Ирэн Роздобудько - Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…
При чем тут сирень?..
…Я решила задержаться здесь еще на неделю, хотя после ухода бабушки меня тут ничего не держит. Макс вызвался помочь со всякими бумажными делами. Теперь я «богатая наследница», а что с этим делать – не знаю. Оказывается, мое обучение в пансионе оплачивала бабушка, а это 37 тысяч долларов в год! И этот факт меня неприятно поразил, ведь мать никогда мне об этом не говорила. Возможно, она сюда вернется – все-таки это ее дом. Я написала ей и пока что не получила ответа. Посмотрим…
Теперь не знаю, как плавно перейти к другой теме.
Никогда не обладала талантом хорошо писать. Сейчас спрошу у Максимуса…
Спросила. Смеется. Именно в эту минуту, когда я мучаюсь, уставившись в экран.
Говорит: в кино всегда уважал прием «быстрое вхождение в сюжет: быка за рога!» Что такое «быка за рога», мне не понятно.
Он все еще смеется, сидя напротив, – говорит: ну, пиши сейчас то, что я надиктую.
Итак, привет тебе от Макса… Подожди, он говорит, что он такого не говорил (но все равно – привет тебе от Макса!)…
…Слушай, я, конечно, сейчас буду писать под диктовку, но…
Говорит: никаких «но», что за самодеятельность? Одним словом…
Говорит: «И этого тоже не говорил, потому что слов будет больше».
Хорошо, пишу молча:
«Дорогая Соня! Я, как добропорядочная кобита[3]…»
Подожди…
Что такое «кобита» – не знаю. Сердится, говорит – не отвлекайся.
И опять сначала. Начинаю и молчу:
«Дорогая Соня! Я, как добропорядочная кобита, шестой день держу выдающегося голливудского сценариста (от скромности не умрет) прикованным всеми фибрами души (что такое фибры?) к одному вопросу, который он задал сразу, как только переступил порог этого батярского (что это такое – тоже не знаю) убежища для кретинов. Вопрос был поставлен прямо и грубо с употреблением нескольких непонятных слов неизвестного происхождения. Но суть его я уловила, как любая девушка, мечтающая удачно выйти замуж (неправда!!!). Короче, он спросил, согласилась бы я переспать с ним с целью дальнейшего развития отношений…»
Соня! Подожди… Сейчас я его выгоню отсюда…
Продолжаю, закрыв дверь на ключ!
Вот такое оно, это «быстрое вхождение в сюжет»…
Хотя мне кажется, что я правильно начала – с твоей сирени, которая уже уснула и теперь, в сумерках, напоминает какого-то экзотического зверя, который спит, стоя посреди запущенной клумбы. А мне так уютно и так спокойно, будто я давно живу в этом доме, полном разных историй. Если хорошо подумать – у меня никогда не было такого уголка, где я могла бы чувствовать себя хозяйкой. В кампусе школы и университетском городке мы жили по двое-трое в комнате. И тасовались между собой, как колода карт – ничего настоящего, все заняты учебой, каждый за себя. Легкость и неразборчивость.
Итак, Макс…
Он приехал за день до похорон.
Первая встреча была довольно курьезной. Я возилась в саду, собирая цветы для похорон, – грязная, в старом комбинезоне, в шляпе, надвинутой на глаза, и – плакала. Знаешь, впервые плакала, представляя, что могла бы догадаться нарвать цветов раньше – просто так. Поставить их на тумбочку возле кровати, чтобы она могла их увидеть или хотя бы почувствовать их аромат.
Словом, я не заметила, как кто-то прошел в сумерках по тропинке. Но ужасно испугалась, когда услышала, как шуршит гравий, присела под кустом и зажала в руках садовые ножницы. В доме было темно – только у гроба на первом этаже горела свеча. Я видела, как тень остановилась – это была мужская тень. Она подбиралась к дому. Но, не дойдя до порога, мужчина остановился, закурил и присел на скамью в беседке. Тогда я смогла тихо подкрасться и приставила к его наклоненной шее острие ножниц.
– Убирайтесь вон! – сказала я. – Иначе вы – покойник!
Он не шелохнулся. Сделал одну затяжку, выпустил дым, и я услышала его голос:
– Неубедительно…
Я растерялась.
Голос был спокойным.
Потом он продолжил:
– Я приехал к фрау Шульце… Но, видимо, опоздал.
И я опустила свое оружие. Села рядом.
Все эти дни Максим помогал мне, как мог – и на похоронах, и с домом, и в общении с чиновниками. Честно говоря, я впервые в жизни видела помощь и поддержку. У нас принято улыбаться и не иметь проблем.
Мы много говорили, кое-что о нем я знала от бабушки. Знала, что он поехал на какую-то американскую киностудию вместе со своим другом – известным режиссером, с которым случайно познакомился, работая в отеле.
«Знаешь, что сказала мне фрау Шульце, когда я как очумевший вернулся домой на следующий день после этого знакомства? – рассказывал Макс. – Она сказала, что нечему удивляться, ведь порой – если, конечно, ты этого заслуживаешь, – судьба отыщет тебя и под крышкой сломанного рояля…»
После похорон он не торопился обратно, хотя ему часто звонили. Ждал, пока я закончу здесь налоговые дела, предложил лететь обратно вместе.
Кстати, сказал, что был немного влюблен в тебя и позже с огромным удовольствием дал твоему бывшему мужу «по морде». «Отметелил по первое число», – сказал он.
Но как это, я не поняла. Возможно, все происходило первого числа…
Каждый вечер мы сидели в саду, и он много рассказывал о вашей стране. Знаешь, он планирует вернуться. Но не теперь, позже. Сказал, что это – удивительная страна, в которую героем можно вернуться только в двух случаях – «со щитом или на щите». Я понимаю это так: «со щитом» – это вооруженным и защищенным, а «на щите» – мертвым. И для одного, и для другого вариантов он приводил много примеров.
И, знаешь, я увлеклась твоей родиной, почувствовала в ней живое движение, которого мне так не хватало в уютной тине моей жизни, в ее запрограммированности.
И еще одна странная вещь: неожиданно я поняла бабушку. Мать говорила, что она «отдалась врагу за кусок хлеба».
Неправда, Соня. Это была любовь.
Просто любовь, которую нельзя объяснить.
Ты же сама знаешь, что любовь нельзя объяснить, правда, Соня? Мы говорили об этом с тобой, когда ты рассказывала, какие сложные формулы выводила, чтобы объяснить себе, почему тебе было так нехорошо и одиноко в этом доме – и как все эти сложные формулы и вопросы отпали, когда ты впервые увидела Гарри.
И все сработало, по правилу притяжения, которое – клянусь – все же существует!
Я тоже это поняла не так давно – и счастлива от того, что это произошло. Смешно вспоминать, сколько вечеров мы с подружками проводили в дурацких разговорах о так называемых «партнерских отношениях», просчитывали для себя наилучшую «партию» – по внешности или карьере. Какими важными казались годовой доход, статус в обществе, наличие богатой семьи и собственного дома. А все это полетело кувырком от одного лишь слова, услышанного в темноте сада: «Неубедительно…»
Действительно, все, что поддается расчету, – неубедительно. Хотя, возможно, во мне говорит и та часть крови, которая бурлит в другом направлении?
Итак, любовь не имеет объяснений! Но имеет последствия и… продолжение. Именно поэтому, как ты сама сказала, жизнь завязывает интересные узелки. Они есть у всех.
До моего приезда сюда я думала, что моя жизнь – прямая, как одна гладкая сплошная линия. Я ошибалась. Оказывается, и у меня есть, о чем задуматься.
Возможно, я получила в наследство не только этот дом, а такую же любовь – «к чужаку»?
…Наши последние разговоры были откровенными. Я называла ее «бабушкой», отчего она сразу начинала плакать. А уже перед самым уходом рассказала о старой шкатулке, в которой хранит записку от моего деда. Показала ее мне – клочок пожелтевшей бумаги с затертыми незнакомыми буквами, написанными карандашом. Жалела, что так и не решилась показать ее Максу или тебе.
Да, да, именно кому-то из вас.
…Сейчас ночь. Я вижу свое отражение в темном стекле твоего окна. Оно довольно странное, будто на меня смотрит двойник из-под текучих вод Рейна – Лореляй. Но не общеизвестная, о которой писал Гейне. А другая, воспетая раньше Клеменсом Бретано: женщина, из-за которой гибли моряки. А она отдала свое сердце бедному рыбаку из чужих краев. А когда он уехал, бросилась в реку, ведь жизнь потеряла всякий смысл. Такая вот история…
Дорогая Соня! Я решила принять предложение Макса – мы возвращаемся вместе.
Именно здесь, в этом доме, который мог бы быть моим от рождения, я почувствовала, что у меня есть семья, о которой я не догадывалась.
Представляю, как мы приедем в ваш уютный дом и будем сидеть на вашей стеклянной террасе – ты, Гарри, Макс и я.
И я больше не буду завидовать (да, был такой грех!) тому, как на тебя смотрит Гарри…
Ты приготовишь те блюда, которые ела в «Кривой Липе» в своем родном городе – «чанахи» и яблочный штрудель. Ты так вкусно рассказывала о них, что я просто заставлю тебя их сделать!
Мы помянем фрау Шульце – наш «узелок», на котором странным образом завязались наши судьбы…
И я достану записку своего деда.
