Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
«Нина – сноха», – искрой промелькнула грешная мысль, он собрал всю свою волю, с силой оттолкнул ее, стал кое-как одеваться.
В воскресенье он «лечился» у бабулек в Столбищах, в понедельник, с утра, вместе с управляющей местного банка поехал в райцентр Байкалово, чтобы головной банк за долги хозяйства «Заветы» не задержал платежное поручение. За услугу пришлось еще одну ночь париться в бане гостиницы. Только после этого Самбиев уехал в Тюмень, оттуда полетел в Нижневартовск и далее на перекладных сквозь комариные тучи до Покачей.
Теперь Арзо общается не с главным инженером, а с гендиректором нефтегазодобывающего управления.
– Десять тысяч долларов? – удивлен нефтяник. – А может лучше рублями, я ведь не знаю, что с валютой делать, куда деть.
– Узнаете, – важен экономист-бизнесмен Самбиев, – рубли от галопирующей инфляции тают, да и вообще это не деньги, так, для булочной в кармане, а доллары и в Африке доллары.
– Так, значит, и перечисление будет?
– Конечно. Через день-два будут на моем счету, и в тот же день я перечислю их на ваш счет.
– Ладно. Только я насчет этого, – директор косится на пачку валюты,- проконсультируюсь с женой и завтра отвечу.
Через несколько дней Арзо с трудом добился подсадки на вахтовый рейс Нижневартовск-Казань-Ростов. В самолете излишеств нет, меж креслами подлокотник отсутствует, здоровенный, толстый мужчина просто уронил в кресло свою массу, всем весом прижал Самбиева к иллюминатору. Хотел было Арзо возмутиться, да как можно, он на птичьих правах, тайком проведен на борт и не должен рыпаться, а то высадят. Когда самолет взлетел, он хотел было всполошиться, зная что теперь не высадят, но поздно: толстяк храпит, чуть ли не гул моторов перекрывая. Как Самбиев ни дергается, ни ворчит, бесполезно, еще сильнее храп, еще теснее ему. Однако это четырехчасовое неудобство с перерывом в Казани никак не сказывается на его радужном настроении: в его кармане новая складская справка – он владеет отныне двенадцатью тысячами тонн нефти в трубе, на порядок «возрос», и это уже не капля в море, а приличный задел для начинающего нефтепромышленника.
После посадки в Казани Арзо попытался пересесть, однако никто к толстяку не стремился. Тогда, умудренный опытом, он решил заранее отвоевать нужную территорию – тоже напрасно: и Арзо аж засмеялся, до того он хил, что легким движением таза толстяк пригвоздил его вновь к иллюминатору. Не сдаваясь, Самбиев заерзал, и тут громовой глас:
– Стюардесса, что это такое? Я специально два места туда – обратно выкупил.
– Потерпите, – взмолилась стюардесса, – молодой человек очень торопился домой.
– Эх, черт, разбудили, – недоволен бас. – Ладно, тогда неси что положено.
На маленьком столике места мало, еда и питье расставляются и на столике перед Самбиевым. Дабы не мешать обильной трапезе соседа, Арзо прикрыл глаза, пытаясь заснуть.
– Ну, давай по одной, – толкнул его в бок толстяк.
– Спасибо, я не голоден.
– Я тоже, но выпить надо.
– Я не хочу.
– Как это не хочешь? Что я алкаш, чтоб один пить, давай за удачу.
Первую бутылку опорожнили в два захода, без перерыва на закуску. После этого толстяк с аппетитом приступил к еде.
– Так ты что не ешь? – возмутился толстяк.
– Я свинину не ем.
– Что, бусурман? – еще недовольней бас. – Стюардесса, принеси курицу, и сыр, и еще что не русское, а то пить скоро не с кем будет, этот без закуски согнется, а я не алкаш, один пить не могу… Пей-пей! Отличная водка!
Чрезмерно напились, вдоволь наелись; Самбиева на сон потянуло.
– Давайте рассчитаемся, – склонилась стюардесса.
Толстяк неуклюже полез в карман, Самбиев опередил – протянул свеженькую, хрустящую стодолларовую купюру.
– Ой, а что это? – сконфузилась стюардесса.
– Это деньги, – вальяжен голос Арзо, он поясняет курс к рублю, размер сдачи и солидные чаевые.
– Вот моя визитка, – иной тон у толстяка.
– К сожалению, свои все раздал, – не растерялся Самбиев, и разглядывая карточку. – Так вы, Николай Семенович, директор ликероводочного комбината? Ха-ха-ха. На продажу водка остается, или всю выпиваете?
– Ге-ге-ге, кое-что оставляю… А вы чем занимаетесь, молодой человек? – заметно отодвинулся директор, загородил проход, свесившись с кресла.
– Я занимаюсь нефтяным бизнесом, экспортом за рубеж, – Самбиев на клочке бумаги пишет свои данные и телефон – не работающий Россошанской в Грозном.
– Так вы чеченец? А не знаете такого – Ахмиева? Он правда, жил в Орджоникидзе, а сейчас, говорят, скрывается в Грозном.
– А почему он скрывается?
– Меня «кинул»… Представляешь, год без сучка и задоринки работали, а потом он мне на восемь мехсекций «воздух» загнал, и еще четыре я ему без предоплаты отправил… Наколол, гад! – вслед необузданный мат на весь салон, и на ухо, шепотом: – Кто достал бы его – половину отдал бы.
Невзгоду встречают прямо у трапа. Самбиева посадили на переднее сиденье черной «Волги». На заднем сиденье директор и видимо его зам. Минут пять-десять они поговорили о делах, потом последовал храп. За городом, в голой ночной степи, Самбиев тоже вырубился во сне.
Шум открывшейся двери, свежий поток воздуха разбудили Арзо. Они остановились у поста ГАИ. Уже светало, более трех часов ехали.
– Здравия желаем, Николай Семенович, – отдал честь инспектор.
В ответ барский тон и машина тронулась дальше.
– Проснулся, нохчо?* Как тебя кликать?… А Арзо… А ты отчаянный малый, ничего не спросил, сел и едешь.
Самбиев спросонья протирал глаза.
– Я здесь, – продолжал бас сзади, – одиннадцать лет был первым секретарем райкома. Демократы сняли… думают надолго. Хе-хе, скоро вернусь, я им кислород перекрою, на коленях поползают.
Въехали в большое просыпающееся село, у солидного здания с надписью «Ликероводочный комбинат «Раздолье» остановились.
Арзо, как и все, вышел из машины, но его в контору не пригласили.
– Вот все, что о нем известно: договора, счета, корреспонденция, – выйдя из здания конторы минут через пятнадцать, говорил Невзгода: – Такое же досье я передал в милицию… Найдешь, век благодарен буду. А в контору, домой – не приглашаю, зарок дал – вас, чеченов, близко не подпускать.
– А с чего вы взяли, что он чеченец? К тому же, по вашим данным, он из Осетии.
– Мне что осетин, что чечен, что грузин – один хрен-дрова… Так что извиняй, дружок, вот машина тебя до автовокзала довезет.
– Простите, Николай Семенович, – задержал прощальное рукопожатие Самбиев, – неужели в вашей жизни все беды только от нас?
– Ладно, прощай… Устал я.
Обозленный Самбиев сел в машину; только тронулись, от взмаха Невзгоды остановились.
