Джулия Стюарт - Сват из Перигора
— Полно вам, — отмахнулась Эмилия, — мне очень приятно, когда у меня гости. Не так-то много людей приходит сюда. Их слишком страшат скандальные бастионы. Господи, да вы, наверное, пить хотите? Что вам предложить? Может, бокал розового?
— Спасибо, — поблагодарил Жан-Франсуа Лаффоре. — Я бы не отказался от стакана воды.
Передав гостю стакан, Эмилия села.
— Итак, чем могу вам помочь?
Человек из совета посмотрел сначала на пол, затем — на хозяйку.
— Как вы наверняка знаете, мадам, совет был вынужден установить на Пляс-дю-Марш муниципальную душевую, поскольку последнее время стоит ужасная засуха и воды в хранилище практически не осталось. Так вот, до моего сведения дошла информация, что в книге посещения душевой, где обязаны регистрироваться все жители деревни, ваше имя ни разу не упомянуто. И если верить тем, кто обращался ко мне лично, сей прискорбный факт не является простым недосмотром с вашей стороны, ибо в посещении общественной душевой вы также замечены не были. И хоть это и не мое дело — вмешиваться в гигиенические привычки людей, вы были официально уведомлены письмом, разосланным всем жителям Амур-сюр-Белль, о том, что любой прием ванны строго воспрещен.
Чуть выждав, человек из совета добавил:
— Мне крайне неудобно говорить об этом, мадам, но я вынужден осмотреть вашу ванную.
Несколько секунд Эмилия осмысливала слова гостя.
— Конечно, это ваша обязанность, — сказала она. — Я понимаю. Пойдемте, я вам все покажу. Только, боюсь, вам не понравится то, что вы там увидите.
Жан-Франсуа Лаффоре проследовал за хозяйкой вверх по винтовой лестнице, босые ноги владелицы замка бесшумно скользили по каменным ступеням, давно нуждавшимся в ремонте. Они шли по коридору с выцветшими гобеленами, пока не достигли двери с массивной железной ручкой. Повернув ее, Эмилия чуть отступила, давая возможность человеку из совета войти. Тот прошел прямо к ванне, заглянул и немедленно отшатнулся — так резко, что даже выронил из рук мягкий кожаный портфель.
— Я не знала, куда еще его поместить, — пояснила Эмилия Фрэсс. — Я нашла его в садовом пруду, когда чистила. И просто не смогла устоять. Пришлось, правда, потрудиться, чтобы вынуть его оттуда. Сами представляете, какая там была грязища, и я подумала, что если выдержать его какое-то время в пресной воде, он будет не таким соленым.
Когда человек из совета оправился от неожиданности, он поздравил владелицу замка со столь удачным уловом и поинтересовался, как она собирается приготовить этого восхитительного угря. Эмилия Фрэсс ответила, что пока еще не решила, хотя сама она больше предпочитает угрей тушеными, нежели жареными. А когда они спускались обратно по винтовой лестнице, добавила:
— Вы, должно быть, задаетесь вопросом: как же эта женщина поддерживает себя в чистоте? Все очень просто: я пользуюсь садовым шлангом.
Вновь оказавшись в кухне со сводчатым потолком, Жан-Франсуа Лаффоре сразу сел. Теперь, когда с ненавистным поручением было покончено, человек из совета вдруг ощутил, как его окутывает туман усталости, вытягивая все чувства, — что было неудивительно, ибо проснулся он в семнадцать минут пятого и больше не спал, с ужасом ожидая момента, когда утреннее солнце выкарабкается из земли.
— Уже почти пять, и ваш рабочий день, должно быть, закончился. Полагаю, вы не станете возражать против небольшого аперитива? — спросила Эмилия.
Несмотря на то что содержимое его желудка лишь недавно было извергнуто наружу, человек из совета охотно принял ее предложение. И почти сразу ощутил, как впервые за все время, проведенное в Амур-сюр-Белль, где-то внутри него распускается первый папоротник счастья. Высосанные усталостью чувства вернулись, и Жан-Франсуа Лаффоре, посмотрев на женщину в причудливом шафрановом платье, будто обрезанном по колено, с волосами, собранными на затылке и заколотыми чем-то блестящим, спросил, можно ли ему все же совершить экскурсию по замку.
Хозяйка с радостью согласилась и провела своего визитера в гостиную, где с гордостью показала ему исторический пол pisé.[14] Человек из совета выразил восхищение гладкими камнями разнообразных оттенков белого и коричневого, размером и формой похожими на картофелины и уложенными в замысловатый узор в виде розеток. Когда Жан-Франсуа Лаффоре поинтересовался, знает ли она что-нибудь об истории этого пола, Эмилия Фрэсс тут же поведала гостю о том, как в XVI веке один из бывших владельцев замка углядел с величественных бастионов крепостной стены купающуюся в водах Белль юную селянку и тут же влюбился в нее без памяти. В стремлении завоевать сердце девушки он посылал ей любовные письма в виде бумажных корабликов, которые пускал по воде из крепостного рва. Тайная переписка продолжалась несколько месяцев, пока супруга владельца замка не догадалась о проделках мужа и не велела отвести реку в другое русло, в обход Амур-сюр-Белль. Мало того что все надежды несчастного влюбленного пошли прахом, но и местным жителям теперь негде было помыться и даже вымыть тарелки, и в деревне разразилась ужасная эпидемия. Смертельная болезнь унесла множество жизней, в том числе и жизнь молодой девушки. Безутешный владелец замка тотчас же приказал вернуть Белль обратно в деревню. Супруга, естественно, предположила, что новый пол в их гостиной был чем-то вроде извинения за бумажные кораблики. На самом же деле камни были собраны со дна реки, в чьих водах так любила плескаться юная селянка, и вделаны в пол, чтобы владелец замка мог каждый день ступать по ним босыми ногами, вспоминая любимую.
Хозяйка закончила свой рассказ, и зачарованный Жан-Франсуа Лаффоре ответил ей благодарной улыбкой.
Когда они вошли в спальню с оригинальным потолком из каштана, человек из совета заинтересовался происхождением мягкой скамеечки для ног — из тех, что встречаются лишь на самых что ни на есть захудалых барахолках.
И Эмилия рассказала, что скамеечка эта непростая, набита она волосом знаменитой лошади, хозяин которой вдруг обнаружил, что его кобыла обладает способностью безошибочно предсказывать погоду. Он возил чудо-лошадь по разным ярмаркам и выставлял в небольшом шатре, куда выстраивались длинные очереди желающих собственными глазами увидеть ее прогнозы. Если лошадь кивала головой, — значит, жди дождя; ветер сигнализировался взмахом хвоста; град — битьем левого копыта; солнце — желтым лошадиным оскалом. Кобыла-предсказатель ни разу не ошиблась и быстро принесла своему владельцу целое состояние. Но однажды разразилась страшная буря, о приходе которой лошадь, разумеется, прекрасно знала. Однако хозяин неверно истолковал ее ржание — кобыла скалила крупные желтые зубы значительно больше обычного — как месяц хорошей погоды. И, вместо того чтобы спешно собрать урожай, крестьяне оставили его колоситься, готовясь понежиться на теплом солнышке. В итоге рожь и пшеницу побило ливнем. Во всем, естественно, обвинили лошадь, хоть та и была права с самого начала. И вот как-то ночью оставшиеся без провианта крестьяне схватили несчастное животное и пустили на колбасу, которую затем продали по баснословным ценам в силу ее репутации. Хозяин же лошади так сильно расстроился, что решил сохранить часть ее гривы на вечную память.
— Говорят, с приближением бури комната наполняется запахом взмыленной кобылы, — добавила Эмилия Фрэсс, закрывая дверь за собой и своим гостем.
Жан-Франсуа Лаффоре, который об этой истории тоже никогда не слышал, был в полном восторге. Он не поверил владелице замка лишь один раз, когда в grand salon поинтересовался, почему от одного из гобеленов исходит странный гнилостный запах. Забавно, но на сей раз хозяйка рассказала ему абсолютно правдивую историю, как в годы царствования Людовика XIII виконт де Бранкас, камергер Анны Австрийской, выпустил руку королевы при входе в залу pour aller pisser contre la tapisserie.[15] Эту историю предыдущий владелец замка вычитал в какой-то книге и с тех пор предавался новому хобби с завидным рвением.
Покончив со сказочками, Эмилия взяла в холле корзинку и пригласила гостя ненадолго покинуть прохладу шато и прогуляться по саду Они шли вдоль теплой каменной стены, увенчанной бородатыми ирисами, пока не оказались возле зарослей спутанной ежевики и жесткой травы, достававшей обоим до пояса. Хозяйка раздвинула траву, и их взору открылись ровные ряды грядок с фамильными овощами.
— Надеюсь, вы останетесь на ужин, — сказала она и принялась заполнять корзинку плодами чудом уцелевших и давно забытых сортов, включая черные помидорки, горошек в прямоугольных стручках и фиолетовые бататы.
Вернувшись в кухню, Жан-Франсуа Лаффоре чуть присел и посмотрелся в медную миску для взбивания яиц, висевшую на крючке на голубых полках. Эмилия же тем временем вновь наполнила бокалы и распахнула дверцу холодильника.
