KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Теодор Вульфович - Моё неснятое кино

Теодор Вульфович - Моё неснятое кино

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Теодор Вульфович, "Моё неснятое кино" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Ни в какие времена такой литературы не читал…

Каждый раз перед телефонным разговором он очень волнуется, ждет, по моему, чего-то нехорошего. Всё время извиняется, что доставил лишние хлопоты. А когда «милая девушка» со скрипом дает Алма-Ату, выхожу в другую комнату… После телефонного разговора он какой-то притихший, вялый.

— Чувствую себя… нереально… Здорово меня эти дни повытрясли…

Ушел внезапно. Заторопился, сказал — нездоровится.

Забыл рыбное филе. Вскоре вернулся, извинился, поблагодарил и пустился в путешествие на Преображенку — большой, в светло-сером цигейковом малахае, кашне такое, что и не сразу догадаешься, что это кашне; пальто демисезонное, длинное, тяжеленное; волосы выбиваются из под малахая в самых неожиданных местах… Так и хочется застегнуть ему рубаху на верхнюю пуговицу, поплотнее укутать в нетеплое кашне, его, навеки неустроенного, огромного (падать ему хуже, чем небоскребу), и вместе с тем такого незащищенного… И пожелать, чтобы как можно скорее Клара приехала, а то, неровен час…

На всякий случай спросил:

— У вас денежка есть?

— Есть, дорогой, есть. Все в порядке, — махнул рукой, нахохлился и пошел.

Пройдет день, самое большое два, и я неожиданным образом прыгну в такси… К нему я всегда тороплюсь, немного волнуюсь — застану ли?.. И гоню дурные мысли.

Клара вернулась. В квартире снова порядок. Обед из трех блюд с неизменным киселем из концентрата — личное изделие самого мастера. Киселем угощает раньше, чем обедом. Но чувствует себя «средневато». «Какой-то бок болит. Наверное, ударился».

Жена поехала со мной, и это уже семейный визит… Следует отметить, на него женская красота действует по-особому — он меняется в лице без каких бы то ни было намеков на ухаживания. Ю.О. ценит женскую красоту и считает её даром чрезвычайным. С особой одухотворенностью произносит слово «красавица» (!) и хочет одной интонацией убедить собеседника в том, Как Она была невыразимо красива… И снова — бултых! — в литературу:

— Критика может открыть негативную сторону художественного произведения, но научить писать не может. Я вообще никогда этих критических и литературоведческих работ не читаю. Тут меня ткнули — «прочти! Лихоносова ругают, а тебя хвалят». Довольно нехорошая история. Чудакова — она по Олеше специалистка, а её муж по Чехову — чеховед… Но когда рядом цитаты приводят получается неловкая картина… Если бросить в кибернетическую машину Чехова, Бунина, Толстого, то она выдаст Юру Казакова — «Россия не переменилась, она всегда та же». Это для Запада. «В массе ничего не произошло!» — Про-и-зо-шло и ещё о-го-го сколько произошло! «Душа, мол, не затронута!» Чего Ваньку-то валять, ты определи, что затронуто, что изменилось… а те уж — Чехов, Бунин, Толстой — свое дело — сделали.

…У Шукшина проза жестче, чем у меня, в сто раз. «Кинематографичность диалога!» — так это хорошо или плохо?!

У него главный герой вот такой как есть; бездумный вроде бы и жесткий, а то и «жестокий», «а всё равно славный», — утверждает Шукшин. Он не гребет из глубины, а, вроде, бы распахивается — «такой вот, и всё тут!». Не густо. Но он мне нравится. Его герой без каких бы то ни было условий. А сам, видно, мутноватый… Всякий.

…Условия любого договора — это Жизнь! А не требование отнять ее. Риск может быть поставлен в условия договора (например, летчик-испытатель и т. п.) Вот у Достоевского «Зимние заметки о летних впечатлениях»… Подвиг — детонация человеческой личности. На фейерверках похлебки не сваришь. Энтузиазм — не планируемая категория… Не планируемая. Все запасы этого товара истощились (рассмеялся, попытался управиться со свисающим чубом, почесал выпирающий живот). О. Генри сказал — «нельзя писать водой. Но и кровью нельзя писать. Надо писать кровью сердца, но не своего сердца, а чужого».

Моя жена взяла 9-й том Бунина и стала читать вслух о Горьком, о третьем Толстом, опять о Горьком… Мастер слушает, как будто все это открывается ему впервые. Уложил лохматую голову на руки, руки лежат на столе, глаза сияют от удовольствия, не слушает, а впитывает… Рад.

Она читает хорошо — саркастично в меру, чеканно, темп немыслимый, но ни одно слово не теряется, — ядовито получается: «Бунин, как есть Бунин!»

По второму кругу добрались до Максима Горького.

— Горький был за культ своей собственной личности в литературе… Они и сговорились… Горький — единственный в своем роде человек — он был за культ ДВУХ ЛИЧНОСТЕЙ! Они с Иосифом поняли друг друга и эдакий молчаливый союз сбацали. У них получилось.

Разговор пошел об алма-атинском художнике Калмыкове. Клара подарила мне экземпляр журнала «Простор» с публикацией Домбровского. Он взял ручку и коряво, старался начертать каждую букву, прибавил к загадочному печатному слову «Фрагмент» надпись: «Из романа «Факультет ненужных вещей» — «Дорогому… с Любовью и Върой в него. Домбровский». «Ять» возвышалась над дарственной надписью, как крест.

— Вот книги сегодня в лавке писателей накупил. Сестра Цветаевой — Анастасия целый кирпич накатала с портретом (собственным, конечно, на всю страницу!) — посмеивается. — Ну и ну… Тут и о Пестеле в Политиздате… Теперь все историки! Современниками-то быть опасно стало и трудно, и противно, и безнадежно, и… — горько и сильно отмахнул сразу двумя руками… (Раскрыл новую карту Ближнего Востока в приобретенной антиизраильской книжке — стал сравнивать с картой из Библии, сетуя на то, что в библейской никаких границ вообще не обозначено.) Я смотрел на него: мастер навис над столом и над картами… Подумал: «… сонм не реализовавших себя и в сотой доле людей. Системе это не нужно! Более того — система считает, что ей это вредно. Она готова кое-как кормить, поить художника, лишь бы он только ничего не делал — не реализовывался. Доходными статьями стали воинствующее безделье или буйный, неудержимый холостой ход. Последнее даже воспевается и награждается непомерно. Ю.О. уйму времени тратит на рецензирование рукописей журнала «Новый мир»… И всё это за гроши — десятки, двадцатки, сороковки… А без них на пенсию в сто рублей в нашем Новом Мире и вовсе ноги протянешь». Однажды Ю. О. сказал:

— Я ведь в Алма-Ате когда-то директором школы был, — его глаза засветились. — Со всего города просились в мою школу (он даже зафорсил и загордился). Это очень интересное дело!.. Но меня оттуда тоже загребли, — и засмеялся. — Это я вам как-нибудь в другой раз… Так о чем мы говорили?.. Да!.. Ну и влипли вы с этим Марком Колосовым. И хлипкий, и не болтун, а опасный тип. Но держитесь. Надо выдюжить. Есть ради чего…

По повести Марка Колосова Евгений Габрилович и я пишем киносценарий. А потом я еще буду снимать фильм — «Товарищ генерал». Этот тип (Марк, разумеется) порождение всяческих недоразумений, но если эти испытания я выдержу, то меня, скорее всего, возьмут в штат киностудии «МОСФИЛЬМ». Вот такие выкрутасы.

Колосов в 49 году еще с одним подонком, вы его тоже знаете, прикатили ревизорами Союза Писателей в Алма-Ату. И этот подлец такой донос-рецензию накатал…

На «Обезьяну»?

На «Обезьяну». Вроде бы я написал апологетику фашизму. Вот дурак не безвредный. И ко всему-то он присосется, и ко всему прямое отношение имеет.

Говорят, он в молодости красивым был?

Не верьте. Всегда вот этакой жабой с зубами и был. После его писаний и прямо опираясь на них, меня тогда и усадили.

13.02. 1972 г. Поздно вечером…Клара спустилась вниз за вечерней почтой и принесла пакет от Лихоносова:

— Сразу догадалась — «Люблю тебя светло»! Странная, я бы сказал, претенциозно-намекающая надпись прямо на обложке: «… кого я любил непритворно». Как будто его кто-то все время подозревал или он сам себя подозревал, но проверил и выяснил: непритворно!

— Я каждый раз с ним только об этом и говорю. Нельзя, когда твои близкие жидоморством занимаются, когда власти закон нарушают, шабашничают, сажают, сколачивать «Общество РОССИЯ» — это нехорошо. Надо же понимать!.. А он понимает. Но, все равно, якшается с ними и меня туда тащит. — «Я, говорит, вас не тащу». — Да как же это не тащите? — кричу, — когда приписываете мне фразочки, которых я никогда и произнести-то не смог бы. И не произносил! Вот и крутятся они, и лезут, и кричат, и издают друг друга, и общество сколачивают «Ты мне, я тебе — РОССИЯ!» А авторитета НЕТ!.. Авторитет-то у нас и верят нам. Хоть, может быть, нескромно, а факт — авторитет у нас.

А потом сокрушенно добавил:

— С деньгами совсем скверно. Вот чуть вышибло из колеи с этой «бесплатной квартирой» — и всё! — Махнул сразу двумя руками. — Придется опять за рецензии браться. — Зашагал по комнате и как-то съёжился, вроде бы пожалел, что сказал.

22.02. 1972 г. Вчера ездил — не застал, а сегодня застал. Дал Ю.О. небольшой список замечаний к «Царевне-лебедь», чтобы приблизить рассказ к пресловутой сценарной форме. Он очень доволен, не уверен, что получится, но обещал. А я уверен, что получится, если ему удастся засесть за работу хоть на полчаса… С одной стороны, я ведь отрываю его от романа, а с другой — это единственная возможность выскочить из круга финансовых затруднений. Риск здесь в двух-трех днях, а в случае даже частичного выигрыша можно будет решить денежную проблему почти на год.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*