Инна Карташевская - Ибо сильна, как смерть, любовь…
— Ты хорошо отдаешь себе отчет, София, в разнице в наших положениях? — спросил я ее. — Ты понимаешь, что ты, дочь маркиза собираешься выйти замуж за сына простого рыбака?
В ответ она только еще выше вздернула подбородок и презрительно сказала:
— Можешь мне поверить, я все тщательно обдумала, и если уж меня не волнует это обстоятельство, не понимаю, почему оно должно волновать тебя или кого-нибудь другого.
— А твои высокопоставленные родственники? Как они отнесутся к твоему браку?
— Если ты еще не заметил, могу тебе сообщить, что я не поддерживаю отношений со своими родственниками, и они никоим образом меня не волнуют. Еще вопросы есть?
— Да, у нас разные состояния. Ты унаследовала миллионы после своего мужа, а мое состояние довольно скромное, хотя мне его хватает.
Тут я поскромничал, так как мой друг, которого я все также тщательно скрывал в своей скромной квартирке, мог предоставить мне неограниченные средства, но пока я избегал просить его. После того раза, когда, благодаря ему, я получил сто пятьдесят миллионов, я больше не обращался к нему за деньгами. Правда, после получения диплома, я собирался открыть собственную адвокатскую контору, а деньги на нее, мне все равно пришлось бы попросить у него. Но на ее деньги я уж точно не рассчитывал.
— Ну и что ты предлагаешь? — перебила она мои мысли.
— Я предлагаю подписать контракт о раздельном владении имуществом и, чтобы в случае развода все твое осталось у тебя. Кроме того, на всякий случай ты напишешь завещание, что все твои деньги и все прочее отходят твоим родственникам, а я не получаю ничего.
— Удивительное бескорыстие, — пробормотала она, с подозрением глядя на меня. — Ты всегда так разбрасываешься деньгами? Интересно, зачем ты тогда женишься на богатой женщине?
— Я женюсь на тебе, а не на твоих деньгах. Я уверен, что способен сам составить себе состояние.
— Ну, что ж, я принимаю только первую половину твоих условий. Мы составим брачный контракт, но никаких завещаний в пользу своих родственников я писать не собираюсь. Не для того я семь лет терпела капризы старика, чтобы осчастливить своих родственников, которые меня никогда не любили. Пусть уж лучше они достанутся тебе.
— Видишь ли, здесь есть одна проблема. Я, конечно, желаю тебе дожить до глубокой старости, но я не хочу в случае чего стать у полиции подозреваемым номер один, как самое заинтересованное лицо.
— Ну, если дело в этом, тогда я напишу завещание в пользу какого-нибудь приюта для стариков или общества борьбы с раком, — легкомысленно заявила моя жена и на этом тема была исчерпана.
Итак, мы поженились, предварительно подписав брачный контракт. Насчет завещания мы вообще больше не говорили, и я не имел понятия, написала ли она его. Я закончил университет и открыл свою контору на деньги, которые мне любезно предоставила в виде беспроцентной ссуды коллегия адвокатов. Оказалось, что именно в этом году они в виде эксперимента решили предоставить несколько ссуд способным молодым адвокатам, решившим начать свое дело. Очень подозреваю, что подобное решение было принято при участии моего друга Портрета, которого об этом в свою очередь попросил я. Во всяком случае, то был единственный год, когда давали такие ссуды, и больше никогда вопрос о них даже и не поднимался.
Так это было или иначе, но я, наконец, занялся делом, о котором мечтал много лет и был счастлив. Мне доставляло огромное наслаждение рыться в толстых справочниках и кодексах, выискивая лазейки в законах и убедительные прецеденты. Я не спал ночами, подготавливая, исправляя и переписывая речи, которыми потом блистал в суде, убеждая публику и присяжных в невиновности моих клиентов. Не нужно только думать, что я брался за все дела без разбора. Я никогда бы не стал защищать насильника или убийцу ребенка. Что касается убийства взрослого человека, то здесь может быть разное. Иногда человек убивает, потому что его довели до крайности постоянными жестокими издевательствами, иногда нечаянно, иногда просто превышает самооборону. Вот в таких делах я любил копаться и даже сам проводил следствия. В помощниках у меня были два студента, которые с удовольствием исполняли роли детективов, добывая улики и подтверждая алиби. Много платить я им не мог, зато они являлись равноправными участниками процесса, имеющими право на свое мнения и на самостоятельные действия.
В первый год у меня не было много клиентов, и я был рад любым, но после первых побед в суде ко мне стали обращаться состоятельные и уважаемые люди, попавшие в трудное положение. Конечно, не последнюю роль тут играли имя и связи моей жены, но ведь, если бы я не старался так подтвердить свою репутацию, одно ее имя дела бы не спасло.
Что касается моей семейной жизни, то жили мы вроде бы неплохо, несмотря на то, что характер моей жены был тот еще. Но я позаботился заранее о том, чтобы она поняла, что я не позволю ни унижать, ни оскорблять себя, и главой семьи в нашем доме буду я. Еще когда мы не были женаты, однажды я с возмущением высказался о правительстве, которое повысило плату за образование, так как теперь в университетах смогут учиться только дети богатых родителей.
— Вот и хорошо, — презрительно отозвалась моя жена, — так и должно быть. Голытьбе нечего делать в университетах. Пусть идут работать и знают свое место.
Ее слова мгновенно напомнили мне те годы, полные отчаяния и безнадежности, когда я только мечтал об учебе и вынужден был работать за копейки, чтобы прокормить семью. Я почувствовал, как волна ненависти к богатым бездельникам хлынула мне в душу и затмила рассудок.
— Ты, вероятно, забыла, дорогая, что я отношусь именно к голытьбе? И это именно я, закончив школу с отличием, мог только мечтать пойти учиться, если бы мне не дала деньги наша дальняя родственница. А сколько таких как я, умных и талантливых так и не смогли попасть в университет, в то время, как богатые бездари преспокойно учились там, только потому что их папочки могли оплатить учебу. Так вот, если ты действительно считаешь так, как только что изволила выразиться, я не думаю, что нам с тобой по пути. И имей в виду, именно вот такие высказывания и накликают революции.
Она еще не успела опомниться от услышанного, как я вскочил в свою машину и на огромной скорости рванул домой. Потом еще несколько дней я клал трубку, когда слышал ее голос по телефону, и ответил только, когда она не выдержав, начала рыдать. Потом она еще долго просила у меня прощения, и, в конце концов, мы, конечно, помирились. Еще один инцидент вроде этого произошел у нас уже после свадьбы. Тогда я сразу же начал собирать свои вещи, и опять она извинялась и клялась, что я не так ее понял.
Если не считать этих двух случаев, мы с ней почти не ссорились, во всяком случае, я не устраивал ей скандалов из-за пустяков. Ее друзья, которые со злорадством ждали, когда я начну сорить ее деньгами, покупать себе дорогие машины, играть на скачках или содержать любовниц, вынуждены были разочароваться. Ничего этого не произошло. Я по-прежнему обходился своими собственными средствами, благо зарабатывал я теперь совсем неплохо. Любовниц у меня тоже не было, так что как будто все у нас обстояло хорошо. Но иногда ночью я лежал без сна и думал, что я делаю со своей жизнью. Зачем я живу с этой чужой для меня женщиной, которая родилась в другом мире, и с которой мне не о чем говорить, потому что она никогда не поймет меня. Ей все равно, что происходит с моими родителями, братом и сестрой, так как она не любит их и вообще не хочет даже о них слышать. Ее не интересуют мои маленькие достижения в работе, она радуется только победам на шумных процессах, связанных с громкими именами. Я не могу спокойно отдохнуть дома после тяжелого рабочего дня, потому что мы должны посещать все светские вечеринки, модные выставки и концерты, от которых меня уже давно тошнит. И еще, что же это за семья без детей. Ну, да, наступил момент, когда мне тоже захотелось увидеть, как выглядит мой ребенок. Мне все чаще хотелось прийти вечером домой и не бежать переодевшись в парадный костюм сломя голову на очередной прием, а посидеть спокойно с книгой или у телевизора, и чтобы рядом были мои жена и ребенок. И чтобы дом у меня был милый и уютный, а фамильный дворец, набитый слугами, меня стал только раздражать.
Я все чаще стал задумываться, а нужно ли мне было так стремиться попасть в самое высшее общество, если я все равно чувствую себя там чужим и должен постоянно делать над собой усилия, чтобы делать вид, что мне это нравится. Сколько еще времени я смогу так выдержать. А потом ко всему прочему я еще встретил Стеллу. Надо же, что у нее было такое имя, Стелла, звезда… Собственно говоря мы даже не были по-настоящему с ней знакомы. Просто однажды после работы я забежал в супермаркет возле моей конторы купить какое-то вино, без которого моя жена не могла приготовить модный коктейль, и увидел ее в кассе. Я только мельком взглянул на нее и сразу почувствовал толчок в сердце. Передо мной была та, которую я должен был назвать своей женой, потому что именно такая мне была нужна, просто я этого не знал. Она не была писаной красавицей, скорее, просто хорошенькой. Густые темные волосы, короткий закругленый на конце носик, пухлые губки и очаровательные ямочки на щеках, когда она улыбалась. Я вдруг понял, что мне все равно умная она или глупая, есть у нее какое-нибудь образование или нет. Она была милая. Она была нежная, добрая — вот, что было главное. Я видел, как она ласково объясняла растерявшейся старушке, на какой полке она может взять такие же продукты только гораздо дешевле. Я видел, как она подсунула коробочку конфет, которую ей полагалось давать в подарок за большую покупку, бедно одетой женщине с ребенком, которые купили всего лишь на несколько тысяч лир. И я видел, как она нежно погладила этого тихого запуганого ребенка по голове. Я видел, как она сочувственно смотрела на старика в инвалидной коляске, как помогала ему укладывать покупки, а потом встала и помогла ему выехать из узкого пространства между кассами. И я вдруг понял, что в ней есть самое главное, что должно быть в женщине — доброта.
