Иван Сажин - Полигон
— Бате посоветовали подбирать себе замену, — хмыкнул Корольков. — Вот он и ставит свечи комбатам — ищет мудрейшего. Вчера на этом длинном бугре бездарно погорел наш сосед Станиславский.
Корольков имел знакомства в штабе полка, и некоторые новости узнавал раньше других. Слушая его, Загоров испытывал сложное чувство: и жалел бойкого конкурента, и радовался. А вдруг выбор Одинцова остановится на нем. Почему бы и нет?.. Но для этого надо показать себя находчивей Станиславского.
— А какое решение он принял?
— Примерно такое же, что и мы: используя результаты ядерного удара и огонь артиллерии, атаковать внезапно ночью.
— Что, Одинцов с ходу забраковал?
— Да нет, советовал подумать. — Начштаба важно помолчал: как-никак, он сейчас знал побольше своего комбата. — А потом, когда Станиславский заявил, что иного варианта не видит, хмуро буркнул: «Что ж, атакуйте». Когда танкисты были почти у цели, передал по радио: «Противник нанес по атакующим ответный ядерный удар. Больше половины ваших машин выведено из строя, горят. Поступило донесение: западные бросили в контратаку свежие силы до двух танковых рот…»
— Что же дальше?
— Дальше некуда! — резюмировал Корольков. — Станиславский тыкался-мыкался, и признал, что наступление сорвалось.
— Боюсь, нас ожидает не лучшая участь.
Обсудили еще два-три варианта атаки. Днем и ночью. С применением атомного оружия и без него. И все было не то. В масштабах дивизии или хотя бы полка можно как-то сманеврировать, найти уязвимые места в обороне противника. А что сделаешь на фронте батальона?.. Зажали тебя в прокрустово ложе между колхозным полем и оврагом — как хочешь, так и пляши.
Взгляд Загорова был хмурым, расстроенным. Рывком выдернул и отбросил мешавший лопушистый стебель какого-то растения. Снова достал папиросы.
— Ядерный удар придется нанести по противотанковому резерву в глубине обороны. Без этого опасно наступать. Но где взять силы, чтобы удачной была атака самой высоты? Артиллерия вряд ли подавит закопанные в землю танки.
— Да, трудненько придется, — согласился Корольков.
Загоров почувствовал раздражение и боль в голове. На душе было тоскливо. «Сочинил кроссворд, и радуется, что никто разгадать не может!» — сердито подумал он об Одинцове.
Сзади послышалось сопение. Оба оглянулись: подползал лейтенант Русинов. Танкошлем на нем сбился назад, лоб орошен потом, карие глаза светились торжествующе, по-мальчишески и по ним читалось: «А я что-то знаю!»
«Может, он что-нибудь придумал?» — с робкой надеждой предположил комбат и сказал, что слушает его. Русинов коротко сообщил обо всем, что ему и его людям удалось заметить на скатах высоты. Оборона укреплена основательно.
— Что же предлагает разведка?
— Воспользоваться оврагом, хоть там и торчит для показухи застрявший танк! Раз противник знает, что это место непроходимо, он не станет там держать прикрытие. Силы-то у него тоже считанные.
Загоров и Корольков вначале смотрели озадаченно. То, что говорит бойкий лейтенант, всего лишь благое пожелание.
— Но овраг-то непроходим! — кинул начальник штаба.
— В том-то и фокус! — весело ухмыльнулся Русинов. — Ежели моему взводу дадут все бревна, какие имеются в наличии, докажу обратное. Я ведь близко туда подобрался. Вон, видите, колени протер, — показал он на брюки. — Хотел было в овраг углубиться, да побоялся, что обнаружу себя.
Загоров уже чувствовал, что смекалистому парню удалось нащупать точный ход, и любил его в эту минуту, как брата. Но еще боялся вполне поверить, осторожничал:
— Овраг-то длинный, на весь бревен не напасешься.
— Так там наверняка есть проходимые места. Да и по склонам кое-где можно. Они же не все обрывистые, я присмотрелся… Ночью туда влезем, включим пэвзнэнки и потихоньку пройдем!
— Это уже мысль! — оживился комбат. — О деталях говорить сейчас не будем — повторная разведка покажет, что делать. Но там, где не пройти по склонам, можно подкопать. И — готова дорога не только для взвода, но и для роты, а может — и всего батальона.
«Так вот где отгадка этой головоломки! А то и слева нет хода, и справа страшный овраг, и в лоб не прошибешь, и ядерный удар не поможет!» — окрыленно, с достоинством иронизировал Загоров, все больше радуясь найденному решению.
Замысел боя у него сложился молниеносно, и он додумывал детали, вполуха слушая взводного. Догадлив, догадлив этот расторопный парень! С таким не пропадешь… Если роты просочатся по оврагу, западным не помогут ни минные поля, ни вкопанные танки и орудия. Не придет им на помощь и противотанковый резерв, так как по нему перед артналетом будет нанесен ядерный удар.
Но роты ведь не проскочат по оврагу бесшумно! Что делать, чтобы замаскировать гул моторов? Воспользоваться артподготовкой — мало. Надо, чтобы приданное батальону подразделение завязало с противником дуэль. Западные вынуждены будут открыть огонь, и сами себя оглушат. Тем временем роты и обойдут высоту. Только бы проскочить по оврагу!..
— Вот что, Русинов: с заходом солнца отправляйтесь еще раз в разведку. Ваш взвод выступает первым. Удастся пройти — можете смело ставить каждому танкисту по пятерке за тактические учения.
— Есть!
В июльские вечера смеркается поздно. Вот уже и сутки, считай, на исходе, затянуло невидью окрестные поля, а край неба еще румянится от закатного света. Кажется, этому не будет конца. Наступления ждали не только танкисты, не только затаившиеся на длинном взгорье мотострелки, но и сам руководитель учений. Он сидел на брезентовом стуле у раскладного стола в штабной палатке, что приютилась на склоне высоты. Полатку освещала подвешенная у центральной стойки лампочка. В приоткрытый полог лилась прохлада росистого, вечера. Рядом с командиром полка шуршал газетами майор Чугуев. Темноусое лицо под козырьком фуражки было увлеченно-любопытствующим. Время от времени он сообщал какую-либо новость, и опять погружался в чтение.
Правее, за отдельным столиком расположился со своим хозяйством начальник штаба полка Лавренко. Сосредоточенный, отрешенный, в очках, обложившись бумагами и уставами, то и дело поглядывая на развернутую перед ним карту местности, он составлял очередную тактическую разработку для танкистов.
А полковник Одинцов ничем не занимался. Он только что отужинал и теперь под папиросный дым неторопливо размышлял, как обычно делал на досуге. Раздумий было не на одну папиросу. Опять перемолвился с командиром о том же самом — о переходе на новую должность. Генерал предложил принять дела у начальника штаба, который ложится в госпиталь на сложную операцию. Георгий Петрович отвечал, что подумает, хотя, честно говоря, у него не лежит душа к штабной работе. С его непоседливостью и привычкой к разъездам не выдержать кабинетной скуки и двух недель. Брали бы вон Лавренко, — дельный, образованный штабист. А я, наверное, подожду давать согласие. Неправда, найдут сапоги и по моей ноге. Вот проведу батальонные учения, тогда видно будет…
В эти дни он принимал у комбатов как бы экзамен на командирскую зрелость. Хотел твердо знать, чему они научились. И то, что вчера майор Станиславский «капитально намолотил», крепко опечалило полковника. Он хотел бы видеть своих питомцев находчивыми, дальновидными военачальниками. Потому и создал на учениях сложную обстановку, не жалел себя и не делал никому скидок.
Причина одна: как говорят военные, забота о боеготовности. Ведь сколько помнит себя человечество, были нападения, войны, походы. Они и сегодня не исключены. Но теперь иные времена, и война может обернуться для землян неслыханными бедами. Что станется в мире, если дать волю ужасной стихии, если вскинется ядерный зонт в голубое нежное небо, и магменно-раскаленный смерч, все сжигая, одичало коверкая, придет гулять по суше и по воде?..
Нет, допускать этого нельзя ни в коем случае! Сегодня об этом обязан помнить каждый, кто берет в руки оружие. А особенно — командир, с которого спрос в десять раз выше. И потому он должен иметь высокую военную подготовку.
Неужели Загоров не найдет верного решения? Если и он сделает промах, то худо дело. Значит, не сумел ты подготовить себе достойную замену… Кстати, пора бы ему прибыть: осталось пять минут до назначенного срока.
Неподалеку фыркнул мотор, послышался голос часового. Полог палатки качнулся раздвигаясь, и высокая фигура Загорова выросла из темноты.
— Разрешите? — энергично спросил майор. За ним показался и Корольков. У обоих на лицах было написано волнение.
— Входите, входите! — проговорил полковник, вставая. — Ждем вас.
Он разостлал на столе карту, отклонился, давая понять, что готов выслушать пришедших. Едва Загоров сказал, что намерен по оврагу обойти высоту со всеми ее огневыми средствами, не ввязываться в лобовую атаку, как у Одинцова непроизвольно дрогнуло лицо. Он щурил глаза, чтобы не выдать того, что они улыбаются.
