Евгений Шкловский - Точка Омега
Впрочем, на это дед не реагировал, делая вид, что не замечает никакой уловки.
Играя с малышом, он всякий раз прощал тому ошибки или подсказывал, какой ход лучше сделать. Ему нравилось, что малыш так сосредоточенно думает, не отвлекается и не валяет дурака. Иногда тот, как взрослый, упирался локтями в стол, сжимал ладонями голову и надолго задумывался. Такая малявка, и тем не менее все так всерьез.
Понятно, что шахматы – игра, но все-таки не просто игра, а нечто большее. Не каждому дано почувствовать, а малыш, кажется, проникся – нравилось ему погружаться в этот мир.
Когда они садились с дедом за шахматную доску, все старались разговаривать потише или совсем замолкали, чтобы не мешать, только время от времени подходили и застывали рядом – следили за ходом партии. Могли, кстати, и подсказать, хотя дед этого не одобрял: пусть сам соображает, подсказки только сбивают.
Это, впрочем, относилось только к другим, ему же позволялось. Всем известно: дед – гроссмейстер, гросс – большой, мейстер – мастер, так объясняли малышу, на что он только моргал длинными ресницами. Но авторитет деда признавался безоговорочно, с дедом вообще никто почти никогда не спорил.
Он и выглядел как патриарх – высокий, ширококостный, большой лоб в нимбе пушистых седых волос. В парадном темно-синем костюме, в белой рубашке и галстуке (а именно так он одевался перед визитом к детям), дед был величествен, так что другие рядом с ним казались какими-то мелкотравчатыми. Уважение он принимал как должное, а если чувствовал, что в каком-то вопросе – житейско-бытовом или социально-политическом – намечается несогласие, то замолкал, и его молчание было куда внушительней любого слова.
Дед учил малыша играть в шахматы, как когда-то учил собственных детей. Казалось бы, тут даже и стараться особенно не нужно – просто почаще практиковаться, постепенно и умение придет. Однако дед считал, что если относиться к шахматам легкомысленно, то ни за что не научишься, верней, не научишься играть по-настоящему. Шахматы – сложная, серьезная игра, очень древняя, игра интеллектуальная, произносил он с усмешкой, немного растягивая это и без того длинное, как шланг, слово, тут столько возможных комбинаций и хитростей, что нелишне и в книгу заглянуть, и советы эксперта послушать.
Трудно сказать, был ли дед таким уж большим знатоком, но в книжки он действительно заглядывал, у него их было штук пять или шесть, со всякими комбинациями, задачами, примерами знаменитых партий…
Правда, иногда малыш неожиданно начинал артачиться и не желал следовать совету деда. «Нет, – говорил он, – я хочу пойти вот так…» – и опрометчиво ставил фигуру в заведомо проигрышную позицию, тем самым давая деду себя обыграть.
Наверняка это бы произошло и в любом случае, но так все заканчивалось гораздо быстрей. Подсказывая ему, дед как бы играл с самим собой, и потому партия растягивалась во времени. Малыш же, естественно, уставал и в какой-то момент готов был на любой демарш, лишь бы не сидеть истуканом над доской, пытаясь просчитать партию на пять ходов вперед.
Случалось, дед вдруг начинал горячиться. «Как это не хочу! – вспыхивал он. – Как это не хочу! Ходи, как сказали (имелось в виду, как он сказал)!» – и тут малышу ничего не оставалось делать, как подчиниться, он испуганно передвигал фигуру на указанное дедовским узловатым крепким пальцем место.
«Ишь какой – не хочу!» – возмущался дед, словно забыв, что перед ним совсем маленький человечек, который и вообще странно смотрится за шахматной доской.
Разумеется, малыш постоянно проигрывал, хотя с завидным упорством просил деда сыграть с ним. Тот почти никогда не отказывался, рассматривая эти поединки как своего рода шахматную школу для малыша. Собственно, так и было, он обстоятельно растолковывал малышу не только общие принципы стратегии и тактики, но и смысл каждого хода.
Иногда он увлекался игрой, и тогда малыш двигал фигуры без всяких подсказок, заставляя деда глубоко задумываться. «Ну молодец, – спохватывался тот в какой-то миг, – чуть не загнал меня в угол», – и все сбегались посмотреть, что там у них происходит.
А мальчуган гордо посматривал на окружающих и довольно улыбался. Его хвалили, подбадривали, однако никто не сомневался, чем закончится партия. Деду не было равных не только в семье, но и во всей округе. Поговаривали, в свое время он даже занимал призовые места на городском чемпионате. Дед, впрочем, про это никогда не рассказывал, то ли из скромности, то ли не придавал особого значения.
Впрочем, шахмат он не оставлял, продолжая решать задачи из книг и забавляясь с малышом. С другими он почему-то играл крайне редко, да и желающих помериться с ним силами не находилось, все заранее знали, что ничего им не светит.
Кто-то однажды признался: играешь с ним, и кажется, что на тебя наехал поезд. Или трамвай. Или бульдозер. Почему бульдозер? Да потому, что как-то так получалось, что фигуры деда всякий раз неудержимо теснили, зажимали и громили соперника. Причем происходило это с такой железной неотвратимостью и методичностью. И после партии оставалось ощущение не просто проигрыша, а какой-то даже подавленности – ну точно бульдозер раскатал.
Поражало, что малыш выдерживает этот сумасшедший натиск с изрядным терпением, совсем как взрослый. Правда, вид у него бывал несколько растерянный и даже отчасти виноватый, будто он смущался своей слабости. Тем не менее, проиграв, он не расстраивался, а только улыбался и быстро переключался на что-то другое, на какое-то более подходящее его возрасту занятие вроде беготни в догонялки или солдатиков.
Заметно было, что ему трудновато сидеть долго без движения. Некоторое время это все-таки удавалось, но если партия затягивалась, малыш начинал подпрыгивать на стуле, карабкаться на него или на стол, дергаться, размахивать руками и ногами, рискуя опрокинуть фигуры и раздражая деда своей непоседливостью.
«Ну-ка сиди спокойно! – прикрикивал тот на него. – Будешь вертеться – никогда не выиграешь». А отец мальчика, рискуя вызвать недовольство мастера, шутливо наущал мальчугана: «Правильно, правильно… Стучи по доске, по столу, болтай что-нибудь, пой громко… Главное – отвлечь противника…» – «Не учи человека глупостям! – сердился дед и, нахмурив седые мохнатые брови, строго смотрел на легкомысленного родителя. – Лучше бы сам поучился играть».
Как-то вечером вдруг раздался громкий удивленный возглас деда:
– Вот так-так, мат! Ты подумай, надо же!
На голос сбежались.
– Действительно мат, – бормотал в некотором ошеломлении дед, глядя на доску и невольно демонстрируя всем своим взъерошенным видом важность события. – Сюда нельзя, сюда тоже нельзя и сюда нельзя… Во как! Ну поздравляю! – он протянул широкую ладонь малышу. – Ты победил.
Малыш подал деду ручонку, но улыбка у него была не столько торжествующая, сколько растерянная. Похоже, он сам не понимал, как это у него получилось, и не очень верил в свою победу.
– Да, проворонил я этот ход, – посетовал дед. – Молодец, парень, вовремя сообразил.
– Умница моя! – Мать наклонилась и, нежно приобняв сына, поцеловала в щеку.
– Здорово! – радостно сказал отец и погладил малыша по голове. – Ты теперь чемпион, раз победил деда. Раньше он был чемпионом, а теперь ты.
– Да, теперь я чемпион, – гордо, но вместе с тем как-то отстраненно сказал малыш.
– Наверно, дед тебе подсказывал?
– Нет, он сам… – заверил дед.
– Я сам, – подтвердил малыш.
Ужин был почти праздничный. Срочно был испечен пирог, а за столом только и разговоров, что о выигрыше малыша и поражении деда. Все продолжали радоваться и нахваливать победителя.
Малыш, проголодавшись после трудной партии, уплетал за обе щеки, не обращая внимания на разговоры взрослых, дед же, слегка насупившись, сумрачно отхлебывал чай и лишь изредка вставлял какую-нибудь незначительную реплику.
– Да, теперь, похоже, соперников у малыша среди нас действительно не осталось. Он же ни у кого-нибудь, а у мастера выиграл. Дорогого стоит, – говорил отец, а мать малыша радостно подхватывала, обращаясь к деду и выкладывая ему на тарелку солидный кусок пирога.
– Что, пап, трудно с ним играть?
Дед сдержанно кивал и потом замечал:
– Ну… ему еще учиться и учиться. Настоящие мастера учатся всю жизнь. Шахматы такая игра, что совершенствоваться можно бесконечно.
– Конечно он будет учиться, правда, малыш? – мать ласково улыбалась сынишке.
– Само собой, – отвечал за него отец.
– Вы не захваливайте его, – веско произнес дед. – В каждой победе есть большая доля случайности.
– Случайность не случайность, но ведь выиграл. – Отец опять потрепал малыша по волосам. – И не у кого-нибудь…
– По-моему, он расстроился, – сказала жена мужу, когда все уже разошлись. – Я к нему заглянула пожелать спокойной ночи, так он что-то пробормотал и даже не посмотрел на меня.
