Мария Галина - Медведки
Я неловко переминался с ноги на ногу. Здесь вам не блоха, где трутся в основном мужики. Бабье царство, торжество женственности.
— Вот, примерь, — Рогнеда сунула мне в руки твидовый пиджак, — Хьюго Босс, вроде твой размерчик. И вот эти джинсы.
— Я дома примерю, ладно?
— Опять стесняешься? Ладно, я же вижу, эти точно на тебя. Еще вот это поло, и пошли.
Я забрал у нее пакет с вещами. Пакет был увесистый. Помимо пиджака и джинсов она и правда ухитрилась раскопать черное кашемировое пальто, мягкое и словно пожеванное. Его надо будет отпарить утюгом, что ли?
— Если вещь твоя, она к тебе все равно попадет, — рассуждала она по дороге, давя гриндерами подвернувшиеся под ноги грецкие орехи. — Эти дуры что ищут? Чтобы блестки были. Стразы. И чтобы розовое. И как у всех. А эксклюзив они не видят. Не замечают. Он им на фиг не нужен, эксклюзив.
— Рогнеда, — сказал я, — ну зачем мне еще одни джинсы? И еще один пиджак? У меня же есть один. Твидовый, на локтях заплаты замшевые, все как надо. Все в образе.
— Это для клиентов. А этот для выхода. Ты его там снимешь. Бросишь на спинку стула — небрежно. И все увидят лейбл. А ты небрежно скажешь, что в Лондоне купил. Скажешь, неподалеку от Марбл Арч есть такой маленький чудесный магазинчик, основан сто лет назад. Там тебя знают и специально подбирают адекватно имиджу. Известные брэнды, но под твой имидж. Марбл Арч, запомнил?
— Запомнил. А если начнут про Лондон расспрашивать? Я там не был.
— Это очень просто. Ты сразу спрашиваешь — вы были в Лондоне? И если собеседник говорит «нет», гонишь все подряд, про Колесо там, про Британский музей, про Тауэр. А если говорит «да», то спрашиваешь: а где конкретно? И дальше молчишь. Людям не интересно слушать про чужие путешествия. Людям интересно рассказывать про свои. Они их как бы переживают сами, пока рассказывают. Это паразитизм такой, безобидный, знаешь, загонят в угол, сунут флэшку в твой комп, и тысяча фоток на тему «как я провел лето». А ты ему в ответ — свою тысячу. И он терпит, потому что деваться некуда. Он же тебя своими умучил уже.
— Это уже не паразитизм, а симбиоз получается.
— А, ну да, ну да. Но ты как раз ответно не умучивай. Молчи и слушай. Собеседника не грузи. Тебя сразу все полюбят.
— Карнеги я и сам читал.
— Тогда почему ты такой дурак?
Она уже как мой папа. У меня теперь все родственники такие.
— Я живу той жизнью, которая мне нравится, вот и все.
— Да-а? — весело удивилась она.
— Послушай, — сказал я, — а можно я тебе задам интимный вопрос? Очень интимный?
— Я слушаю, — сказала она шепотом.
— У тебя три соска? Нет, я вижу, но, может, есть еще недоразвитый?
— Я тебе что, кошка? — обиделась она.
За разговорами я и не заметил, как мы дошли, все-таки приятно, когда есть с кем поговорить по дороге. Вот придем, устроим барбекю во дворе, пригласим соседа Леонида Ильича, этого мерзавца и предателя, раз уж они в таких хороших отношениях. Барбекю в одиночестве — это нонсенс. А тут все живая душа, хотя и авантюристка и, возможно, убийца. Она, правда, мяса не жрет. Ладно, хотя бы картошку испечем. В золе. Я и забыл, как пахнет картошка, испеченная в золе.
Раз уж я все равно потенциальная жертва, то хотя бы проведу остаток дней в приятности. И пусть они все стараются мне угодить. А то я раздумаю быть жертвой и уеду в Лондон. Меня надо опутать. Обольстить. Обиходить. Обслужить. И все — по первому разряду.
Опять кто-то поставил свою тачку так, что ни пройти, ни проехать: чтобы подойти к калитке, мне пришлось обогнуть ее со стороны хищного бампера. Правда, черного «мерса» с тонированными стеклами ни у кого из соседей вроде не было.
Я уже отпер калитку, как окошко «мерса» поехало вниз.
— Блинкин? — спросил вежливый человек в пиджаке и галстуке.
— Ну? — сказал я осторожно.
— Вас просят поехать со мной.
— Куда это? — спросил я холодно, чувствуя, что пальцы Рогнеды вцепились мне в запястье, а коготки у нее были, между прочим, остренькие.
— Это конфиденциально, — сказал он без запинки, хотя слово было трудное.
— Меня это не колышет, — я открыл калитку, настолько, насколько позволял капот «мерса», — Мы спешим. На открытие сезона божоле. Пошли, Рогнеда. Тебе еще к массажистке и на фитнес, а мне — в бассейн.
Пакет с сэкондскими вещами распространял вокруг себя густой запах фумигации.
— Сезон божоле только десятого открывается, — сказал шофер. — Но я понимаю ваше нежелание ехать куда-либо не информированным.
Где он в свободное время подрабатывает? Читает лекции по политологии?
— У меня от невесты нет секретов, — я осторожно отцепил от рукава Рогнедины когти, — и, если можно, извольте объясняться поскорее. Мне завтра в Лондон лететь, на вручение «Серебряного кинжала».
— Не сомневаюсь, что вы востребованный человек, учитывая ваш род занятий, — сказал шофер, — но вас очень хотела видеть госпожа Левицкая.
— Госпожа Левицкая, — сказал я, холодея от собственной наглости, — могла оказать мне честь, условившись со мной заранее, а не высылать карету к подъезду. В моем кругу так не принято.
— Да, — подтвердила Рогнеда и повела плечом.
— Это компенсируют, — сказал шофер, — и компенсация будет щедрой. Уверяю, это займет не более часа. Это личная просьба, поймите же. Очень личная.
— Хорошо, — я вообще ничего не понял, — если надо, то... хорошо.
Я даже не успел сделать шага к машине. Рогнеда толкнула меня локтем в бок.
— Милый, — сказала она, — нам надо переодеться. Прежде всего. На яхте было сыро. Ты продрог.
— Да, — сказал я, — на яхте было сыро. Я замерз. Подождите здесь, я выйду через двадцать минут.
— Но госпожа Левицкая занятой человек, — укорил шофер.
— Я ценю ее время, — сказал я, — я только отложу несколько деловых встреч, переоденусь и присоединюсь к вам.
— Ты все правильно сказал, — одобрительно щебетала Рогнеда, пока тянула меня за рукав к дому, — молодец. Так с ними и надо. Сейчас быстро я ценники посрезаю, одевай джинсы и пиджак...
— Надевай, — поправил я машинально.
— Не занудствуй. Я пробник в аэропорту зажилила, тоже Хьюго Босс, других не было, удачно получилось, мы сейчас быстро их опрыскаем, фумигатором вонять не будет, кроссовки у тебя так себе, ну ладно, с джинсами сойдет, будет такое кэжуал. Что еще у нас тут есть? Гольф, черный. Вот, его надевай.
Я безропотно натянул водолазку, хотя терпеть не мог, когда что-то сжимается вокруг горла.
— Черт, надо было ботинки тебе еще посмотреть, ладно, в следующий раз. Поедешь, с водилой этим осторожнее, он хитрый, лучше молчи, а начнет спрашивать, извинись, скажи, весь в новом романе, у тебя творческий приход, и пускай не мешает тебе обдумывать ключевую сцену. Паркер, паркер в нагрудный карман. Только чернилами не испачкай ничего. Вот так, отлично.
Она обошла меня противосолонь и одернула полы пиджака.
* * *Я полагал, мы направляемся в здание городской Думы, белое и с колоннами, но «Мерседес» остановился у новых розовеньких корпусов Университета юриспруденции и международных отношений. Ну да, она ведь еще и ректор. Именно под ее рукой юрфак местного университета превратился сначала в институт, потом в университет, оброс корпусами, отрастил часовенку, напрудил бассейн, обзавелся четырехзвездочным отелем и теперь процветал, как хозяйство рачительного феодала. Она и была таким феодалом — о ее властности и деловой хватке ходили легенды. За своих она стояла горой, с недругами расправлялась беспощадно. Еще Левицкая славилась своей любовью к бриллиантам и тягой к безвкусным, но шикарным туалетам — для женщин ее статуса не столько недостаток, сколько почтенная традиция.
Вежливый шофер передал меня с рук на руки секретарше, молодой, но не слишком красивой, в деловом костюме и черных лодочках на низком каблуке, и она, стуча этими каблуками, провела меня по широкой мраморной лестнице на второй этаж. По пути она деловито и негромко что-то говорила в коммуникатор, слегка с придыханием, поскольку не прерывала движения. Высокое витражное окно отбрасывало на скромный грим секретарского лица то красные, то синие блики, зрелище по-своему завораживающее.
Около тяжелой двери с массивной табличкой она пропустила меня вперед, и я прошел через пустую приемную в ректорский кабинет.
— Я вас ждала, — укорила меня госпожа Левицкая.
Я сказал:
— Прошу прощения. Слишком спонтанное приглашение, я вынужден был отложить некоторые дела.
— Да-да, — она благожелательно показала волевым подбородком на кресло, — садитесь.
По-моему, ей понравилось слово «спонтанное».
Кресло было глубоким и неудобным, пришлось сесть на самый его край, я подумал, это специально так, чтобы посетитель с самого начала почувствовал себя неуверенно, наверняка она консультировалась у психолога производственных отношений, или как там они называются. Я огляделся, в кабинете было еще несколько стульев, у стены.
