Ирвин Шоу - Допустимые потери
— Господи, — воскликнул Оливер, и его бледное лицо стало серьезным, — Роджер вышел?
— Нет. Он повесил трубку. В прошлый раз я рассказывала вам, как странно он вел себя после этого, и вы мне сообщили о пистолете.
— Пока, насколько я знаю, пистолета он не приобрел. Заявление все еще лежит у него на столе. А этот тип, этот Заловски, снова звонил?
— Один раз. Четыре ночи назад. Он оставил послание на автоответчике.
— Я не знал, что вы им обзавелись, — удивился Оливер.
— Теперь он у нас есть. — И Шейла рассказала Оливеру о новом звонке Заловски.
Они сидели в молчании, пока официантка ставила на стол еду. Потом Оливер сказал:
— Черт возьми, я уверен, что полез бы на стенку, если бы у меня среди ночи раздался такой звонок. Вы догадываетесь, кто это мог быть? И почему он звонил?
— Ни малейшим образом, — сказала Шейла. — А если Роджер и подозревает кого-то, мне он ничего не рассказывает. Поэтому я и хотела поговорить с вами. Здесь какая-то тайна. — С грустным видом она катала по столу комочек хлеба. — Он такой обаятельный человек. Кто бы ни пришел к нам, все так радуются, когда он входит в комнату. Конечно, были у него и какие-то женщины, о которых я никогда не слышала. Даже сейчас, когда он стал обаятельным стариком. Он никогда не показывает, что понимает это, но он так и излучает секс, и только одно это может дать повод для тревоги. С первого же раза, как я его увидела, когда он лежал на больничной койке, я это почувствовала. Где бы он ни появлялся, женщины так и клубятся вокруг него. Он не может удержаться от того, чтобы время от времени не оказывать кому-нибудь из них предпочтение, даже сам того не желая. Мне это давно известно, и, конечно, вам тоже…
Оливер попытался улыбнуться, но ему удалось выдавить из себя лишь слабую гримасу.
— Ну, — сказал он, — из того, что мне доводилось видеть, я понял, что он отказывает куда чаще, чем соглашается…
— Благородные слова, — грустно улыбнулась Шейла. — Во всяком случае, я с этим смирилась. В конце концов, за последние несколько лет ничего такого не было. Я попыталась убедить его, что это был какой-то псих, который увидел его имя в телефонной книжке и решил гнусно подшутить. Но я не могу убедить его. Где-то в его прошлом что-то случилось, был кто-то, кто хочет посчитаться с ним, заставить его страдать, и он это знает, почему так и ведет себя, — Шейла без аппетита поковырялась в тарелке. — Я подумала, что, может быть, вы знаете то, чего я не знаю, врагов, о которых я никогда даже не слышала.
Оливер в смущении поежился.
— Ну, — сказал он, — случилось, что он пришел в офис после ленча… поздно, его не было все утро… он был бледен, и на лбу был пластырь, а когда я спросил его, что произошло, он обрезал меня, и, конечно, я решил, что кто-то его ударил, но что это не мое дело…
Шейла кивнула.
— Он и мне соврал об этом. Он сказал, что ударился головой о настольную лампу и мисс Уолтон наложила ему повязку.
— У нас в конторе нет даже аптечки первой помощи, — сказал Оливер. — И когда он в тот день, запоздав, вернулся в контору, на нем была не та одежда, в которой он был утром.
— Вчера я ее получила. Когда я пошла в химчистку взять свой свитер, мне сказали, что я могу взять и пиджак с брюками, которые мой муж сдал на прошлой неделе. Обычно он оставляет это на меня. Я даже не представляла, что он знает, где находится химчистка. — Она в упор посмотрела на Оливера. — Что-нибудь еще?
Оливер помедлил.
— Я не хочу нарушать обет верности Роджеру, — сказал он. — Если он сам не говорит вам, что у него на уме, я не могу сообщать вам какие-то новости.
— В чем они заключаются? — строго спросила Шейла. — Если он сам не может себе помочь, мы единственные, кто в состоянии это сделать.
Оливер вздохнул.
— Наверно, вы правы. Два дня назад, когда Роджер ушел на ленч, я получил письмо от нашего клиента с Запада, в котором он просил, чтобы именно я ответил на его предыдущее письмо. Я не видел этого письма: видимо, Роджер забыл передать мне его. Это так на него не похоже! Обычно он немедленно реагировал на все деловые послания, но за последние дни… — Оливер остановился, не закончив фразы. — И, сколько я его знаю, он всегда аккуратен, педантичен, как заправский бухгалтер. Но теперь на его столе все перемешано, всюду валяются бумаги, обрывки какие-то с адресами, неподписанные договора. Пришлось порыться, чтобы найти то письмо. Наконец нашел, а под бумагами лежал открытый блокнот. Я заметил, что он все утро смотрел в него, а затем раздраженно отбросил. — Оливер смущенно замолчал. — Нет, в самом деле, Шейла, если он решит, что вы должны это знать, он вам сам расскажет.
— Вы женаты более десяти лет, Оливер, — сказала она, — и до сих пор ни черта не понимаете в браке. Что за блокнот?
— Тот, что он обычно таскает с собой в кармане, — неохотно ответил Оливер, — записи для памяти, идеи дли журналов, адреса и все такое прочее. На страницах не было ни адресов, ни заметок, ничего. — Он перевел дыхание, словно ему трудно было заставить себя произнести следующие слова. — Только две записи: «Возможные враги — профессиональные», «Возможные враги — личные». И под каждой несколько имен.
— Что это за имена?
— Я смог прочесть только одно из них, — сказал Оливер, — Среди врагов по профессии. Макендорф. Помните — Роджер свидетельствовал против него в том деле о клевете?
— Роджер может свидетельствовать против собственной матери, если решит, что обязан это сделать, — сказала Шейла. — А что остальные?
— Я не успел разобрать их.
— Почему?
— Они были залиты кровью, — произнес Оливер.
Эхо последних его слов повисло над ними, навевая тревогу и заставив на некоторое время замолчать.
Затем Шейла прервала молчание.
— Тут или больше ничего не скажешь, или можно много о чем поговорить. Что вы думаете?
— Много о чем, — сказал Оливер.
Шейла кивнула, а затем предостерегающе подняла руку, потому что увидела женщину с маленькой девочкой. которая, улыбаясь, спешила к их столику.
— Миссис Деймон, я вижу, что вы посещаете тот же ресторан, что и я. Я так рада видеть вас. Филлис, — она дернула дочку за руку, — скажи «здравствуйте, миссис Деймон».
— Я все утро ее видела, — сказала малышка. — Я уже здоровалась с ней.
Шейла засмеялась и обратилась к Оливеру, который встал, ожидая, пока его представят.
— Филлис — одна из девочек в моей группе. Одна из лучших, не так ли, Филлис?
— Мама так не думает, — Филлис взглянула снизу вверх на свою мать.
— Филлис, — одернула ее мать, — я знаю, где ты набралась этих мыслей.
— От тебя, — сказала Филлис.
Шейла снова рассмеялась, а затем представила Оливера женщине, чья фамилия была Гейнс. После этого миссис Гейнс, держа дочь за руку, поспешила откланяться, а потом вдруг оглянулась.
— О, простите, что я недавно не заметила вас. Я так хотела представить вам моего мужа.
— Где это было? — спросила Шейла.
— На концерте. В антракте я видела мистера Деймона и решила, что вы вышли попудрить нос.
— Когда?
— В пятницу. Играли «Реквием» Моцарта. Не правда ли, это было восхитительно?
— Восхитительно, — сказала Шейла.
— Филлис, как следует попрощайся с миссис Деймон.
— Я ее все равно увижу завтра утром, — сказала девочка.
— Филлис, — улыбнулась Шейла, — ты терпеть не можешь формальностей. Я это уже заметила.
Миссис Гейнс беспомощно пожала плечами.
— О, эта детская логика. Была очень рада познакомиться с вами, мистер Габриелсен. — И они с дочкой пошли к своему столику в дальнем конце ресторана.
— Умная малышка, — сказала Шейла. — Надеюсь, что с годами она не станет похожей на свою мать.
Помолчав, Оливер заметил вскользь:
— Мне показалась любопытной интонация, с которой вы произнесли «Восхитительно».
— Неужто? Да, вполне возможно. Потому что в пятницу вечером я не была на концерте. И Роджер тоже не сказал мне, что ходил на него. Он позвонил и сказал, что после обеда пойдет на репетицию с одним из ваших клиентов.
— Как вы думаете, — спросил Оливер, — почему он все это делает?
— Может быть, из-за Моцарта.
— Но почему ему понадобилось выдумывать всю эту историю? Концерт — это ведь не свидание с другой женщиной.
— Этот обыкновенный концерт, — медленно сказала Шейла, — мог быть для него и свиданием. Последняя работа Моцарта «Реквием», написанная по заказу графа фон Вальсег-Ступача для мессы по его покойной жене. — Голос Шейлы упал почти до шепота. — Dies Irae. День гнева. Lacrimosa. Свидание совсем другого рода. Вспомните, Роджер родился католиком, хотя пока его это не очень волновало.
Оливер поднес руки к лицу, закрыв почти невидимые белесые брови и покрасневшие, полные тревоги глаза.
