Лев Александров - Две жизни
У выхода из столовой Бориса ждали старшина и Кленов, молодой голубоглазый парень.
— Теперь на квартиру, товарищ лейтенант. Миша, сбегай за вещами лейтенанта, они в кабинете у комроты. Я, товарищ лейтенант, вам хорошую квартиру подобрал. Мне Николай Кузьмич объяснил, когда ваши бумаги пришли, что вы человек грамотный, с незаконченным высшим, так я со здешним учителем договорился, Николаем Степановичем Введенским. У них отдельный дом, а живут только он сам с женой и дочкой. Дочке лет девятнадцать, вам скучно не будет. У них комната свободная. И не дорого, двести в месяц. А Николай Степанович тоже грамотный, литературу ведет. У них в доме книг полно.
Шли минут десять. Фонарей нет, совсем темно. В снегу протоптана узкая пешеходная тропка. Остановились у небольшого дома. Не избы, а именно дома, вроде подмосковной дачи. В окнах слабый свет. Борис уже обратил внимание: лампочки и в столовой горели вполнакала.
Калитка в крошечный палисадник. Лестница с перилами на крыльцо, как когда-то у них в Кратово. Кротов дернул за шнурок. Из дома донесся приглушенный звук колокольчика.
— А мы вас ждали. Заходите, Иван Михайлович. Так мы и думали, что сегодня обещанного гостя приведете.
В маленьком тамбуре стояла моложавая стройная женщина. Да нет, пожалуй лучше сказать — дама. Простенькое серое платье, коричневый вязаный платок на голове, но без всякого сомнения — дама.
— Раздевайтесь, пожалуйста, Борис Александрович. Вас ведь Борисом Александровичем зовут? Мне Иван Михайлович о вас все рассказал. Вот сюда шинель повесьте, шапку. Да вы совсем молоденький. Никакой моей возможности нету вас Борисом Александровичем называть. Можно просто Борей?
— Конечно, я и не привык, чтобы по отчеству.
— Так давайте познакомимся. Меня зовут Ирина Петровна Введенская. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Это ваш рюкзак? И больше у вас никаких вещей?
Кротов:
— Миша, отнеси вещи товарища лейтенанта, а нам уже идти пора. У нас, товарищ лейтенант, подъем в шесть, но вы приходите чуть попозже, в полседьмого или даже в бесчетверти. Хозяйство не бог весть какое, я вам все покажу, а после завтрака в восемь ротное построение. На нем вы взвод формально примете. Завтра у нас первые четыре часа до обеда тактические занятия в поле. Тема: наступление стрелкового взвода на оборонительные линии противника в условиях пересеченной местности. Разрешите, товарищ лейтенант, я это занятие проведу, конечно, в вашем присутствии. Всего хорошего, Ирина Петровна. Разрешите идти, товарищ лейтенант?
— Конечно, Иван Михайлович, идите. Я буду точно в шесть тридцать.
Узкая комната. В торце окно. Занавески. Кровать уже постелена. Белоснежные простыни. У окна письменный стол с лампой.
— Вот, Боря, ваше пристанище. В этом шкафу я левую сторону освободила для ваших вещей. Впрочем, я вижу, вам пока и класть туда нечего. Комната ваша теплая. Видите, печка одной стороной к вам выходит. Кстати, у нас принято, чтобы дрова обеспечивал военный постоялец. Это вам Иван Михайлович объяснит и сам все организует. Пойдемте, я вас с географией дома познакомлю и своих домочадцев представлю.
Знакомство с географией заняло не очень много времени.
— А это — общая комната, гостиная по- старому. Видите, книжные шкафы. Все книги в вашем распоряжении. Читайте, если что приглянется. Пианино старенькое. Вы не играете?
— Нет, Ирина Петровна.
— А Ольга моя музицирует. Они с отцом наверху, в своих комнатах. У нас на английский манер, спальни на втором этаже. Вот в углу лестница. Сейчас позову. Николай Степанович! Оля! Спускайтесь, у нас гость.
С лестницы быстро сбежал низенький, на голову ниже Ирины Петровны. Седые волосы растрепаны, калининская бородка клинышком, очки. Бумазейная рубашка апаш, брюки на подтяжках. За ним, не спеша, девушка в стеганом домашнем халате. Большие глаза на худеньком лице с жадным любопытством смотрели на Бориса.
— Вот, Николай Степанович, рекомендую, это Борис Александрович Великанов. Человек интеллигентный, в университете учился. Хоть теперь, как видишь, в чинах, лейтенант уже, но не возражает, чтобы его звали просто по имени.
Руку Николай Степанович пожал крепко, но как-то слишком быстро. Схватил и сразу выпустил.
— Очень рад, молодой человек. Вы случаем не охотник? А то весной в апреле со мной на тетеревов прошу. Тетеревиный ток — зрелище божественное. И дичь по нынешним временам очень кстати бывает.
— Нет, Николай Степанович, никогда не охотился, но с удовольствием попробую.
— А это, Борис, наша Оля. В прошлом году школу кончила, теперь в здешнем клубе библиотекарша.
Ладонь узкая, вкрадчивая. Голос после звонкого дисканта Николая Степановича кажется приглушенным.
Ольга:
— Вы, Борис Александрович, танцуете? Я люблю, а одной ходить на танцы неприлично.
— Оля, как не стыдно, в первый раз человека увидела и сразу напрашиваешься на танцы. Вы, Боря, не обращайте внимания. Провинциальное воспитание.
— Что вы, Ирина Петровна, мне даже приятно. Конечно, если время позволит. Спасибо, Оля. Не очень хорошо, но танцую. Только не зовите меня по отчеству. А скажите, библиотека у вас хорошая?
Николай Степанович не дал Оле ответить.
— Не просто хорошая, а уникальная. Еще в начале революции удалось спасти несколько библиотек помещичьих усадеб. Есть библиографические редкости. Много французских и немецких книг. Вы по-французски можете?
— Нет, я по-немецки.
Борис долго не мог заснуть. Как быстро все изменилось. Кажется, еще вчера бесконечная, однообразная, выматывающая страда курсантской жизни. Марш-броски на десятки километров с полной выкладкой и с половиной «Максима» за плечами, разборка и сборка пулеметного замка вслепую до полного автоматизма, ночные тревоги и "прочесывание местности с целью обнаружения воздушного десанта противника", одуряющие политзанятия с одними и теми же штампованными фразами. Страшные слова сталинского приказа № 28, прочитанного перед строем всего училища жарким июльским летом. Борис до сих пор помнит: "Советские люди с презрением говорят о бойцах и командирах Красной Армии". Страшнее всего, конечно, о заградотрядах. И вот теперь здесь. Отдельная комната, чистая кровать. Завтра после слов: "Взвод сдал!", "Взвод принял!" он становится самым главным человеком для сорока солдат. Комроты вроде мужик ничего. И с Кротовым можно жить. Олечка эта вполне симпатична. Ну что ж, потанцуем.
Глава VIII. СЕРГЕЙ
— Сережа, тебя твой закадычный к телефону. Давно не звонил. Просить что-нибудь будет, с пенсии не разгуляешься.
Валентина Григорьевна не любила Великанова. Сергей Иванович подозревал — просто ревнует. К бабам не ревнует, вернее не ревновала, теперь и поводов нет. Понимала, мужику время от времени необходимо самоутвердиться. А к Борису ревнует. Он в жизни Сергея Ивановича занимает особое, для нее закрытое место.
— Привет, Борис Александрович! Рад слышать.
— Слушай, Сергей, я пустых разговоров, бессмысленных вопросов не люблю, я сразу к делу. Ты дня три-четыре себе освободить можешь?
— Смотря для чего. Трудно, конечно, но если очень нужно — смогу.
— В том-то и штука, что совсем не нужно. То есть ни для какого дела не нужно. Я, как тебе известно, пенсионер, дел в общепринятом смысле этого слова не имею. Года полтора назад я у тебя в гостях на даче почти месяц номенклатурной роскошью наслаждался. Теперь хочу тебя к себе пригласить. У меня дачи нет, но есть ученики. Ты когда-нибудь в Пущино был? Академический биологический центр.
— Не был, конечно.
— А стоит побывать. Места хорошие. Рядом Приокский заповедник. Зубры, бобры. У меня ключ от двухкомнатной квартиры с видом на Оку. Поживем, побродим, пообщаемся. Мне с тобой пообщаться нужно. А то мы как-то все урывками, спешим. Весна нынче ранняя, может ледоход увидим. Тебе же, наверное, ледоход на Оке наблюдать не приходилось. Поедем, Сережа. Два дня тебе на завершение неотложных ненужных дел. Поедешь? Не откладывай только. Не говори, что подумаешь, время удобное выберешь. Сразу согласись или откажи. Поедешь?
Просит. Зачем-то я ему понадобился. Не в Валином смысле, конечно. Великанов мужик гордый, с корыстной просьбой не обратится. Но для чего- то нужен.
— Поеду. Двух дней мне не надо, одного хватит. Когда за тобой завтра заехать?
— Ты что, на своей хочешь? Я тебя на рейсовый автобус приглашаю. Сейчас скользко, перед Пущиным шоссе узкое, спуски, подъемы. Не хочу на свою ответственность подвергать опасности жизнь выдающегося советского ученого.
— Зачем на своей. Володя отвезет. И не выпендривайся, Борис. Зачем трястись на автобусе, когда можно с комфортом на «Чайке»? Кроме того, в Пущине твоем, наверное, жрать нечего, а я продукты в сумке таскать отвык, да и тебе тяжести поднимать нельзя.
— Ладно, так и быть, прокачусь на «Чайке». Только деликатесы свои пайковые не бери. Ты в гости едешь. В Пущине ресторан вполне приличный. А кофе и что надо в холодильник на четыре дня я сам захвачу. Сможешь послезавтра часов в восемь, а то и пораньше, за мной заехать?
