Леонид Левонович - Ветер с горечью полыни
— Сейчас посоветуюсь с женой. Обмерим квартиру. Я позвоню. Скажи номер…
На этом попрощались, хоть обоим хотелось поговорить, поскольку событий в их жизни произошло немало.
Наконец дозвонился домой. Сквозь шум и треск чуть узнал голос Ады. Может, потому, что плохо было слышно, голос жены показался чужим, холодным. Расспросил про детей, про домашние дела. Похвастался, что получил зарплату, новую форму.
— Ну во, дали какую-то копейку. Форму рядового лесничего в зоне. Умные люди бегут оттуда. А ты бросился, как Савка в омут головой. И дети против. Не одобряют твой поступок.
— Еще бы! Ты настраиваешь их. Не торопись делать выводы. Пойми, что больше я не мог сидеть сложа руки.
— Я не тороплюсь. А вот ты поторопился. Петро хотел порекомендовать тебя на свое место. Главным редактором научно-популярных передач. Ты бы справился. И начальство телевизионное тебя знает. А то наломал дров. Ты там. Я — тут. Что это за жизнь?
— Это все временно. А телевидение — не мой хлеб. Я не журналист по образованию. Не горюй. Все утрясется, — пробовал утешить жену. — Может, через неделю приеду, тогда все обсудим. Всем привет! Целую! — и положил трубку.
Сидел за столом, почувствовал снова тяжесть в затылке — поднимается давление, а так хорошо чувствовал себя час назад. Ему совсем не хотелось ехать в город. Открылась входная дверь. Кто-то затопал в коридоре. Андрей вышел из кабинета — перед ним стоял помощник Виктор. В пиджаке внакидку, в галошах на босу ногу.
— Ну, дозвонились? А то картошка уже готова. Остынет. И форму ж замочить надо. — Похоже, Виктор заметил не слишком веселое лицо шефа, потому добавил: — От, чтоб ваша жена увидела вас в новой форме. Она б все бросила и помчалась за вами на край света.
— Дорогой мой, не так все просто. Без женщин так же тяжело, как и с ними. Сказал это давно мудрец Сенека. И это действительно так.
Они опрокинули по рюмке местной ржанушки-веселушки за новую форму и первую зарплату. Закусили салом с луком, поджаренной на электроплитке картошкой с солеными огурцами. Здоровая натуральная пища. Так думал Сахута, со смаком жевал сало, хрустел луком, и ему не хотелось никаких жениных лакомств.
Спал Андрей крепко. Ему ничего не снилось. Проснулся, когда в комнате было еще темно, сладко потянулся, увидел в полумраке блестящие пуговицы кителя, висевшего на плечиках на гвозде, поскольку шкафа в комнате не было. Подумал о Полине, может, она сегодня приедет. И ощутил небывалый прилив сил. Какое-то первородное желание жить вопреки Чернобылю, распаду партии, раздраю экономическому. И его жизненный узел показался не таким уж запутанным, а положение совсем не безнадежным.
Но в тот день встреча с Полиной не состоялась. Зато неожиданно в лесничество притрюхал на велосипеде земляк Иван Сыродоев. Жил он теперь в Белой Горе. Переселился туда сразу после Чернобыля, поскольку и работал тогда председателем сельсовета. Года три занимал это кресло и после пенсии. Сахута как раз спустился с крыльца — собирался идти на пилораму, посмотреть, что там делается. Сыродоев бросился к нему с объятиями.
— Скажу по правде, Андрей Матвеевич, когда услышал… Ну, что вы сюда вернулись, не поверил своим ушам. А теперь во вижу вас своими глазами. Форма вам к лицу, Матвеевич. Некогда у меня была похожая. Финагентовская. Только малость темнее. А вы молодо выглядите, Матвеевич. Еще жить да жить.
— Помню вас, Иван Егорович, в форменной шинели. Зима. Сугробы через дорогу. А вы в шинели и резиновых сапогах. С военной сумкой…
— Было такое, — скупо улыбнулся Сыродоев, будто стеснялся показать желтоватые редкие съеденные за немалый уже век зубы. — А я помню тебя мальцом. На коньках. Я ж привез те коньки аж из Германии.
— За коньки, дядя Иван, я вам всегда благодарен. Таких ни у кого не было. Помню, Беседь зимой разлилась. А потом замерзла. От деревни до леса лед блестит, как зеркало. Ох, и полетал я тогда на коньках!
Воспоминания воспоминаниями, однако же не ради этого прикатил земляк.
— Какая у вас забота, Иван Егорович? — спросил Сахута.
— Да хочу выписать хворосту. Вы ж березняк прореживаете?
— От, не знаю, есть ли готовый. Помощник займется этим. Скажу, чтобы решил вашу проблему.
— Подождите, Матвеевич, есть разговор. Может, присядем? Болят ноги, чтоб их волк. Оно и не диво. Столько выходил за свою жисть.
Сыродоев подошел к лавочке у штакетника, пригнулся, полой пиджака вытер ее с расчетом и для себя, и место для собесянника.
Возражать не приходилось. Андрей сел подле гостя.
— Если нет готового хвороста, не беда. Дайте делянку. Я с женой вырублю. Только чтоб подальше, может, под Белый Камень. Тут же кругом радиация. Отсюда дрова никто не берет. А то дома будет свой реактор. Во, дожились! Правда, живности всякой больше стало. Лоси ходят стадами. На днях Костик Воронин был в лесу. Так семейка лосей прямо на него вышла. Лось, лосиха и теленок. Да большой уже. Здоровенный рогач землю копытом начал рвать. Костя за деревья спрятался. Чуть успел. А то лось поднял бы на рога. Еткий здоровила! — Иван немного передохнул. Взглянул на собесянника, будто прикидывал, готов ли тот выслушать его просьбу.
— У меня ж юбилей на носу. Шестьдесят пять годков протопал уже. Десять лет назад отметили пятерочный юбилей. Весело было. Вы, кажется, тогда не смогли приехать. А Петро Моховиков с женой был. И Довгалев, Шандабыла уважили меня. Тогда была другая жисть. Кто мог подумать, что партия рассыплется? Союз во готов развалиться.
Андрей не имел времени на долгий разговор. И совсем не собирался начинать диспут на политическую тему. Он взглянул на часы, давая понять гостю, что забот у него хватает, а времени недостаток.
— Я понимаю, Матвеевич. Дел у вас полно. Хочу спросить. Охота ж скоро на копытных открывается. Как бы лицензию на лося заполучить? Сколько она теперича стоит?
— Мне нужно поинтересоваться. Я ж тут недавно. Разведаю. Через неделю подъедьте. Будет ясна ситуация.
— Добренько, Матвеевич. Так, может, скажете помощнику. Ну, про етот самый топорник.
Андрей попросил помощника помочь земляку, а сам направился на пилораму. Там он долго не задержался, ребята пилили доски, вопросов к ним не было, лесничий вернулся в кабинет: из головы не выходила мысль — может приехать Полина, желательно быть на месте.
Ждать Андрею пришлось долго, приехала давняя знакомая под конец следующего дня. Послышался гул мотора, и почему-то сразу подумалось: это она.
Внутренний голос будто говорил ему: иди встречай. Но что-то удерживало Андрея, и хоть ноги готовы были бежать, он сидел и ждал. И сам себе удивлялся: как встрепенулось сердце. «Я, старый партократ, оказывается, еще могу волноваться, мое сердце еще не окаменело», — мелькнуло в затуманенной голове.
Вскоре из первой комнаты, где стоял стол бухгалтера Алексея — он же был и кассиром, — донесся женский голос:
— Где можно найти лесничего?
— Как — где? Он в своем кабинете, — прогундосил Алексей.
Послышался короткий стук в дверь, и на пороге стояла Она — в красной кофте, из-под которой виднелась черная блузка. На голове темный платок. Лицо взволнованное, с заметной краснотой. Лишь темно-карие глаза смотрели на мир с достоинством, серьезно и спокойно.
Андрей вышел из-за стола навстречу, Полина подала широковатую красивую ладонь с короткими блестящими ногтями.
Он взял соблазнительную, теплую ладонь, ощутил легкое пожатие, поднес руку к губам. Полина как-то испуганно дернула рукой — ох, как не привыкла, чтобы целовали ей руку!
— О, Андрей Матвеевич, вы в новой форме! Она очень идет вам. Вы в ней такой молодой, подтянутый. На улице не узнала бы…
— Спасибо на добром слове. Все боятся радиации, как черт ладана. А я чувствую, что помолодел тут. И давление нормальное. Никаких таблеток не принимаю. Разве что две капли воды на сто граммов ржанушки-веселушки. А в Минске без таблеток заснуть не мог.
— Понимаю. Было о чем подумать. Чтобы решиться на такой шаг. Да с такой должности. Надо иметь мужество. И для семьи это непросто.
— Да, Полина Максимовна, все очень непросто. Что поделаешь? Жизнь подбрасывает такие повороты, что никакой фантаст не придумает.
— Плохо, конечно, что вы здесь, семья — там.
Будто нарочно, Полина ни разу не произнесла слово «жена». Хоть именно ее имела ввиду, когда говорила про семью, поскольку дети, конечно, уже взрослые, у них своя жизнь, им, возможно, нужна родительская квартира. А вот жена — неизвестно как себя поведет, какие у нее отношения с мужем, бывшим высоким начальником. А может, развелись? Вырвал все из сердца и приехал на родину… Однако же не говорит о разводе. Или не хочет так сразу раскрываться. Такие мысли сновали в голове женщины-вдовы.
— Сколько вам надо дров? И каких вы хотите? — нарочито громко спросил Сахута: чтобы слышали в соседней комнате.
