Мюррей Бейл - Ностальгия
— X… в железо, пока горячо, — подсказал Гэрри.
— Ха-ха-ха! Ей-ей, отлично сказано! Надо бы записать. — Гид потряс головой, приоткрыл рот — как если бы ему что-то в глаз попало — и вытащил блокнот. — «X… в железо…»
— Вот такой мы грубый народ, — подвел итог Норт. — Мужланы неотесанные.
Кэддок то и дело отбивался от группы, совершая вылазки — то туда, то сюда, то вбок, а то и вперед. Вот он нащупал фотовспышку — и направился прямиком в будку.
— Таков уж наш удел, — пожала плечами Вайолет. — Хотя есть и свои преимущества.
— У чего именно?
— У нашего провинциального обаяния. Весь мир над нами смеется — а это куда как непросто.
— Если греческую цивилизацию оценивать по руинам ионических колонн, то наша измеряется рифленым железом, — встрял Джеральд Уайтхед.
— Эй, охолоньте! К чему это вы клоните?
— По крайней мере, мы нос не задираем. В отличие от других стран, — подала голос миссис Каткарт.
— Вот именно, — кивнул Хэммерсли бок о бок с Гэрри. — Послушайте, нам стыдиться нечего. Эти ваши россказни по большей части — бред сивой кобылы. По крайней мере, мы — дело делаем.
— Так весь музей — он ровно про это, — вклинился Джеральд. — Мы дело делаем — и будь что будет.
— И что тут не так?
— Мы не дураки. Мы пустяками не занимаемся, — сообщил Борелли Луизе с таким непробиваемо-серьезным лицом, что она не сдержала смеха.
Но гид не слушал. Он как раз обнаружил на стенке уборной нацарапанную надпись:
АВСТР. — ВЕЛИЧАЙШИЕ В МИРЕ ЗАПАСЫ ЖЕЛЕЗНОЙ РУДЫ.
— Паразиты! Хулиганы! Типичные австралийцы!
И гид, увлекая за собою группу, поспешно прошел мимо массивной деревенской Библии под «защитной» обложкой из рифленого железа и с медным замком; мимо подборки охряных фотографий — продуваемые всеми ветрами железные листы, громоздящиеся на первом плане сногсшибательных пустынных ландшафтов; мимо примечательной фигуры — вырезанный из железа и выкрашенный в синий цвет силуэт полицейского — поставленный, чтобы обдурить автомобилистов, в каком-то занюханном городишке за Большим Водоразделом.
У последнего экспоната гид, прежде чем заговорить, глянул на часы. Все подняли глаза — и, как по команде, нахмурились. Десять огромных черно-белых снимков: листы рифленого железа крупным планом? Поставленные горизонтально, все — одного размера; неотличимые друг от друга.
— Достойное завершение. Именно то, что нужно, — объявил гид. — Вы думаете, это — фотографии рифленого листового железа? На самом деле, — гид улыбнулся краем губ и обернулся к группе, — это лбы австралийцев, заснятые крупным планом — абсолютно произвольно. Должно быть, это все одиночество и ваш суровый климат, слепящий свет и мухи и удаленность от всего прочего мира, от подмоги и поддержки, — вот откуда у мужчин — и, Господи милосердный, у женщин тоже: вот это — машинистка из Дарвина, двадцати двух лет, — вечно нахмуренный вид. Изборожденный морщинами лоб. Вернувшись спустя каких-то семь лет, Сесил Лэнг выглядел точно так же. А теперь, верно, это выражение лица закрепилось у антиподов в генах. Таким образом, рифленое железо соответствует австралийской психике. Вот оно как.
Гид коротко кивнул. Обсуждать это утверждение было уже некогда.
Хмуря брови, толкаясь, все выбрались наружу — навстречу железному небу цвета старой кровли, навстречу падающим каплям. Одни завопили, другие зашикали. Опять эта английская погода! В этой части Англии морось, похоже, вообще никогда не прекращается.
— Хочу мир посмотреть. Вот и все.
— Господи, да чего в том дурного-то?
— А как насчет вас?
— На месте не сидится; в прошлом году на Бали скатались. И скажу вам, оно того стоило.
Эти гребаные живописные пляжи, как же, как же!
— Захотелось поразвеяться, отдохнуть как следует.
— Нам про Англию и разные такие места все уши прожужжали. Ну, мы и подумали: да гори оно все синим пламенем, съездим да посмотрим. Все знакомые здесь уже побывали. Поглядим, из-за чего все на ушах стоят.
— Отпуск за длительную службу.[67]
— Дети выросли. Гленис, старшенькая, в июне замуж вышла.
— А у меня в загашнике деньжат поднакопилось.
Дело понятное.
Джеральд обернулся к Борелли.
— Должно быть, это невыносимо — чувствовать, что никогда не сможешь никуда выбраться, даже если захочешь. Я бы, наверное, с ума сошел. Вот меня всегда тянуло уехать. А в последнее время кошмары мучают: снится, будто я умер и меня хоронят под камнем в чужой стране. Не понимаю, к чему бы это!
— После всего, что мы видели, осознаешь, как нам чертовски повезло, — объявил Дуг, отставляя стакан.
— Я уже побывала в большинстве стран, везде, кроме Тибета. Но, как выяснилось, всегда находится что-то новенькое; что-то, что я в прошлый раз упустила.
Да, это верно.
— Перпетуум-мобиле, а, Шейлочка?
Некоторым людям доверять нельзя. Мужчинам, в частности.
Рано или поздно тебя непременно предадут. Этак непринужденно, легко, как нечего делать — раз, и ударят.
— Эйфелева башня была закончена в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, — рассказывал Кэддок. — Тот же самый конструктор работал над статуей Свободы.
— Может, и на них посмотреть доведется…
Именно.
— А я бы предпочла Ниагарский водопад. Говорят, это нечто потрясающее.
— Спасибо Леону. — Все обернулись к Гвен. — Ему хотелось всласть пофотографировать. Ну, как видите. И сама идея группы нам пришлась по душе. Мы считаем, группа у нас подобралась очень приятная.
— Я вам вот что скажу: в Сингапур ни за что не ездите, — встрял Гэрри. — Меня там просто наизнанку выворачиваю.
— Я слышал, это идеально чистый город.
— А в моем путеводителе написано иначе.
— Не могу не отметить, что в самых экзотических местах грязь обычно царит жуткая. Помните эту смердящую Африку?
— Вот уж куда ездить вообще не стоило. Мне там было ужас до чего неуютно.
Гэрри рыгнул.
— А ну, не лапай!
— Одно скажу, — продолжал Гэрри, наполняя очередной стакан. Не рассчитал: пиво перелилось через край. — Ихнее пиво — не мой кусок радости. Вы такую водянистую дрянь пили когда-нибудь? Я слыхал, что все так, да только не верил.
Вайолет скорчила гримаску.
— Ой-ой! Вечно ты жалуешься.
— Да иди ты!..
Луиза улыбнулась широкой улыбкой балерины.
— Больше всего на свете я люблю путешествовать. Теряешь ощущение времени. Знакомишься с самыми разными людьми.
— А у вас не складывается впечатления, что вдалеке от родных мест, в огромном городе вроде этого, можно делать много всего такого, на что обычно не отважишься? — предположил Борелли. — Мы — анонимны, мы — обособлены. Порой мне кажется, что со мной просто не может случиться ничего дурного; я волен поступать так, как вздумается.
Луиза наблюдала за ним поверх стакана.
— То есть я хочу сказать…
— Где бы я ни находилась, я везде остаюсь самой собой, — твердо отчеканила миссис Каткарт. Она всегда подозревала худшее.
Они утратили ощущение времени. Они и смотрелись, и чувствовали себя отъединенными от основной части населения — как бы на отшибе. Их стулья образовывали замкнутый круг, регулярно разрываемый резвым официантом, который припадал на одну ногу — и мог в синих пальцах одной руки унести целых шесть стаканов.
— Сто лет не была в хорошем театре! — объясняла Вайолет.
Рядом с нею Кен Хофманн созерцал пятнышко на потолке, барабаня пальцами по губам. Однако ж с ответом он не замедлил:
— За меня сборщик налогов платит.
— Кен! Тебе же так хотелось посмотреть на картины и музеи!
— Да, но были и другие причины, если потрудишься вспомнить. — И пояснил остальным: — Моя жена страдает провалами в памяти. А может, притворяется. Есть и другие причины поехать за тридевять земель, в частности налоги; ну да не буду смущать Луизу. Уж я такой; верно, жена?
— А вот и профессор! Присаживайтесь, присаживайтесь. Мы как раз о вас говорили. Мы про вас все знаем.
Ха-ха.
— Ничего подобного, — поспешила успокоить его Саша. — Где вас носило? Я вам и место заняла.
Согласно документации по безопасности, броская южноамериканская авиакомпания P*** N*** («Только без имен, пожалуйста!») снова возглавила список в градации количества катастроф на километр. Цифры выглядели просто устрашающе. Седьмой год подряд! P*** N*** попыталась замолчать информацию. Не преуспев, стала ссылаться на особые погодные условия над Андами, великолепный полуденный свет, на область распространения кондоров и низкое качество москитной сетки в некоторых городах промежуточной посадки. Возможно, все они и впрямь внесли свой вклад, но повсеместно признавалось, что картину искажают иные факторы — в отрасли именуемые «невидимыми».
