Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки
А потом она направила ко мне юношей в количестве трех штук, когда я мылась в бане. Уверила их, что баня совершенно свободна.
Конечно, мы были смущены все, поскольку времена были тогда гораздо более пуританские, чем сейчас.
— Ну-ну! — сказала я себе. — Мстя моя будет, может, и не страшна, но будет.
И заняла наблюдательную позицию на верху лестницы. И дождалась, когда Клавка сама пошла мыться. И, конечно, отправила к ней в баню одного из отдыхающих с «Аллеи любви». Ха! Она кричала так же громко, как смеялась надо мной.
А еще она по вечерам выносила баян и пела матерные частушки, развлекая отдыхающих.
В комнате у нее стоял огромный сейф, куда она складывала деньги, золото и паспорта отдыхающих. А не сдашь деньги и документы — она не сдаст тебе койку. Сейчас я понимаю — правильно, чтобы не потеряли важное, чтобы не ограбили вечером и чтобы хватило денег расплатиться за комнату. Народ-то был, в основном, молодой. Деньги она выдавала жильцам под роспись, несмотря на то, что это были их деньги.
А вы говорите — три звезды в Турции могут быть не комильфо.
Если вы думаете, что после попыток членовредительства мы с Ленкой никогда в жизни не разговаривали, — так нет. Остальной отпуск прошел хорошо. Она больше не пыталась делать из меня мамочку, я никуда не окунала ее лицом, она не метала ножи. Но больше мы в отпуск вместе не ездили никогда.
Глава сорок восьмая
Бедный ежик
Мы сидели в беседке и играли. Сначала в преферанс, потом на гитаре. Нет, конечно, на гитаре играли не все, а только один представитель нашей замечательной компании. А вот пели все, потому что, хоть вокруг было и темно, хоть глаз коли, время еще позволяло.
А мы — это я, Ленка и замечательная компания студентов из Тулы.
Вечер пах магнолией и сортиром, дорога, идущая вдоль дома, была второстепенной, поэтому ни один даже самый замухрыжистый фонарь на ней не горел. Конечно, у каждого домовладельца висел осветительный прибор на воротах, но экономика должна быть экономной.
Круг света от лампочки, висящей посреди потолка беседки, охватывал метра два территории в диаметре, а потом проигрывал в борьбе с настоящей южной ночью. Поэтому и цикады вели себя совершенно разнузданно.
Беседка, в которой мы тусовались, стояла почти прямо на «Аллее любви» и в непосредственной близости от сортиров МЖ и ЖМ. Ну, тех, которые без защелок. И идти в них совершенно не хотелось.
В то же время арбуз, съеденный после ужина, уже давал о себе знать.
Ну, мы же порядочные, поэтому по очереди, озвучив свои намерения, взяв с собой коробок спичек, отправлялись отдавать долг.
А в компании нас, напомню, десять человек. А посещение сортира со спичками, с открывающейся дверью, да еще и дышать там надо было через раз, как и во всех южных толчках, — дело небыстрое. Не тридцать секунд.
Поэтому те, чья очередь оказалась не первой, не второй и даже не третьей, — потихонечку начинали нервничать.
Тут одна из тульских девчонок говорит:
— Все, больше не могу. Пойду исполнять этюд «Выхожу одна я на дорогу».
И пошла на дорогу, под деревце грецкого ореха, которыми та дорога была обсажена с двух сторон.
Мы ее отговаривали — нехорошо, мол, да и вообще — люди еще вовсю шастают, кто-то с дискотеки, кто-то на кораблике катался, кто-то просто по набережной гулял — теперь возвращаются.
А она нам:
— Да я тихонечко, никто и не заметит.
И пошла.
Ну, мы думаем, правда никто не заметит. А облегченное журчание мы сейчас заглушим какой-нибудь элегической песенкой хором.
И запели: «В полях под снегом и дождем, мой бедный друг, мой бе-едный друг…»
И тут раздается дикий вопль. Не скажу, что девичий, плавно переходящий в женский, но типа того. Тут все хозяева на улице как кинулись свои фонари над калитками включать.
Дорога осветилась, как Невский проспект в праздничном убранстве.
Из каждого дома на крик выбежало по 10–15 человек, создав приличествующую случаю толпу.
Под прелестным ореховым деревцем стояла наша подруга с безумными глазами и в спущенных штанах. Слава богу, была не в шортах, а в сарафане.
А у ее ног даже с более безумными глазами сидел крупный такой, кормленый еж.
Он настолько обалдел от попыток сначала его раздавить, потом утопить и еще и контрольно оглушить, что с места двинуться уже не мог.
Глава сорок девятая
Секретная справочка
Вот так славно мы там время проводили, а ведь почти забыли о самом главном — об обратных билетах! Помните, как мы из Геленджика уезжали, и маменька моя проявила чудеса смекалки? Она и тут проявила. Но не до конца.
Итак. Когда отправлялись мы с Ленкой на юг, билеты туда у нас были, а вот перспектива пол-отпуска толкаться в очередях за обратными висела над нами дамокловым мечом. Потому что, несмотря на идущие годы, ситуация с билетами с юга домой не изменилась совершенно. И настроение портилось уже загодя. Карма тоже.
— Фигня, — сказала Людмила Ивановна, — я дам тебе с собой справочку, что ты являешься сотрудником в/ч. А уж по этой справочке билеты брать — одно удовольствие. Идешь в воинскую кассу, демонстрируешь документ и паспорт — и вуаля! Билет на нужное число у тебя в руках!
Время в сборах прошло незаметно. В день отъезда маменька хлопнула себя по лбу:
— Галюшка, а справочку-то! — И унеслась куда-то в комнату.
Обратно она появилась с торжествующим лицом и с конвертом.
— Я тебе в конверт ее сложила. А еще туда же сунула новое лезвие бритвы — сейчас уже не успеваем, а когда приедешь, ты на справочке мои инициалы подрежешь, а свои впишешь! Да не тяни с походом в кассу, а то ведь и в воинских билеты могут разобрать.
Надо заметить, Людмила Ивановна обладает каллиграфическим почерком, а уж как она пишет любыми шрифтами — это любой компьютер обзавидуется. А умение срезать лезвием, изогнув его лодочкой, с ватмана что угодно она передала мне по наследству, и я тоже делаю это виртуозно.
— Да, мамуля, конечно! — сказала я, бросила конверт в чемодан, и мы благополучно отбыли на черноморское побережье.
А потом мне было не до того, я думала, что успею; прошла уже почти неделя на югах, а я так и не удосужилась заняться вопросом обратной дороги. Не думайте чего, это не так страшно, раньше мы на юг ездили на 28–30 дней, поэтому неделя — еще не предел.
И вот, сплю это я ночью, никого не трогаю, а тут меня хозяйка непроснувшаяся в халате за плечо теребит:
— Тебе телеграмма. Срочная. Иди, получай.
Я с перепугу чуть с лестницы не упала. Добегаю до почтальона, расписываюсь, он мне протягивает запечатанный бланк. Там всего несколько слов: «Позвоню в пять утра, будь на переговорном пункте. Мама».
И все. И никаких больше подробностей. Я аж похолодела вся. Смотрю на часы — времени три. До пяти еще целых два часа. Которые я и провела у переговорного пункта, долетев туда за десять минут.
Что я за эти два часа передумала — это черт знает что я передумала. Началось, конечно, с печальной кончины всех родственников, потом пошли тюрьмы, застенки, болезни, преступления и тому подобное далее.
И вот пять часов.
— Ленинград, кабина номер три! — разносится по залу.
Врываюсь в кабину, хватаю трубку. В трубке маменька. Ни тебе «здрасьте», ни тебе «как дела?». А сразу так с места в карьер:
— Ты за билетами ходила?
Я прям смутилась. Думаю, чего это маменька проверяет — схожу я, схожу за билетами, куда денусь.
— Нет, — говорю, — не ходила еще, как-то недосуг все еще пока было.
А на том конце трубки такой то ли вздох, то ли всхлип и смешок странный-странный.
— Галюшка, ты только ИНИЦИАЛЫ СО СПРАВОЧКИ НЕ СРЕЗАЙ!!! — кричит с того конца провода Людмила Ивановна. — Я ТЕБЕ НЕ ТУ СПРАВОЧКУ ДАЛА!!
Кое-как успокоила я маменьку, обещала клятвенно привезти бумажку в целости, непорезанную, узнала, что все живы и здоровы, и побрела обратно.
И первым делом, конечно, сунулась смотреть — и что же она мне там дала? Дорогое Провидение, какая удача, что я не пошла за билетами раньше. Справочка была вовсе не про то, что такая-то является сотрудником такой-то военной организации. Это была допусковая справочка, если кто понимает, о чем я говорю.
Это был тот волшебный документ, по которому сотруднику из секретной комнаты выдавали его секретный чемодан. Собственно, с чем и работали.
Спустя некоторое время после нашего отъезда маменьке понадобилось справочкой воспользоваться. Сунулась — нет. Уж она искала-искала, и тут вдруг ее осенило, когда она ту, мне обещанную, нашла в своей косметичке. Маменька покрылась холодным потом, который стекал с ее бледного чела и образовывал вокруг ног лужи странной конфигурации. И кинулась к начальнику. Начальник испускал громы и молнии, но сделал новую. На три недели. С условием, что первоначальный вариант будет возвернут на место в целости и сохранности.
