Гарт Стайн - Гонки на мокром асфальте
— Тебе уже случалось?
— А как же. Мой пес обожает проехаться с ветерком.
Дэнни подошел к водительской двери, вытащил из-за спинки сиденья шлем, надел его. Затем сел за руль и пристегнулся.
— Один «гав» — ехать медленнее, два — быстрее. Понял?
Я тут же гавкнул два раза, удивив Пэта и Джима.
— Во как! — воскликнул Джим. — Не успел устроиться, а уже разгоняться надумал. — Да, собачка у тебя гоночная.
Паддок в Тандерхилле зажат между двумя параллельными прямыми, после него дороги расходятся веером, как крылья бабочки. Медленно проехав длинный горячий бокс, Дэнни вырулил к выезду на трек.
— Начнем потихоньку, — сказал он, и мы двинулись вперед.
Вид трека наполнил меня новыми ощущениями. Вокруг — ни зданий, ни знаков. Чувство меры теряется сразу. Ехать по треку — то же самое, что нестись по полю. Дэнни едва заметно двигал руками, но я сразу понял: ведет он агрессивнее, чем обычно — быстрее разгоняет машину, жестче тормозит.
— Ищу свои ориентиры, — сообщил он мне. — Точки поворота, торможения. Некоторые гонщики ездят по интуиции. Находят ритм и доверяются ему. Я езжу иначе — по ориентирам. Мне так удобнее и спокойнее. С десяток ориентиров у меня уже есть, хотя я тут ни разу не был. Семь-восемь я приметил, пока мы с тобой гуляли, в основном на поворотах.
Мы пошли на повороты. К моему счастью, на спусках и подъемах он сбрасывал скорость, а разгонялся только по прямой. Мы ехали не быстро, со скоростью примерно сто километров в час, но на поворотах я ее здорово чувствовал, особенно когда покрышки издавали пугающий гулкий звук, похожий на уханье совы или стон привидения.
Я радовался, что нахожусь рядом с Дэнни, еду с ним по треку. Раньше он ни разу не брал меня на гонки. Я чувствовал себя легко и спокойно, в сиденье не болтался, Дэнни привязал меня крепко. Окно было открыто, меня обдувал легкий ветерок. Я бы так хоть целый день катался.
Сделав три круга, Дэнни повернулся ко мне:
— Тормоза и покрышки разогрелись.
Я поначалу не понял, к чему он клонит.
— Сделаем еще кружок? Проедемся по-настоящему?
Конечно же, я хотел проехаться по-настоящему и гавкнул два раза. Дэнни рассмеялся.
— Если не понравится, вой, — предупредил меня Дэнни и надавил на акселератор.
Вот когда меня охватила настоящая радость. В жизни не испытывал ничего подобного. Ничто не сравнится с ощущением бешеной скорости. Меня сразу вдавило в кресло, а через несколько секунд мы уже неслись стрелой по первой прямой.
— Держись, старина, мы идем на поворот. Скорость сбрасывать не буду.
Какое там сбрасывать, он начал разгоняться. Машина шла все быстрее и быстрее. Я видел, как на нас надвигается поворот, на кукую-то долю секунды мне показалось, что мы сейчас просвистим мимо него, и вдруг послышался визг покрышек. Капот машины осел, и я мысленно поблагодарил Джима за одеяло — если бы не оно, я бы улетел к лобовому стеклу. Медленно, медленно тормозные колодки схватывали барабаны, туго сжали их, и тепло, возникшее в результате трения, рассеялось по всей площади колес. Дэнни резко повернул руль влево и сразу же очень мягко надавил на газ. Мы вырвались из поворота. Ускорение заставило нас пошатнуться в креслах, а вот покрышки даже не дрогнули, они словно вцепились в трассу. А еще умерла сова. Покрышки уже не ухали, они кричали, ревели, визжали от боли: «Аааааааааа!» На вершине подъема Дэнни чуть расслабил пальцы на руле, и машина стремительно понеслась вниз. Затем был следующий поворот, потом еще один, и еще… Мы сделали пятнадцать поворотов, и все они мне понравились. Ах, как я их полюбил, повороты Тандерхилла. Я и сейчас их обожаю. Они все такие разные, каждый со своим ощущением, но одинаково глубоким и волнительным. Крут за кругом мы бороздили трек.
Когда на скорости сто девяносто километров в час мы неслись по прямой, Дэнни кинул в мою сторону взгляд и спросил: «У тебя все нормально?»
Я дважды гавкнул.
— Ну ты даешь. Если мы еще покатаемся, мне придется за покрышки платить. Ладно, еще круг — и хватит.
Да, круг. Еще один круг. Один, последний круг. Жизнь за него отдаю, за этот круг. Господи, подари мне один только круг.
Это был великолепный круг. Я поднял глаза на Дэнни. Сделал их такими, как он учил: «Глаза должны быть большими, чтобы все видеть, каждую мелочь замечать». Он имел в виду ориентиры, которые запоминал во время нашей прогулки по треку. Теперь они мчались мимо нас с невероятной быстротой. Мне казалось, Дэнни не видит их, и я не ошибся. Он их действительно не видел, потому что жил ими. Карту трассы он ввел в свой мозг, и тот стал чем-то вроде навигационной системы GPS; когда мы сбрасывали скорость перед поворотом, Дэнни поднимал голову и видел уже следующий поворот, а не вершину того, который мы преодолевали. Этот поворот становился для него лишь частью существования. Точкой, местонахождением, вселяющим в Дэнни радость. Я чувствовал, как из него струится радость и любовь к жизни. Однако внимание его и мысли концентрировались уже на другом повороте, а также на следующем. С каждым новым дыханием он вновь оценивал и корректировал свои действия, но делал это подсознательно. Я отчетливо видел тогда, как он, не сбавляй скорости, планировал пройти следующие три-четыре круга. В тот день Дэнни раскрыл мне все свои способности: мышление, оперативное искусство, мастерство и разум.
Сделав завершающий круг, медленный, чтобы охладить машину, мы подъехали к паддоку, где нас ожидали мастера и рабочие, все, кто там находился. Они окружили машину, высвободили меня из одеяла, и я выпрыгнул на бетон.
— Понравилось? — спросил меня один из рабочих, и я гавкнул в ответ. Еще бы мне не понравилось. Потому я и гавкнул, и высоко подпрыгнул.
— Ну ты и дал дрозда, — сказал Пэт Дэнни. — Нам повезло, ты — настоящий гонщик.
— Я все делал, как мне приказывал Энцо. А он постоянно лаял два раза, — шутливо сказал Дэн. — Значит, быстрее.
Все рассмеялись, и я снова дважды пролаял. Быстрее! Скорость. Машина. Покрышки. Звук. Ветер. Подъем. Вершина поворота. Спуск. Точка переключения скоростей. Зона торможения. Вот что такое гонки! И все это я знал!
Больше мне нечего рассказать о нашей поездке на гонки, потому что самым главным я с вами уже поделился. Теперь вы знаете, какое впечатление оставили у меня те невероятно жаркие круги на треке. До того момента я всего лишь думал, что люблю гонки. Я понимал разумом, что мне должно нравиться участие в них, но самих гонок я не знал. Да и кто может знать о гонках до того, как сам сядет в автомобиль, пройдет несколько кругов на скорости, от которой волосы на загривке встают дыбом, когда покрышки едва сцепляются с трассой, а двигатель жалобно воет и молит об остановке.
