Николай Беспалов - Встречи на ветру
Они думают, что я в прихожей, а я уже у дверей на кухню и все слышу, как бы они ни старались говорить тише. Он шепчет ей:
– Сейчас я пожарю печенку, – он совсем сдурел, чтобы об этом говорить шепотом, – ты поешь, и тебе станет лучше.
Лариса отвечает также шепотом:
– Ты где её подобрал? – шепчет Лариса Александровна.
– Бедная девочка.
Я возмущена – какая я вам девочка! – и громко говорю:
– Товарищи, может быть, я пойду отсюда? Не буду вам мешать. Говорить шепотом утомительно для голосовых связок.
– А подслушивать, – начинает читать мне нотацию врачиха, – неприлично.
– Меня папа учил: где больше двух, говори вслух. – Не на ту напоролись, товарищи полюбовнички.
– Кончай базар, – это вступил Иван.
Надо мужчине подчиняться, я вошла на кухню. У Ивана лицо раскраснелось, он у плиты, а отчего у Ларисы румянец? И почему у неё халатик распахнулся сверху, и мне видно, что она без лифчика. Совсем стыд потеряли.
Закончив «базар», мы сели за стол. Говяжья печенка, особенно если она парная, готовится быстро. Немножко с кровью, так это полезно. Не выдавая свой зверский аппетит, я нарочито медленно начинаю есть деликатес. Кушаем молча. О чем можно говорить в данной ситуации.
Прервала молчание Лариса Александровна, сказав ни к селу ни к городу следующее:
– В Египте кандидатом в президенты выдвинули Насера, – сказала и замолчала. Пауза затянулась на минуту. Потом ответил Иван:
– Он военный? Хорошо бы. У нас тоже военные хотели власть прибрать к рукам, так Сталин им руки-то поотрывал. Нет, – задумчиво продолжал он, – в России военные править не могут.
– Давайте пить чай, – предложила Лариса Александровна. Было видно, что она сожалеет о том, что сказала.
Какая же я заноза: вставила свое! То, что слышала как-то по радио.
– В Пакистане тоже военные руководят, – сказала и гляжу на них. Как ответят. Они молчок, будто и нет меня.
После чая Иван прямо так и сказал мне:
– Сыта? Напита? Пора тебе к студенту.
– Премного благодарна вам, – встала и поклонилась в пояс.
– Напрасно ты так, – с обидой сказала Лариса Александровна. – Иван от души, а ты так.
Уходила я от них сытой, но очень недовольной собой. Она права: не надо бы так. Вышла во двор, там никого. Время ещё рабочее, местные кумушки ушли домой смотреть телевизор или спать. Села на скамейку и задумалась. Почему я нагрубила им? Ответ пришел тут же: я завидую. Просто я злая завистница. У них настоящая любовь. А какой женщине не хочется такого? И не важно, сколько ей лет и кто она. Возвращаться в квартиру Виктора не желаю. Заберу чемодан, а там будь что будет. Всплыл вчерашний разговор с бригадиром. С тяжелыми мыслями я поехала на вокзал. Как бы ни тяжела была ноша, а нести мне её. Уже на Невском проспекте я поняла: ждать помощи от кого бы то ни было нельзя. Решила также, что возьму из чемодана самое необходимое и поеду на завод. Упаду в ноги нашему начальнику: «Не дай, – скажу ему, – помереть на улице. Устрой в общежитие». Одного не учла: время-то подходит к концу рабочего дня.
Нравится мне вокзальная обстановка: наверное, в моих жилах течет кровь бродяги. Кладовщик в камере хранения долго не мог понять, чего я хочу.
– Ты ненормальная. Забирай чемодан и вали отсюда. Людям, – с ударением на втором слоге, – места нужны.
– Я для Вас не человек!? – опять сорвалась я.
– Человеки так себя не ведут: то положит, то возьмет и тут в обратный зад положит.
Пришлось сменить тон. Делаю вывод: хочешь добиться своего, не хами, лучше льсти, а ещё лучше дай рубль. Рубля у меня не было, а улыбок я ему подарила столько, сколько он за всю жизнь не получал. С самыми необходимыми вещами в сумке я вышла на площадь Восстания. Как ни странно, небо не затянули тучи, и солнце продолжало светить. В конце Невского проспекта светится шпиль Адмиралтейства, зазеленели липы, проехала поливалка, и асфальт засиял. Красиво.
Не доходя до угла Невского и улицы Маяковского, вижу транспарант «Встретим XXIII съезд КПСС новыми трудовыми свершениями».
Я готова, но подскажите мне, где мне сегодня ночевать.
Прошла мимо и тут же уперлась в рекламу кино. «Я шагаю по Москве». Это то, что мне надо. Отсидеться в темном кинозале.
В кассах пусто, вот-то радость! Провинциальная я дурёха, не рассмотрела объявление: «Билетов на сегодня нет». Честно говоря, я чуть не расплакалась. Стою, хлопаю ресницами, носом хлюпаю.
– Такая большая девочка, – так бы и врезала за эту «девочку», – и плакать собралась.
Краем глаза вижу: стоит чуть позади слева молодой морской офицер. Различать звания меня выучил отец: капитан-лейтенант.
– Кто видел, чтобы я плакала? – стараюсь говорить спокойно.
– Никто, – весело отвечает он, – Разрешите представиться, командир БЧ-пять, Артем Фролов. В Ленинграде прохожу курсы в Академии.
– Ирина Тиунова, рабочая склада. – Интересно, как он отреагирует.
– Превосходно. – Потом я узнаю, что это его характер – так относиться к жизни, радостно-восторженно. – Рабочий класс – основа нашего общества.
– В кино, а билетов нет, – с первых слов мне с ним просто.
– Какое совпадение, я тоже хочу в кино.
Мы смеёмся так громко, что кассир открыла окошко кассы.
– Вы не в цирке, не мешайте работать.
На эту её реплику офицер ответил, по-моему, вполне резонно:
– Ваша работа заключается в том, чтобы продавать билеты, а коли их у вас нет, то и работы нет.
– Товарищ офицер, если Вам делать нечего, так не мешайте мне. Через пять минут я буду продавать билеты на завтра.
– Товарищ Ирина, – веселый этот начальник какого-то бэ-че. – Приглашаю вас в кино завтра.
– Наверное, Вы хотели сказать «на завтра»? – я заноза.
– Ах, какая ты грамотная. Идем?
– Идем, – отвечаю я, не подумав, что завтра мне надо на завод.
– В таком случае, чтобы закрепить наш договор, я угощаю тебя мороженым.
– Мороженое я ела в детстве, – опять я ершусь.
– Резонно, – открылось окошечко кассы, и раздался голос кассирши:
– Билеты брать будете? До начала сеанса осталось десять минут.
– Чудеса в решете, – говорит Артем. – Написано билетов на сегодня нет, а предлагают.
– Броню открываю. Так берете?
Два билета на пятый ряд, середина. Лучше не бывает.
Мы вошли в фойе кинотеатра, когда прозвенел третий звонок, успели занять свои места, и свет погас. Медленно так. Сначала показали киножурнал «Новости дня», все о том же: как советский народ готовится к съезду партии, потом само кино. Я все ждала, когда Артем начнет приставать ко мне, но он вперся в экран и обо всем как будто позабыл. «Ну и черт с тобой!» – и я стала тоже смотреть кино. Молодой московский парень, лоботряс, шляется по Москве. И зачем такое кино снимают?
Мы вышли из кинотеатра, когда закончился рабочий день у служащих. Спешат женщины сделать покупки, мужчины тоже спешат, но не за продуктами, им бы выпить сто граммов водки или кружку пива.
Идем по Невскому проспекту в сторону Адмиралтейства, его шпиль не светится, солнце зашло за крыши домов.
– У нас на флоте есть обычай, – поди проверь, – отмечать возвращение корабля жареным поросенком. Поросенка предложить не могу, а лангетом могу угостить.
О таком кушанье я слышала, но ни разу не ела. Говяжья печенка давно переварилась, и мой желудок опять просит: дай жрать.
Перешли проспект, опять кинотеатр, теперь «Баррикада», тут идет другое кино, там тот же фильм. На улице Гоголя народу поменьше, да и магазинов тут нет. Десять шагов вперед, и передо мной красивое крыльцо, и потом дверь с большими стеклами. Витрина большущая, и мне хорошо видно, что там полки с фруктами. Какие красивые яблоки – так бы и впилась зубами, за ними много-много банок, компоты разные.
– Зайдем, – заметил мой взгляд Артем, – выпьем соку для аппетита.
Какие запахи в этом магазине! Вы удивляетесь, отчего это я все о запахах говорю. Сама не знаю. С детства у меня так: куда ни приду, первое, что замечаю, так это как там пахнет.
– Выбирай, – предлагает Артем. Мы стоим у прилавка, на котором торчат конусовидные колбы. Красный, желтый, светло-зеленый, даже синеватый. Все бы перепробовала. Я как дитя малое.
Артем пьет томатный, это красный, я сначала выпила яблочный, желтый, потом светло-зеленый, виноградный. Выпила бы ещё, но неудобно стало, и мы ушли.
Артем взял меня за руку и повел через дорогу. Я ему:
– Тут нет перехода.
Он мне в ответ:
– Так и машин нет.
Не нравится мне такое. Выдернула руку и пошла на угол. Идти-то всего ничего. Иду, не оборачиваюсь: если пойдет за мной, позволю ему приударить за мной, не пойдет, тогда пошел он на… Стыдно произносить.
Дошла до пешеходного перехода, дождалась зеленого света и пошла. Иду, глядя по сторонам, привычка такая, ступила на поребрик и только тут подняла глаза. Ах, гад! Стоит и улыбается.
