Денис Гуцко - Домик в Армагеддоне
– Да, эту забыл запереть, – сказал Антон, наступая на порог.
Он стоял напротив Саенко и, скривившись, отгонял от лица пыль.
– Напылили как.
Саенко медленно прислонил хоругвь к стене. Колун в его руке шевельнулся.
– Вить, ну что ты, в самом деле?
– Прочь, – сквозь зубы процедил Саенко.
– Слушай, Вить, а помнишь…
Медленно, растягивая каждый звук, Саенко выговорил сиплым голосом:
– Именем…
Антон не дал ему договорить.
– Да никаким не «именем». Истерика у тебя.
Он расстроено причмокнул губами.
И вдруг Саенко, резко дёрнув затылком, согнул колени и сел. Как от непреодолимой усталости. Металл цокнул по бетонному полу. Саенко завалился на спину.
Антон подошёл к Степану Ильичу, помог подняться.
– Всё в порядке у вас?
Взял за плечи, оглядел, голову сгрёб в ладони, повертел туда-сюда.
– Идти можете?
– Да.
– Вы идите к Фиме. Он наверху сейчас.
Полез в карман, вытащил мобильник.
– Идите.
Степан Ильич послушно вышел из гаража в коридорчик. Пошёл не в ту сторону, к постирочной, развернулся в сторону холла. Пройдя несколько шагов, остановился. Ноги дрожали.
– Николай Николаич, – услышал он голос Антона. – Пусть трое идут в гараж. Я здесь. Без дубинок пусть. И – да! – ни в коем случае не через дом. Прямо в гараж, я отопру. Да, Николай Николаич. Нет. Забрать нужно одного, старшего. Совсем растерялся человек. Жду. Только бегом, в себя приходит. Шумный очень.
Услышав шорох у себя за спиной, Степан Ильич оглянулся.
Антон, опуская руку с мобильником, внимательно смотрел ему в глаза.
– Йеэээх, – вздохнул Антон.
Отвёл взгляд. Посмотрел на стену справа, на потолок, в пол – так и не выбрал, куда смотреть. Выдавил:
– Только Фиме, пожалуйста, не говорите.
* * *Стоя один в просторной комнате – такой же, в которой Костя Крицын угощал их с Надей холодной курицей, только без стола посередине, почти без мебели: диван, кресла, невысокий комод, – Ефим смотрел в окно, на осаждающих дом милиционеров. Ничего не менялось. Скучали милиционеры во дворе, скучали те, что сидели в автобусах. Один из капитанов поливал майору на руки из пластиковой бутылки. Майор, отклячив зад и вытянувшись сколько мог вперёд, подставлял ладони под струю воды. Вымыл руки, встряхнул ими молодцевато. Капитан понёс бутылку в автобус.
Фима совсем не удивился, когда увидел на улице Алексея Крицына. Остановился на перекрёстке, смотрит.
Верно, предчувствовал – весь день вспоминал отца его, ту ночную беседу. С самим Лёшкой накоротке Фима в Сотне не пересекался. Видел его мельком всегда. Да и появился Лёша здесь совсем недавно. С ним чаще всего Антон разговаривал, в сторонке. А с Костей Крицыным и вовсе не виделись с тех самых пор. Фима собирался несколько раз зайти, но всегда передумывал.
Алексей пустился к дому.
Проскочил мимо милицейского автобуса. Майор пытался схватить его за рукав. Лёша увернулся. Добежал до ворот и тут упёрся в грудь милиционеру, который выскочил, услышав Лёшкин топот и крик начальника: «Малец к вам! Держи!»
В окно Ефиму было видно немного, снова спина, на этот раз милицейская, загораживала распахнутую калитку. Иногда за краем забора показывался Лёша, который отступал на несколько шагов от милиционера, что-то ему объясняя и показывая на дом, куда хотел пройти. Милиционер качал головой: нет, нельзя, не пущу.
В сопровождении одного из капитанов майор неторопливо шагал в сторону Лёши. Их догнал тучный запыхавшийся человек. Костя Крицын. Остановился, широко расставив ноги, выпулил пару фраз. У него переспросили что-то. Он ответил, указывая на сына, совсем как тот в это же время указывал державшему его милиционеру на дом.
Вдруг Фима встретился взглядом с Лёшей.
– Это не я! – закричал Лёша Ефиму. – Честное слово, не я! Клянусь! Не я! Скажи всем!
К Лёше подошёл его отец.
Майор с капитаном остановились в нескольких шагах позади них.
Костя Крицын положил сыну руку на плечо и поднял голову – посмотреть, кому тот только что кричал.
Фима отпрянул от окна, присел на корточки.
Домик Крицыных в пустом, под звёздами темнеющем посёлке – будто станция «Мир», летящая сквозь мёртвый ледяной космос.
Столовая там была. Большая семейная столовая. Стол овальный, большой. Фикус. С овальными листьями. В ансамбль к овальному столу. На стене фотографии. Смеющаяся женщина: сыновья с обеих сторон прижались к её лицу. У смеющейся женщины смешно, по-рыбьи сплющен рот. «Задушите! Пустите! Задушите!» Общее фото: семейство расселось в увитой плющом ротонде, на заднем плане утки.
– Старший мой: обрыдло ему всё, видите ли, – говорил Костя. – Про нашу жизнь так. Об-рыд-ло!
Посреди стола стояла стеклянная ваза. В ней крохотные золотистые яблоки. Плодоножки как сабли.
– Просто сказать хочу, Фима, раз уж случай свёл. Может, вспомнишь когда-нибудь мои слова. Вооружили вас крепко, только кто ваши враги? Я? Да как так?! За что ж мне это счастье внеочередное? Бесцельно я живу? Враки. Бездуховно… Да кто её вымерял, духовность мою? Как?
Когда? Какой линейкой? У каждого здесь свой Армагеддон, Фима. Свой маленький Армагеддон, дай Бог в нём выстоять. Мне двоих парней на ноги ставить. А тут, нате вам – манёвры такие под носом. И у всех так, все ради чего-то живут. Живут, Фима. Воюют как могут. Армагеддон – штука долгая, здесь нахрапом не возьмёшь. И всегда есть такие, которые кипятятся, пяткой в грудь колотят. Которые страх свой прячут за благочестивой истерикой. Всё в кучу, в кучу понамешали. Соборность вот ещё… Какая-то она у вас – в сапогах армейских. Проповедь смотрел на Первом, так там повторяли, я наизусть выучил: соборность – одно из главных духовных условий национального единства и создания мощной державы, какой была Россия. А! Тогда ещё торкнуло: неужто никак нельзя развести по сторонам, чтоб мухи отдельно от борща? Не тыкать в меня державой из каждой проповеди? А то мне эта духовность державная уже под лопаткой колет.
Когда Фима поднялся и снова выглянул в окно, Крицыных на улице не было. Может, Костя увёл сына. А может, в автобус забрали.
Фима почувствовал, что голоден: позавтракать так и не удалось. «Долго ещё? – подумал с раздражением. – Сидим, друг на дружку пялимся. Дальше-то что?»
* * *За спиной у Фимы послышались шаги. По галерее прошла Надя.
«Тоже ведь не завтракала. В магазин-то осаждаемым можно сгонять?»
В створке окна, отразившей дверной проём и часть галереи за ним, Фима увидел, как Надя остановилась, бросила быстрый взгляд в ту сторону, откуда пришла.
– Папа! – позвала она, перегнувшись через перила. – Папа, ты где?! Кажется, Юля рожает.
Она произнесла это негромко, но дом будто вздрогнул. Заныл, загудел. Брякнулся где-то стул, раздался топот.
– Рожает! Рожает!
Смысл этих слов дошёл до Фимы не сразу. Но как только дошёл – ошеломил и сковал. Всё существо его точно захлопнулось, туго свернулось в защитную позу.
«Нет… только этого не хватало…»
Фима остался стоять как стоял – прильнув к окну, тщетно пытаясь собраться с мыслями, а пространство позади него стремительно наполнялось звуками и движением. Сорвалось и помчалось.
– Где она?
– Сюда, наверх!
– В «скорую» звоните!
В одно мгновение не стало вокруг Фимы унылого утра с милиционерами, с удушливой тишиной, с несостоявшимся крестным ходом.
«Отсюда до ближайшей больницы пилить не меньше часа… А ждать, пока приедут…»
– Юленька! Что?!
На галерею взбежал Сергей. В ответ Юля только выдохнула:
– О-о-ой.
– Говорит, схватки, – сказала Надя. – Начались.
Её било дрожью, она заикалась.
– Господи, отведи, – прохрипел Сергей и бросился вниз.
Фима упрямо таращился в окно. «Сейчас, сейчас… ещё минуту…»
– Как ты, Юленька? Не молчи, – бубнила Надя, нервно пританцовывая перед лестницей, – не в силах, видимо, решить, бежать ли на поиски отца или остаться с Юлей.
Было слышно, как Сергей мечется по первому этажу. Потом по дому прокатился грохот: он принялся вышибать дверь.
Милиционеры во дворе привстали со своих лавок.
Ещё несколько ударов – и треск поддавшегося дерева.
Сергей сбежал во двор. Навстречу ему – как бы нехотя смыкая на ходу шеренгу – двинулись милиционеры. Дубинки перехватили поудобней. Некоторые, отстав, наклонились за шлемами.
– Куда летишь? А? Что там у вас?
Сергей добежал до них, встал, собирался сказать, но вдруг засуетился беззвучно, хватая себя за горло, – и бросился дальше.
Прошёл сквозь милицейскую шеренгу – как ниточку тоненькую порвал.
– Эй! Слышь!
В один прыжок он добрался до выхода. На улицу. Ворота за его спиной пропели: бом, бом.
Двое выскочили следом за Сергеем, бросились догонять.
Из автобуса, к которому бежал Сергей, посыпались остальные милиционеры. Пошли неуверенно навстречу.
В доме возня.
– «Скорую» нужно.
– Не получается! Как с мобильника-то вызывать?
