Татьяна Соломатина - От мужского лица (сборник)
— Мне мама рассказывала.
— О душе? — спросил я тихо и снова отвернулся.
— Какой же ты глупый… — только и успел я услышать в ответ. Началась Трансляция.
В первый момент хаос звуков, казалось, обрёл внутреннюю структуру — отдельные части пространства, сливаясь и уплотняясь, образовали новую материю — вибрацию, гул. «Так всегда…» — ещё успел подумать я, и сознание тут же заблокировалось окончательно, оставив бразды правления основным инстинктам.
Фантомаски преображались. Как будто огромные насекомые, они набухали, всасывая в себя через невидимые хоботки что-то бурое. Набившие оскомину сюжеты, как шелуха, осыпались с их раздувшихся туш, уступая место странным картинам. Которые, наверное, и можно было бы осмыслить, но заблокированное сознание воспринимало лишь эффект «уплотнения» пространства. Это ощущение, эволюционируя в безумной прогрессии, приближало нас к последнему скачку.
Последний скачок делал все зрительные, слуховые, обонятельные, осязательные и даже вкусовые ощущения консолидированными настолько, что ничто уже не оставалось вне восприятия Образа. Если бы вас потом спросили, видели ли вы или слышали Шута, подобный вопрос поставил бы вас в тупик. Потому что вы его не видели, не слышали, а также не щупали, не нюхали и не пробовали на зуб. Вы воспринимали Великий Образ. Воспринимали всем, на что были способны ваши жалкие тело и мозг.
Но что-то пошло не так. Вместо скачка, в качестве последнего воспоминания оставлявшего обычно нечто похожее на звук рвущейся от чрезмерного натяжения плёнки, у меня произошла резкая разблокировка сознания. И первое, что я увидел, точнее, на что оказался направлен мой взгляд, была непонятная сцена ближайшей ко мне фантомаски: какое-то странное пятнистое животное огромными скачками догоняло другое — полосатое. «Почему я вижу это?…» — вторая мысль была прервана странным ощущением в области запястья. «Ты тоже это видишь?»… — «Это я говорю?» — «Посмотри на меня, посмотри на меня, посмотринаменя…»
— Посмотри на меня! — Машин голос, как неожиданная вспышка света, окончательно выкинул меня на поверхность привычного восприятия.
— Что случилось?
— Чудо.
— В смысле?…
— Оглянись! — Я медленно повернул голову — мимо проходил официант.
— Позвольте… э-э, — привычным жестом вскинулась рука.
Не меняя улыбчивого выражения лица, тот, чуть не задев моё кресло, невозмутимо проследовал к другому столику. Там сидела компания — двое юношей со спутницами. Они весело засмеялись, когда один из них что-то сказал подошедшему официанту. Ещё ничего не осознавая, я встал и подошёл к ним.
— Что случилось? — Никто даже не посмотрел в мою сторону. «Что происходит?» — задавал я один и тот же вопрос, обходя в зале столик за столиком. Меня заклинило, я чувствовал, что набухаю изнутри… И неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Маша не вернула меня на место.
— Успокойся, прошу тебя.
— Что происходит? — не унимался я.
— Я потом тебе расскажу.
— Да что происходит-то, объясни мне наконец!
— Не кричи. Ничего особенного не происходит, — спокойно сказала Маша, сделав упор на «ничего особенного». — Идёт Трансляция. А мы… Мы почему-то выпали. Вот и всё.
— Что значит выпали?
— Выпали — значит выпали! Не могу пока объяснить почему, но почти уверена, что каким-то образом мы помогли друг другу. Мы были вместе, как бы заодно, и…
— Ты хочешь сказать, что Трансляция продолжается? — я не слушал её.
— Да, продолжается.
Смысл Машиных слов с трудом доходил до меня. И сознанием на какой-то миг вновь овладел полуживотный спазм — быстро оглядевшись вокруг и не уловив в поведении людей ничего странного, я резко поднялся из кресла и стал размахивать руками. Потом громко крикнул и легонько заехал в ухо возвращавшемуся от столика с молодыми людьми официанту… Ничего не произошло… Меня никто не замечал! «Ничего особенного… Ничего особенного…» За исключением того, что я, видимо, оставался для всех как бы за гранью восприятия! Меня не было!
— Хватит хулиганить, посмотри лучше на то, что стало с фантомасками! — Машин голос снова вернул меня на место.
Действительно, стробоскопический эффект исчез. А вместо привычно-разрядной рекламы фантомаски показывали непонятные картины. Вот на одной из них человек руками, обёрнутыми во что-то, бьёт по лицу другого — и у того из разбитого носа и рассечённой брови хлещет кровь… На соседней — бородатый человек в окровавленных тряпках вместо одежды, стоя на коленях, о чём-то просит другого, стоящего перед ним и смеющегося человека, потом тот, что смеялся, достает из-за пояса большой тесак и одним ударом разносит просящему голову чуть ли не пополам… На следующей — молодые люди — мужчина и женщина, обнажённые, если не считать головных уборов — у него шляпа странного вида, а у неё накидка, прикреплённая к волосам обручем, — стоят на коленях у какого-то позолоченного сооружения и улыбаются, а потом они же занимаются сексом на фоне крупно написанного на стене ярко-алой краской слова «любовь»…
А звук… Что стало со звуком! Какофония хаоса исчезла. А вместо неё звучал немыслимо мелодичный ритм, который приятный мужской голос сопровождал словами: «И молодого командира несли с пробитой головой…» Не приходилось сомневаться в том, что это песня. Несколько человек, как ни в чём не бывало, танцевали под неё в центре зала.
— Что это?…
— Ты о музыке?… Понятия не имею. Ни разу такого не слышала. И слова странные такие. — Я почувствовал на подбородке Машину руку. Она мягко повернула мою голову к себе. — Теперь мы можем спокойно говорить, глядя друг другу в глаза, — сказала она.
— А если…
— Ты не понял. У нас есть ещё немного времени до конца Трансляции. Для них, — Маша махнула рукой в сторону, — мы невидимки!
Беззаботная лёгкость, с которой она произнесла эти слова, тут же заставила меня усомниться, всё ли так безоблачно на самом деле, как её искрящиеся глаза.
— Получается, что так, но… — ничто так быстро не приводит в порядок мысли, как привычный страх. — Только вот я подумал, если что-то у них даёт сбои, то должны быть и те, кто за этим следит и контролирует…
— Ты прямо как повстанец древних эпох, — прервала меня Маша. — Каких секретных файлов ты там начитался в библиотеке?
— Ничего я не начитался. Закон обязывает соблюдать порядок. А то, что с нами сейчас происходит, по их меркам есть НЕпорядок. А если есть непорядок, то через пять минут здесь должен появиться Закон. Простая логика.
— Простая, но ущербная по сути. Мысли масштабнее. Статистически накопленные отклонения от нормы — тоже своего рода норма. Для них главное — расчёт. А всё, что поддается расчёту и описанию, автоматически становится просто очередным его критерием. Расслабься. Никто не придёт. По их методике — мы просто элементы нецелевой аудитории. Неужели ты думаешь, что мы первые и единственные, выпавшие случайным образом из Трансляции?
— Если, конечно, предположить, что…
— И предполагать нечего! — Я никак не мог привыкнуть к тому, что Маша задавала вопросы вовсе не для того, чтобы услышать на них ответы. Мои, по крайней мере. — Избирательность ИП и их Целевое Использование — основа основ. Это догмат. Если ты не слышал о случаях, подобных нашему, — это ещё не значит, что они не происходили. Старый анекдот про курицу помнишь? Один человек съел курицу. А другой не съел ничего. Статистика утверждает, что на единицу населения приходится по полкурицы. Как ты думаешь, сколько среди трёхсот пятидесятимиллиардного, набившего брюхо курятиной населения планеты таких, что остались внестатистически голодными?
Я мудро рассудил, что ответа с моей стороны опять не предполагается.
— То-то! Ясно, что не только мы двое сейчас!
Невзирая на некоторую мою растерянность и некоторые сомнения по её поводу, я всё же чувствовал, что Маша, несмотря на видимость постоянной лёгкой ироничности, была права, но мой опыт… Хотя какой, к Шуту, опыт?! Всё зависит от того, как его рассматривать. Может, весь этот так называемый «негативный опыт» — всего лишь спонтанно сформировавшаяся мнительность в отношении отдельно взятых событий. А символическую последовательность я присвоил им сам, что и позволило в дальнейшем выработать то самое «отрицательное» отношение. Рассуждения верные. Однако интуиция на уровне инстинкта продолжала настойчиво щекотать в районе третьего шейного позвонка.
— Лучше всё-таки уйдём сейчас, — попробовал настоять я.
— А вот этого делать как раз и не стоит.
— Почему?
— Да потому что если мы уйдём сейчас, то действительно нарушим Закон. Причём основной. А если я правильно понимаю, именно это тебя и напрягает, если не сказать прямо — пугает.
Я недоумённо нахмурился.
— Какой же ты у меня несообразительный…
