Артуро Перес-Риверте - Учитель фехтования
– Повторяю, сеньор Астарлоа: постарайтесь припомнить, не случилось ли до убийства чего-нибудь необычного, что сейчас могло бы помочь следствию?
– К сожалению, ничего.
– Вы уверены?
– Я не бросаю слов на ветер, сеньор Кампильо. Комиссар кивнул головой.
– Могу я говорить с вами откровенно, сеньор Астарлоа?
– Прошу вас.
– Вы один из людей, видевших покойного регулярно. Однако вы мне практически ничего не сообщили.
– Не я один виделся с маркизом. Вы уже опросили многих, и никто не сказал вам ничего определенного... Почему же вы так надеетесь на мои показания?
Кампильо внимательно посмотрел на сигарный дым и улыбнулся.
– Честно говоря, я и сам не знаю. – Он умолк, о чем-то размышляя. – Наверное, просто потому что вы... кажетесь мне порядочным человеком. Да, скорее всего, именно поэтому.
Дон Хайме потупился.
– Я всего лишь учитель фехтования, – ответил он сдержанно. – Наши отношения с маркизом были деловыми: дон Луис не оказал мне чести сделать меня своим доверенным лицом.
– Вы видели его в прошлую пятницу. Не был ли он обеспокоен, взволнован?.. Не было ли в его поведении чего-нибудь необычного?
– Я, во всяком случае, ничего не заметил.
– А раньше?
– Возможно, что-то и было, но я не обращал внимания. В последнее время почти во всех чувствуется напряжение, и я просто не придал бы этому значения.
– Он говорил что-нибудь о политике?
– По-моему, дон Луис был от этого весьма далек Иногда он говорил, что ему занятно наблюдать политическую жизнь, но для него это было всего лишь развлечением.
Комиссар недоверчиво покачал головой.
– Развлечение? Гм, так-так... Однако покойный маркиз занимал ответственный пост в правительстве; вам, я думаю, это известно. Его назначил сам министр; что и говорить, ведь министр был не кто иной, как его дядя со стороны матери, дон Хоакин Вальеспин, мир его праху. – Кампильо ехидно улыбнулся, давая понять, что у него есть свое мнение о непотизме в кругах испанской аристократии. – Это дела минувших дней, но таким способом несложно нажить себе врагов... Взять хоть меня, к примеру. Будучи министром, Вальеспин целых полгода не давал мне занять должность комиссара полиции... – Он глубокомысленно прищелкнул языком. – Вот так, представьте себе!
– Возможно. Признаться, я не слишком гожусь для беседы на такие темы.
Кампильо докурил свою сигару и держал окурок в пальцах, не зная, как с ним поступить.
– Во всем этом деле есть еще одна деталь... гм... интимного свойства. – Поколебавшись, он бросил окурок в вазу китайского фарфора. – Маркиз был большой любитель слабого пола... Вы понимаете, что я хочу сказать. Какой-нибудь ревнивый муж... Поруганная честь и так далее.
Дон Хайме помрачнел: предположение явно отдавало дурным вкусом.
– Боюсь, сеньор Кампильо, что и в этом щекотливом вопросе я вряд ли сумею вам помочь. В одном я убежден: дон Луис де Аяла был настоящим кабальеро. – Он посмотрел в водянистые глаза комиссара, затем на его парик, немного съехавший набок. Он воодушевился, в его тоне послышался вызов. – Я прошу вас относиться к покойному дону Луису уважительно и не желаю выслушивать грязные сплетни.
Комиссар поспешно извинился и, немного смутившись, рассеянно коснулся парика кончиками пальцев. Да-да, конечно. Дон Хайме понял его слова несколько превратно. Это формальный вопрос. Он бы никогда не осмелился намекнуть...
Но дон Хайме не слушал. В его душе шла напряженная борьба: давая показания, он сознательно умолчал о важных подробностях, которые, вероятно, могли бы пролить свет на причину трагедии. Внезапно он понял, что все это время бессознательно преследовал определенную цель: старался спасти человека, чей волнующий образ предстал перед ним в тот миг, когда он увидел распростертый посреди комнаты труп. Спасти? Поразмыслив, он сообразил, что речь шла не о защите невинного человека, а о намеренном укрывательстве, а такое поведение не только шло вразрез с законом, но и противоречило его собственным эстетическим принципам, основе его жизни. Но спешить не следовало. Чтобы правильно оценить происходящее, требовалось время.
Кампильо смотрел на него пристально; он хмурился, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. Уловив его внимательный взгляд, дон Хайме в первый раз подумал, что, с точки зрения представителей закона, он, Хайме Астарлоа, тоже находится в числе подозреваемых лиц. Ведь, так или иначе, Луиса де Аялу убили рапирой.
В этот миг комиссар задал вопрос, которого дон Хайме боялся с самого начала разговора:
– Знакома ли вам некая дама по имени Адела де Отеро?
Сердце учителя фехтования замерло, затем бешено забилось.
– Да, – ответил он со всем хладнокровием, на какое был способен. – Она посещала мой фехтовальный зал.
Кампильо привстал и наклонился к дону Хайме, чрезвычайно заинтересованный.
– Да что вы говорите! Я этого не знал. А сейчас она уже не посещает ваш зал?
– Нет. Некоторое время тому назад она отказалась от моих услуг.
– Как давно?
– Не помню. Около полутора месяцев назад.
– Почему?
– Причина мне не известна.
Комиссар откинулся в кресле и, задумчиво глядя на дона Хайме, вытащил из кармана новую сигару. На сей раз он не стал прокалывать кончик сигары зубочисткой и рассеянно мусолил его во рту.
– Вы были в курсе их... дружбы с маркизом? Дон Хайме утвердительно кивнул.
– Да, но очень поверхностно, – ответил он. – По-моему, их связь началась вскоре после того, как она перестала брать у меня уроки. С тех пор я ни разу... – он запнулся, не закончив фразу, – ни разу не видел эту даму.
Кампильо раскурил сигару, и дон Хайме поморщился от едкого дыма. На лбу у него поблескивали капельки пота.
– Мы допросили слуг, – продолжил комиссар. – Из их показаний стало известно, что сеньора де Отеро часто бывала в этом доме. Мнения свидетелей совпали: все в один голос утверждают, что хозяин дома и эта дама... гм... скажем так: состояли в интимных отношениях.
Дон Хайме спокойно выдержал пристальный взгляд собеседника. Казалось, разговор его не интересовал.
– Ну и что? – спросил он, стараясь держаться невозмутимо.
Губы комиссара тронула улыбка; он пригладил пальцем свои крашеные усы.
– В десять вечера, – заговорил он вполголоса, словно лежащий в соседней комнате труп мог их услышать, – маркиз отпустил слуг. Нам рассказали, что обычно он так себя вел, когда ожидал любовного свидания. Слуги ушли к себе во флигель в другой части сада. Они не услышали никаких подозрительных звуков; только шум дождя и раскаты грома. Этим утром, войдя в дом около семи, они обнаружили труп своего хозяина. Неподалеку валялась окровавленная рапира. Труп окоченел; после смерти маркиза прошло уже несколько часов, в общем, мертвее не бывает.
Дон Хайме вздрогнул: ему было сложно понять мрачный юмор комиссара.
– Вам известно, кого он ждал?
Сеньор Кампильо щелкнул языком, выражая сожаление.
– К несчастью, нет. Мы можем предположить, что его посетитель вошел через потайную дверь с другой стороны дворца, в маленьком тупике, где останавливаются экипажи маркиза... Кстати сказать, экипажи у него очень даже неплохие: пять лошадей, две двухместные кареты, пролетка, фаэтон, английские дрожки... – Он глубокомысленно вздохнул: по его мнению, покойный маркиз ни в чем себе не отказывал. – Но вернемся к нашей теме. Вынужден признаться, у нас нет догадок, кто к нему пришел: мужчина или женщина, один человек или несколько. Следов в доме нет, хотя дождь лил как из ведра.
– Сложная ситуация.
– Вот-вот... Сложная и безнадежная. В последние дни в политике заварилась серьезная каша – страна на грани гражданской войны со всеми вытекающими отсюда последствиями; так что расследование будет очень непростым. Шум, который наделает в столице убийство маркиза, – жалкий анекдот в сравнении с тем, что угрожает трону, не так ли?.. Как видите, убийца выбрал подходящий момент. – Кампильо выпустил облачко дыма и одобрительно посмотрел на сигару. Дон Хайме заметил, что это была гаванская сигара; такие сигары курил Луис де Аяла. Без сомнения, в ходе расследования слуге правосудия удалось запустить руку в табакерку покойного. – Однако, с вашего позволения, вернемся к донье Аделе де Отеро. Мы, кстати, так и не узнали, была ли она сеньорой или сеньоритой... Может быть, вы нам что-нибудь подскажете?
– Нет. Я к ней всегда обращался «сеньора», и она меня ни разу не поправила.
– Я слышал, она хороша собой. Роскошная женщина.
– Возможно, люди определенного сорта описали бы ее именно так.
Комиссар пропустил намек мимо ушей.
– Весьма шустрая дамочка, осмелюсь заметить. Вся эта история с фехтованием...
Кампильо подмигнул с видом заговорщика. Этого дон Хайме вынести уже не мог. Он встал с кресла.
