например, спрятать все самое важное и ценное в надежное место, куда червю не пробраться. Надежное место — то есть сердце, так Дэнни думал раньше. Но теперь он знал другое, более точное слово: цитадель. Если замок Дэнни падет, в этой его внутренней цитадели будут храниться все его главные ценности. Хорошо, а какие? Как только Дэнни задал себе этот вопрос, перед ним, в стремительном круговороте людей и событий, замелькали последние восемнадцать лет его жизни: друзья, подруги, краткие мгновения побед, сильные люди, при которых он числился номером вторым, — но когда он откинул все лишнее, все, кроме самого главного, без чего он не смог бы существовать, из всего круговорота осталась одна только Марта Мюллер. То, что Марта его любит. Дэнни представил, как он бережно, словно живое существо, держит в ладонях это свое сокровище — она его любит! — помещает его, будто в заветный ларец, в свою грудную клетку и запечатывает сургучом. И страх ушел, Дэнни наконец почувствовал себя в безопасности. Конечно, безопасность эта была относительная; но все же он знал: пока Марта Мюллер находится в цитадели, червь ему не страшен.
Тут на Дэнни навалилась такая слабость, что ему срочно понадобилось сесть. Последствия перелета, может, и прошли, но разбитая голова плюс ноги разной длины оказались немногим лучше. Доковыляв до мраморной скамейки около бассейна, Дэнни с облегчением рухнул на нее и стал смотреть на воду. Участки, не заросшие тиной, серебрились отраженным светом то ли неба, то ли мрамора; заросшие тоже серебрились, только смахивали при этом на жирную тряпку. Дэнни вдыхал, выдыхал, приходил в себя. На краю неба мелькнула зарница — что там, гроза?
Неожиданно вода колыхнулась, по ней пошли круги — не ровные и аккуратные, как от камешка или рыбки, а настоящие волны, как от чего-то большого и тяжелого.
И рядом, под маслянистым слоем тины, тоже дернулось что-то тяжелое — вода выплеснулась на квадрат белого мрамора, от нее во все стороны расплылось зловоние. Кожа у Дэнни на голове снова натянулась, отчего заболели швы или скобки или что ему там наложили, а волосы под бинтами, кажется, попытались встать дыбом.
Стало тихо. Ни комаров, ни ветра, ни трепетания листвы. Пауза. Будто кто-то задержал дыхание.
И тогда Дэнни увидел два силуэта. Возможно, они были там с самого начала, просто он их не замечал, смотрел на воду. Почему-то он не мог понять, темные они или светлые, — словно ему показывали негатив, а не саму картинку. Вот силуэты стоят поодаль друг от друга, вот они начинают сближаться, вот сливаются на самом краю бассейна, их уже не различить. Послышался всплеск, зловонная волна всколыхнула черный бассейн.
Дэнни хотел встать, он даже приказал себе вслух: вставай, кретин! Но не мог двинуться с места. Сердце тяжело колотилось, к горлу подступала тошнота.
Что это было, близнецы? Картина их гибели? Что бы ни было — в темноте не разобрать, — но без насилия явно не обошлось: либо один толкнул другого, либо кто-то толкнул их обоих.
Значит, сначала они стояли отдельно. Потом вместе. Потом кто-то кого-то толкает. Потом круги по воде, и черная волна плюхается о мрамор — раз, другой, третий, с каждым разом сильнее и громче.
Прочь отсюда, раздался голос внутри Дэнни. Прочь, беги!
Дэнни: Не побегу. Мне нечего бояться. Но сердце в груди сжималось и леденело.
Поверхность бассейна задрожала, покрылась мелкой рябью, будто что-то огромное поднималось со дна.
Дэнни наконец встал. Этого не может быть. Не может быть. В жизни не может такое происходить. Меж тем на его глазах происходило следующее: из ряби в центре бассейна образовалась дыра, похожая на раскрытую пасть или на разверстую черную могилу. В горле у Дэнни булькнула поднявшаяся желчь. Мне нечего бояться, это просто бред от больной головы. Это был один голос, но его перебивал второй, сдавленный от ужаса: Не смотри, не надо. Прочь, прочь, беги!
