Дэвид Лодж - Райские новости
Однако сегодня вечером дождя не было, и с веранды (или «ланаи», как шутливо-подчеркнуто назвала ее Иоланда, словно желая самоиронией откреститься от любой претензии на этническую подлинность) открывался потрясающий вид на солнце, садящееся за Вайкики и окрашивающее сбившиеся в кучу высотные здания в розовый и розовато-лиловый цвет. Отсюда, сверху, видно, насколько компактен и нереален Вайкики. Он похож на мини-Манхэттен, чистый и нетронутый, как архитектурная модель, чудесным образом выросшая на тропическом пляже. Иоланда показала мне полоску канала Ала-Ваи, который ограничивает курорт со стороны острова. «Канал проложили, чтобы осушить болота, что и сделало Вайкики пригодным для жилья. Прежде он кишел комарами. Но это было гениально еще и с точки зрения планировки, потому что, привлекая туристов, их в то же время можно держать как в загоне, чтобы они тратили все свои деньги в отелях и магазинах Вайкики и не слишком мешали всем остальным. Это мне мой муж объяснил. Он географ».
Вскоре я выяснил, что они с мужем живут раздельно и что «мы» в приглашении относилось к ее шестнадцатилетней дочери Рокси, которой я был представлен как «тот самый мистер Уолш, с чьим отцом произошел несчастный случай». Рокси с любопытством на меня посмотрела и вежливо поинтересовалась состоянием здоровья папы. Ее собственный отец, похоже, оставил Иоланду примерно год назад ради более молодой женщины, преподавателя на его кафедре в университете. Бракоразводная процедура все время откладывается из-за финансовых разногласий, которые, по признанию Иоланды, она сама же и затягивает.
«Ему бы хотелось, чтобы я убралась из его жизни, как можно быстрее дала ему развод, получила бы свою долю за дом и вернулась на континент. Но он так легко не отделается. Почему я должна уступать? Я намерена помешать ему. Я хочу, чтобы ему было стыдно. Хочу причинить ему боль. Хочу, чтобы знал: куда бы он ни пошел: в супермаркет, в аптеку или на факультетскую вечеринку, — всегда есть вероятность встретиться со мной. Я приберегаю для него — или для нее — особый мрачный взгляд. Тренируюсь перед зеркалом в ванной комнате. Вы можете подумать, что я веду себя как ребенок, особенно учитывая мою профессию, и будете правы. Но мне было плохо. Я чувствовала себя преданной. Понимаете, я знаю эту девушку. Она — одна из бывших студенток Льюиса. Бывала у нас дома. Я считала ее приятельницей».
Должен сказать, что, прежде чем достигнуть такой степени откровенности, она довольно много выпила. Слабо разбавленный тоником джин перед ужином (если себе она смешала так же, как мне) и больше полбутылки божоле, которое принес я. Мы уже перешли к сыру и фруктам. Низко опущенный над столом абажур бросал круг яркого света на лужицу тающего камамбера, но ее лицо оставалось в тени. Мы были одни. Рокси в мгновение ока проглотила салат и курицу с лимоном, приготовленную в горшочке, и отбыла с какими-то друзьями в автокинотеатр. («Только не поздно», — предупредила ее Иоланда, когда на дороге внизу закашлял автомобильный сигнал и Рокси вскочила. «А поздно — это сколько?» — «Десять часов». — «Одиннадцать». — «Десять тридцать». — «Десять сорок пять», — крикнула с крылечка Рокси, захлопывая за собой дверь-сетку. Иоланда вздохнула и скорчила гримаску. «Это называется семейным советом», — сказала она.)
Рокси (уменьшительное от Роксанна), симпатичная девушка, унаследовавшая от матери смуглую кожу и блестящие черные волосы, — еще одна причина затянувшегося развода. Хотя, по словам Иоланды, девочка не одобряет отцовского поведения, ей не хочется терять с ним связь, и они регулярно видятся. Есть еще один ребенок, старший мальчик, Джин, который учится в колледже в Калифорнии и в настоящее время работает на каникулах в парке штата, но Рокси — основная забота Иоланды. «Я боюсь, что, если я увезу ее с Гавайев, она обидится. Мне кажется, она втайне надеется, что мы с Льюисом когда-нибудь снова сойдемся».
«Это возможно?» — осмелился спросить я.
«Нет, — ответила она, выливая остатки божоле в свой стакан. — Я так не думаю. А вы, Бернард, вы женаты?»
Я покачал головой.
«Разведены? Вдовец?»
«Нет, просто холостяк — Что-то, не знаю, что именно — полагаю, я тоже несколько злоупотребил алкоголем, — побудило меня добавить: — И не гей».
Она засмеялась и сказала: «Я этого и не думала. Иначе я не пригласила бы вас сюда, чтобы испробовать на вас свои женские чары».
«Это какие же чары?» — хрипло поинтересовался я. Паника сдавила мне гортань. Пожалуйста, пусть она не вешается мне на шею, мысленно обратился я (к кому?), прошу тебя, только не это. Я наслаждался вечером, вкусной едой, вином, ее компанией, ощущением того, что я отдыхаю от своих обязательств перед Урсулой и отцом. А теперь я испугался, что она собирается все испортить сексуальными авансами, на которые я не в состоянии буду ответить, она обидится, я вынужден буду уйти, и мы больше никогда не увидимся. А я хотел бы увидеть ее снова. Я чувствую, что она могла бы стать другом, а мне так необходим друг.
«Ну, еда, льняная скатерть, приглушенный свет… Вы не представляете, как трудно достать в Гонолулу настоящий французский камамбер. И честно говоря, я думала, что очень хорошо выгляжу в этом платье. Рокси сказала, что оно — полный отпад».
«Очень красивое платье», — запинаясь и не глядя на него, проговорил я. У меня осталось смутное впечатление, что оно было темно-красным и шелковым.
Она снова рассмеялась.
«Ладно. Давайте перейдем к главному вопросу вечера. Вы будете или вы не будете подавать на меня в суд?»
Мне потребовалась секунда или две, чтобы понять, о чем она спрашивает. Тогда и я с облегчением рассмеялся.
«Конечно нет. Виноваты были мы. Мы переходили улицу в неположенном месте».
«Да, я знаю. Но когда вы уехали со „скорой“, копы проверили мои тормоза и, кажется, остались не совсем довольны. Вероятно, мне не следует вам это говорить, но, поверьте, ничего не изменилось бы. Ваш отец наткнулся на крыло, прежде чем я успела нажать на тормоза».
«Я знаю», — заверил я, вспоминая последовательность событий: тошнотворный глухой удар и визг шин.
«Но адвокаты очень любят подобные случаи. Я уже довольно давно не проходила техосмотр. Времена были трудные, Льюис тянул с выплатой содержания и тому подобное, и у меня просто не дошли до этого руки. Меньше всего на свете я хочу оказаться втянутой в новый процесс. Мне это не по карману. А разве другие не говорили вам, что вы должны подать на меня в суд?»
Я признал, что говорили, но повторил, что не собираюсь этого делать.
«Спасибо, — улыбнулась она. — Я почему-то не сомневалась, что вы честный человек. Таких осталось немного».
Улыбка преображает ее лицо. Обычно полная верхняя губа придает ей вызывающий, даже сердитый вид, но когда она улыбается, все лицо озаряется полумесяцем белых зубов в обрамлении полных губ, а ее темно-карие глаза так и искрятся.
За кофе Иоланда коротко поведала мне историю своей жизни. Она родилась и выросла в богатом пригороде Нью-Йорка, дочь юриста, который ежедневно ездил на работу в Манхэттен. «Фамилия его — Аргумент, хотите верьте, хотите нет. Так и меня звали в девичестве — Иоланда Аргумент. Льюис всегда говорил, что это слишком уж в точку. Изначально это была какая-то гугенотская фамилия». В середине 60-х годов она поступила в колледж в Бостоне, была очень радикально настроена в духе времени, специализировалась в психологии, поступила в аспирантуру и повстречала Льюиса Миллера, тоже аспиранта, пишущего работу по географии. Они стали жить вместе, а когда Иоланда случайно забеременела, поженились. В первые годы их брака Иоланда пошла работать, чтобы содержать Льюиса, и в результате так и не закончила свою докторскую. «Вы думаете, что этот сукин сын был благодарен, да? Ни черта подобного». Одним из предметов юридического спора между ними является в настоящее время требование Иоланды включить в бракоразводное соглашение пункт о финансовой компенсации за ее незаконченную докторскую и соответствующую потерю профессиональных заработков. «Адвокат у меня — женщина, и она так и рвется в бой».
В 70-х Иоланду увлекло Женское освободительное движение. «Я полностью для него созрела. Но вместо того, чтобы последовать его духу и сдать экзамены на ученую степень, я со всей энергией бросилась в само это движение — встречи, демонстрации, мастерские. Какое-то время я думала, что стану художницей-феминисткой. Я делала коллажи из памперсов, тампонов, колготок и страниц, вырванных из женских журналов. Господи, сколько же времени я потеряла! Льюис оказался хитрым. Пока я выпускала пар в компании единомышленниц, он с головой окунулся в свою карьеру. Как только он закончил докторскую, его сделали старшим преподавателем кафедры. У него с Женским освобождением проблем не было. Другие женщины из моей группы мне завидовали, он казался таким благовоспитанным. Всегда помогал готовить и ходить за покупками. Вообще-то, ему нравилось готовить, нравилось ходить за покупками».
