Арсений Данилов - Adrenalin trash
— Что? — спросил Дима. В левой руке он держал зажженную сигарету, а правой пас стада мурашек на Маринином бедре.
— Пьяное вино, — сказала Марина. — Сколько градусов в нем?
— Да уж, — сказал Рома. Он немного поскучнел. Это расстраивало.
— Двадцать, по-моему, — сказал Дима. Положив сигарету в пепельницу, он придвинул к себе бутылку и стал разглядывать желтую этикетку. — Ну да.
— Двадцать? — спросила Марина. Наклонившись вперед, она взяла бутылку за горлышко и потянула ее к себе. — Двадцать?
— А сколько надо? — с улыбкой спросил Дима. Его рука вдруг убежала на стол. Марина чуть заметно вздрогнула.
— Не знаю, — сказала она, стараясь сделать вид, что ничего не заметила и разглядывает бутылку. — Рома, ты что загрустил?
— А? — Рома, разглядывавший пол, поднял глаза.
— Да, — сказал Дима. — Чего скис?
— Сколько времени? — спросил Рома.
— Вон часы, — сказал Дима, кивнув на простенок между раковиной и дверью. — Десять почти.
— Десять? — переспросил Рома. — Я поеду, что ли.
Марина быстро посмотрела на Диму. Дима подмигнул ей и, повернувшись к Роме, сказал:
— Да погоди, рано еще.
— Рано?
— Да, — сказала Марина. И добавила: — А поснимай нас?
— Хочешь? — спросил Дима, повернувшись к ней. Его брови приподнялись.
— А почему бы и нет, — сказала Марина. — Скучает же человек.
— Можно, — сказал Рома, улыбнувшись. Он живо поднялся с табуретки, поставил свой бокал на стол и пошел в прихожую.
Марина посмотрела на Диму. Он тут же приблизил к ней свое лицо и поцеловал ее приоткрытый рот. Его правая рука вернулась на бедро и уверенно нырнула под халатик. Марина чуть раздвинула ноги, одновременно жадно втянув в рот Димин язык. В левую лодыжку уткнулось что-то теплое и шершавое. Марина не сразу поняла, что это голова Монтеня. Не выпуская из фокуса восприятия Димины прикосновения, она отогнала кота ногой.
Когда Дима отпустил ее и Марина открыла глаза, Рома стоял в дверях кухни и целил в них камерой.
— Красиво, — сказал он.
— Ты снимал? — спросила Марина.
— Ты же просила, — сказал Рома.
В душе у Марины произошло какое-то движение, странно похожее на прикосновение Монтеня секунду назад, и так же, как раньше она отогнала кота, она справилась с этим движением, и сразу стало легче, захотелось только одного, а мысль о том, что это одно уже совсем близко, одновременно успокаивала и волновала.
— О’кей, — сказала она, закуривая. — Тогда с тебя кассета.
Дима разлил остатки вина по бокалам.
— Слышал? — спросил он.
— Хорошо. — Рома подошел к столу, положил камеру рядом с бутылкой, взял свой бокал и сказал: — А можно, я свой диск поставлю?
Марина сидела на кровати в своей комнате и весело смеялась, глядя в камеру, которую держал стоявший напротив нее Рома. Она поджала ноги, и халатик совсем сполз, полностью обнажив ее бедра, но перед камерой это казалось вполне уместным. Дима разливал вино из второй бутылки по бокалам, стоявшим на тумбочке рядом с кроватью. Колонки заполняли комнату электронной музыкой с принесенного Ромой диска. Большой свет они зажигать не стали, включили только настольную лампу. Рома, выбирая ракурс, специально встал так, чтобы на Марину не падала тень, и она поняла, что во ВГИКе он учился хорошо.
— Бери, — сказал Дима, протягивая бокал Марине.
Рома положил камеру на кровать, подошел к тумбочке и взял бокал.
— За любовь и дружбу! — сказал Дима.
Они чокнулись и выпили.
— Вы же танец мне обещали, — сказала Марина, поставив бокал на пол. — И как камерой пользоваться показать.
— Танец, — сказал Дима. — Танец можно. Рома, объясни товарищу, как пользоваться твоим оружием.
Рома улыбнулся, поставил бокал на тумбочку, сел на кровать рядом с Мариной и в нескольких словах приоткрыл ей тайны операторского мастерства.
— Все поняла? — спросил Дима, улыбаясь.
— Да, — сказала Марина.
— Ну, тогда мотор, камера, и все такое, — сказал Дима. — Какой трек?
— Седьмой, — сказал Рома, вставая с кровати.
Дима подошел к компьютеру и запустил нужную композицию. Потом они встали лицом друг к другу. Марина подняла камеру и стала снимать.
Дима и Рома начали хореографическую композицию. В их движениях чувствовался огромный опыт, из-за чего Марина почувствовала легкую ревность. Потом, когда Рома решительно обхватил Димину талию и стал вращать тазом, она стала испытывать ревность уже совсем по другому поводу, но, проявив необходимый профессионализм, продолжала снимать. В какой-то момент их лица настолько сблизились, что показалось, будто они собираются целоваться. Марина испугалась уже по-настоящему. Но ничего страшного не произошло. Дима сильно толкнул Рому в грудь, отступил на шаг назад, повернулся к Марине и, широко улыбаясь, спросил:
— Ну как?
— Здорово, — сказала Марина, увеличив его улыбку до дозволенных техникой пределов.
В этот момент Рома издал странный звук, похожий на хрип крана, когда отключают воду, и побежал в туалет.
— Да уж, слабоват парень, — сказал Дима, посмотрев ему вслед, и подошел к Марине.
Она продолжала снимать, пока он не взял камеру из ее рук.
— Ну как? — снова спросил Дима, но уже совсем другим тоном. Голова Марины кружилась уже очень сильно, и, когда мягкие Димины руки положили ее на кровать, ей показалось, что она попала на карусель.
Внутри у Марины все сжалось. Глядя на подкрашенный настольной лампой потолок, она подумала о том, где сейчас Монтень. Потом перед ней появилось лицо Димы, совсем близкое. Она положила руки ему на затылок и попыталась улыбнуться, стараясь не обращать внимания на тошноту. Из туалета доносились сочные физиологические звуки.
— Хочешь? — тихо спросил Дима, перебирая Маринины волосы.
— Да, — сказала Марина. — Очень. Я тебя…
— Я тоже, — сказал Дима и прервал ее поцелуем.
Марина подумала, что уже, но в этот момент Рома с грохотом выбрался из туалета.
— Не переживай, — сказал Дима, оторвавшись от ее губ. — Скоро.
Марина улыбнулась в ответ.
Снова пошел снег. Причем не мелкий, как днем, а жирный и крупный, совсем зимний. Он облепил еще не до конца облысевшие ветки деревьев и выбелил асфальтовые дорожки. На траве снежинки таяли, поэтому картинка за окном стала похожа на фотографический негатив.
Они стояли на кухне. Марина лицом к окну, Дима за ее спиной. Его язык путешествовал по шее Марины, а руки — по животу, то поднимаясь к груди, то опускаясь в самый низ. Казалось, что они ее уговаривают. Никакой необходимости в этом не было, но Марина не мешала им. Положив свои ладони на затылок Димы, она тяжело дышала, слегка подрагивая. Монтень вроде бы крутился в ногах, но мозг Марины окончательно исключил его из числа достойных внимания объектов.
— А где Рома? — спросила Марина, сглотнув.
— Вроде в большой комнате спит, — сказал Дима.
— Да? — Марине вдруг захотелось, чтобы хорошо стало не только ей, но и всем вокруг, и она сказал: — Давай тогда не будем его будить. Куда он по такой погоде пойдет. Пусть спит.
— Хорошо, — сказал Дима.
Марину слегка удивило такое быстрое согласие, но потом она подумала, что Дима просто уже не в состоянии адекватно воспринимать ее слова. Она улыбнулась и прикрыла глаза.
В этот момент то ли руки Димы задели какую-то чувствительную точку на ее теле, то ли просто до головы доехал последний бокал вина. Марина потеряла равновесие. Дима придержал ее, не дав упасть. Потом попробовал поднять, подхватив колени, но даже без восьми килограммов тело Марины оказалось слишком тяжелым для него. Он потащил ее к кровати, как пластмассовый манекен в магазине. Тапочки слетели с ног Марины, и пятки неприятно заскребли по линолеуму. Она хотела засмеяться, но даже мимические мышцы уже не слушались.
…ничего не видела. Вроде бы на глазах была черная повязка. Марина вдруг вспомнила, что так же поступил герой из недавно прочитанного романа, название которого затерялось где-то в глубине мозга.
— В этот момент зрение не нужно, — сказал герой героине. — В этот момент нужны только осязание и слух.
— Снимай, — сказал Дима Марине. Та часть мозга, которая еще была способна функционировать, предложила Марине два варианта — трусики и повязку. Халатика на ней, насколько она могла понять, уже не было. Марина потянулась к лицу, но чьи-то — Димины, чьи же еще, — руки остановили ее.
— Да не ты, — сказал Дима.
Марина на секунду растерялась — сказанное было явно неуместно, — но потом теплые пальцы обхватили ее левый сосок и еще более чувствительный участок тела внизу, там, где заканчивались жировые складки. Марина жадно хватанула кислый воздух комнаты и громко, очень громко застонала. Она хотела что-нибудь сказать, но язык…
