Михаил Барышев - Вороний мыс
Бронебойщик и Митя вытянули Сиверцеву из трясины, мокрую и скользкую. С ватника стекала грязь. Штанина оказалась разорванной на бедре. В прореху выглядывала испачканная озябшая кожа и край голубых рейтуз. Один сапог остался в трясине. Наташа дрожала, нервно стучала зубами, еще не верив в свое спасение, и прикрывала ладонью прореху на штанине. У нее не было сил, кружилась голова, ломило затылок и временами что-то проваливалось из сознания. Наплывало странное безразличие ко всему на свете, и одной живой мыслью был стыд, что мужчины видят ее грязные голубые рейтузы.
Идти она не могла. Обмахнув Наташу пучками осоки, Митя и бронебойщик взвалили ее на шинель и понесли прочь от страшного места.
— Вон к тем елочкам, лейтенант… Там посуше будет.
Вскоре они наткнулись на крохотный островок твердой земли, заросший пушистыми, непохожими на болотные елочками. Забрались в их гущину и с облегчением повалились на землю.
Чернявый метнулся вперед, но тут же возвратился. За островком хода не было. В обе стороны расходился тусклыми клиньями разлив стоячей воды.
— Приехали, — зло сказал он, тронул рукой замотанную шею и кинул на землю бронебойку, которую заставил его нести ефрейтор. — Бери свою дрынду!.. Не пройдем дальше. Прищучат нас здесь егеря, и каюк!.. Пропадем, как собаки… Подохнем.
Лицо его перекосилось, он согнулся в поясе, словно его неожиданно ударили в живот, и начал скулить по-собачьи.
Волохов подскочил к чернявому и тряхнул за плечи с такой силой, что у того мотнулась голова.
— Замолчи! Приказываю замолчать, товарищ боец! — голос Мити сорвался на крик.
— В рыло ему двиньте, лейтенант, — угрюмо посоветовал бронебойщик, обтирая подолом гимнастерки затвор ружья. — Двиньте и очухается… Не в себе человек. А то давай я, коли стесняетесь.
Эти слова отрезвили чернявого. Он замолчал и, оглаживая шею, сел под елочку.
— Не догонят нас егеря, — сказал Волохов. — Ни к чему им нас догонять. Отыскать нас в этой чертовой болотине непросто. А насчет дороги дела неважнецкие…
Митя прошел к краю елочек и смотрел на разлив воды, уходящей в мелколесье.
— Не разберешь, где кончается. Вот какая загогулина. С самой Свири перли, а тут ковырнули нас под ребро… Через такую воду гать не положишь, а наугад соваться нельзя.
Наташа лежала на расстеленной шинели и плохо понимала, о чем говорит Митя. Смотрела мутными глазами и облизывала сохнущие губы.
— Обход надо искать, — предложил бронебойщик.
— Да, нужно искать. Назад нельзя возвращаться, и войну здесь не пересидишь.
— Сестру нести придется, товарищ лейтенант. Кончились у нее силенки. И так держалась, мыслимое ли дело…
Да и не пройдет она при одном сапоге… Пойду, гляну хоть поблизости.
Прихватив тяжелое ружье, бронебойщик ушел в заросли елок и вернулся минут через десять.
— Шалаш тут имеется, товарищ лейтенант, — сказал он повеселевшим неизвестно от чего голосом. — Охотники в добрые времена наведывались. Старенький шалаш, а все же лучше сестре, чем под елкой лежать. Уток здесь, наверное, богато брали.
— «Уток», — передразнил его чернявый. — Теперь на людей охота пошла. Дорогу надо разведать, а ты шалашу обрадовался. Обход нужно искать, не прищучат егеря, так с голоду подохнем.
Ефрейтор взглянул на Наташу, без движения лежащую на шинели.
— В себя сестре требуется прийти. Нести ее по дряби, товарищ лейтенант, никак невозможно. Предложение такое имеется — мы обход пощупаем, а вы нас подождите в шалаше.
— Хорошо, — согласился Волохов. — Идите, ефрейтор. Если обход не найдете, к вечеру возвращайтесь. Старшим назначаю вас.
— Слушаюсь, товарищ лейтенант, — по-уставному вытянулся бронебойщик, кашлянул и добавил: — Пискун моя фамилия, товарищ лейтенант, Сергей Михайлович… С-под Тамбова я. Запомните на случай чего. У нас там тоже болота на Цне попадаются… Найдем лазею. Быть того не может, чтобы не нашли. Ну, брат славянин, двинули!
Чернявый послушно встал, и они ушли влево, где болотный разлив казался меньше.
Митя помог Наташе добраться до шалаша, нырнул внутрь, выгреб мусор и финкой обкорнал несколько елочек. Бросил ветки в шалаш, и там опрятно запахло скипидарной свежестью хвои.
— Вот так. И сверху тоже прикроем… А теперь раздевайся.
Наташа растерянно поглядела на Волохова.
— Раздевайся, — повторил Митя. — Высушить все надо и ногу замотать. Что ты на меня смотришь? Раздевайся, говорю.
Наташа ушла за елочки, сбросила ватник, стянула через голову мокрую до карманов гимнастерку, сдернула единственный сапог и сняла брюки.
— Кидай сюда! — услышала она голос Мити.
Бросила за елки грязную одежду, присела и нерешительно огладила сырую рубашку грубой солдатской бязи с тесемками у ворота. Такие рубашки выдавали женщинам вместо сорочек.
— Белье тоже снимай, — сказал Митя и шагнул за елочки, где скукожившись, схлестнув на груди руки, укрылась Наташа. — Ну что ты? Застынешь ведь в мокром. Шинелью вот укройся, а я пока все остальное сполосну и выжму как следует. Костер-то разводить нельзя.
Неловко прикрываясь шинелью, Наташа сняла белье, и Митя ушел с ним к краю островка.
Комары с жадным писком кружились над головой. Кидались в лицо, кусали шею, лезли в рот и в нос, жгли голые плечи и руки. Наташа дрожала, ежилась и затравленно оглядывалась по сторонам, покорная черному вихрю болотных кровососов.
Митя возвратился минут через двадцать. Сдернул с головы пилотку, шагнул к Наташе и оголил ей плечи.
Руки у него были сильные. Они уверенно скользили по телу. Шершавое сухое сукно горячило кожу на спине, на бедрах, на груди, разгоняло кровь, освобождая суставы и мышцы от зябкой скованности. Наташе было стыдно и хорошо. Она искоса смотрела на Митю и вздрагивала.
Потом Митя поплотнее укутал ее в шинель и принес в котелке воды. Наташа умылась, и боль от комариных укусов стала меньше. У Мити нашлась иголка с ниткой, и Наташа зашила прореху на штанине.
— Ну вот, — похвалил ее Митя. — Опять по всей форме, товарищ старший сержант медицинской службы.
Он сел рядом, обнял Наташу за плечи и, как маленькую девочку, погладил по голове, на мгновение задержав пальцы в волосах. От этого стало теплее и начали прибавляться силы.
— На ногу мы санитарную сумку приспособим. Брезентовая, в самый раз подойдет. Ремнем примотаем, и будет полный порядок.
Затем Митя нарезал ножом лапника, закрыл им дыры на стенах полусгнившего шалаша, и они забрались внутрь, где не так донимали комары.
С покорной терпеливостью они ждали на островке в глубине болот тех, кто ушел искать дорогу.
Бронебойщик по фамилии Пискун и чернявый солдат не возвратились. Непохоже было, чтобы они нарвались на егерей, потому что в той стороне, куда они ушли, стрельбы не было слышно. Может быть, они угодили в трясину, а может, просто заплутали и не могли найти в болотном редколесье крохотный сухой островок, где ждали лейтенант и девушка-санинструктор.
Вечером, когда солнце прислонилось к лесу и на кочки, на разлив воды легли длинные тени, стало ясно, что они остались вдвоем.
Одежда подсохла, и Наташа с облегчением оделась. Вывернув санитарную сумку, Митя ловко пристроил ее на босой девичьей ноге и переплел полосками кожи, нарезанными из ремня.
— А что? Здорово получилось. Вроде греческих сандалий, какие носили богини Олимпа.
От глупого сравнения Наташа еще больше отошла душой и несмело улыбнулась Мите.
— Пойдем!
— Куда? Ночью в трясину как пить дать угодим или еще хуже — на егерей напоремся. Нет, теперь надо до утра ждать.
Стрельба, непонятно и придавленно ворчавшая в отдалении над лесом, затихла. Невидимо гудел в поднебесье самолет. В болоте что-то редко и гулко булькало. Ни одна птица не подавала голоса.
Митя вылез из шалаша, прошел за елочки и долго стоял у края разлива.
— Никого, — сказал он, возвратившись. — И стрельба кончилась… Неужели наших оттеснили?.. Ух ты, комарье проклятое. Живьем, паразиты, норовят съесть. Интересная история получается, товарищ старший сержант медицинской службы. Что же дальше нам делать?
Наташа пожала плечами.
— До утра, конечно, подождем… А потом что? Похоже мы в финском тылу. Ладно, гадать не будем.
Митя подсчитал боеприпасы. На автомат оставалось десяток выстрелов, к пистолету была запасная обойма. Наташа отдала свою лимонку.
— И насчет еды небогато, — подытожил Митя, роясь в вещевом мешке. — Немножко сухарей, банка тушенки и кусок сахару.
Они съели по сухарю и запили их болотной, пахнущей прелью, водой. Цветом она была похожа на заваренный чай, и в ней шныряли кособрюхие жучки. Воду пили, процеживая через Митину пилотку, пахнущую мужским потом.
Оттуда, где скрылось солнце, вылезла лохматая туча. В елочках, на болотном разливе стала набухать пугающая темнота. Туча помрачнела, расползлась по небу, налилась фиолетово-угрюмой тяжестью.
