Катрин Панколь - Звезда в оранжевом комбинезоне
– Что вам угодно?
В это время со двора донеслись детские крики, и она повернула голову. Я заметила кровоподтек на левом виске. Большое фиолетовое пятно. И надбровная дуга была разбита.
– Я подруга Стеллы…
Когда она услышала твое имя, то широко распахнула дверь. Она была еще такая красивая! Светловолосая, высокая, тоненькая, те же чудные глаза, что и у тебя. И старомодная элегантность.
Она впустила меня в кухню. На столе стояли две чашки кофе, бутерброды, масло и банки с вареньем. Клетчатая скатерть вся была в пятнах. Она бросила тряпку, чтобы скрыть их от меня.
– Они только что ушли. Если вам нужно поговорить с моим мужем…
– Нет, я пришла именно к вам.
– А мой муж знает, что вы здесь?
– Нет.
– Он не знает, что вы здесь? – повторила она испуганно.
– Я подруга Стеллы, вы не должны меня бояться.
– Стелла попросила вас прийти?
– Нет. Она об этом не знает.
– Тогда уходите! Уходите! Я вас умоляю, нельзя, чтобы они вас застали здесь.
Она стала подталкивать меня к двери. Обеими руками. Страх придал ей невероятную силу. Лицо ее перекосилось, искаженное ужасом, она дрожала, как в лихорадке. Я пожалела ее и отступила за дверь. Кто я такая, чтобы предлагать ей помощь, мою такую важную и ценную для меня самой помощь? Прежде чем она затворила дверь, я спросила:
– Он ведь бьет вас, правда? Вы нуждаетесь в помощи, мадам Валенти.
Она инстинктивно подняла локоть, чтобы спрятать свой левый висок, и через платье я увидела другие следы побоев на руках, большие темные синяки, ярко выделяющиеся на ее белой коже.
– Вы так и сидите запертая целыми днями?
– Я не сижу запертая, я могу выйти.
– Вы любите его?
– Вы думаете, я бы здесь оставалась, если бы не любила его?
– А вам достаточно пищи?
– У него не особенно много денег. Его мать занимается всеми экономическими вопросами семьи.
– Почему?
– Откуда я знаю? Это его личная забота. Я‑то не работаю, я нахлебница. И вообще, какое вам до этого дело?
Я попыталась положить руку ей на плечо, чтобы показать, что она может на меня рассчитывать, что я ее не брошу, но она отступила назад.
– Я не слишком-то хороший человек. Только моя дочь считает, что я чего-то стою.
– Я хочу вам помочь.
– Я не нуждаюсь в помощи… Оставьте меня в покое.
– Я еще вернусь.
– Мне не нужна ваша жалость. Все это случилось исключительно по моей вине, я знаю. Уходите, уходите, не хочу вас больше видеть.
Она начала плакать, умоляюще сжала руки, повторяя, что мне нужно срочно уходить, что слишком поздно для нее.
Начиная с этого дня я почувствовала, что мне свыше поручена миссия. Я должна была спасти твою маму. Это было трудно, поскольку она практически не выходила из дома. Когда мать с сыном ходили в больницу, вернее, сын нес туда мать на руках, я срочно устремлялась на улицу Ястребов, 42. Но она мне больше не открывала. Я попыталась навести справки, мне хотелось знать, кем на самом деле был Рэй Валенти, и я поняла, что попала в паутину. У него были друзья повсюду: в мэрии, в префектуре, в полиции, даже у нас в больнице! Я не отказалась от своей миссии, но перестала ездить к ней домой.
– Это ты уговорила Дюре оставить ее подольше?
– Да.
– Вы придумали эту историю с переломом верхней части берцовой кости или это правда?
– Бинго! – сказала Амина, ласково улыбнувшись. – Но я не хочу его выдавать, он ведь тоже рискует.
– А эта записка, «100 % Тюрке», я ее сохранила. Ты думаешь, ее избил Тюрке?
– Я не знаю. Она об этом не рассказывает. Позволяет себя выхаживать, лежит, отдыхает, и это главное. Она никогда никому ничего не рассказывала, Стелла, нужно дать ей время, чтобы понять, что она может кому-то довериться, не рискуя, что будет только хуже.
– Ты права. Если это Тюрке, Рэй разрешил ему сделать это. Я его тогда спровоцировала с этими котлами. Сама виновата.
– Но ты ведь не могла предположить, что он отыграется на твоей матери.
– Да, я думала, что он начнет искать способ навредить в первую очередь мне.
– Ты ни в чем не виновата, Стелла. Уже давно все так происходит, ты тут точно ни при чем.
– Я не уверена. Это так ужасно, Амина. Как только я восстаю против них, они находят способ меня обуздать, наказать. Они отыгрались на моей матери. Они отыгрались на Адриане. Они хотят раздавить меня. Но им это не удастся.
Она повторила, глядя в пустоту: «Им это не удастся, – и, сжав руку Амины, добавила: – Обещаю тебе».
«Никогда он не сможет меня раздавить, – думала Стелла, выезжая с больничного паркинга и включая поворотник. – Даже если…
Даже если я буду физически слишком слабой, чтобы сопротивляться. Он может делать все, что хочет, с моим телом, я забаррикадируюсь внутри головы, и он меня там не достанет.
Каждый вечер, с тех пор как мне исполнилось пятнадцать, я хотела умереть.
Но как только он выходил из моей комнаты, я приходила в себя. Я не могла умереть, потому что это означало бы бросить ее. Я не плакала. Я придумывала способы, чтобы защитить нас – ее и себя. Я подкладывала записки, которые считала анонимными, в почтовые ящики жителей нашего дома. Я писала заглавными буквами: «РЭЙ ВАЛЕНТИ – НЕГОДЯЙ, ОН ПО НОЧАМ ЗАХОДИТ В КОМНАТЫ МАЛЕНЬКИХ ДЕВОЧЕК. РЭЙ ВАЛЕНТИ – НИКАКОЙ НЕ ГЕРОЙ». Но в нашем доме жили только приятели Рэя Валенти, пожарные, с которыми он выпивал вечером у Жерара, и меня ждали новые побои.
Я пыталась понять, как же все так получилось».
Она говорила себе, что это пазл, который нужно собрать. «Я должна восстановить всю историю, как сыщик в детективном романе. Почему мама позволяет, чтобы с ней так обращались? Почему она меня тоже отдала на заклание? Что сломало ее способность к сопротивлению, способность выживать, способность защищаться от гнусности?»
Когда она подросла, стала расспрашивать Жоржа и Сюзон. Они долго служили у ее дедушки, благородного Жюля де Буррашара. Сюзон работала на кухне, Жорж был на все руки. Сюзон едва исполнилось шестнадцать, когда ее наняли на работу. Леони как раз только родилась. Сюзон ее растила, пеленала, мыла, кормила. Она покинула замок, когда умер Жюль. Поселилась на ферме, той самой ферме, которую Жюль оставил им в своем завещании в благодарность за то, что они с братом столько времени верой и правдой служили его семье.
«Почему Рэй такой злой, а?» – спрашивала Стелла, не осмеливаясь выговорить другое слово. Жорж не отвечал. Она начинала сначала: «Но почему же? Почему?» Тогда он, вздыхая, говорил: «Тебе самой решать. Быть тебе счастливой или нет. Если ты решишь быть счастливой, станешь самой сильной из сильных. Если ты решишь противостоять злу, в один прекрасный день ты победишь. Одни предпочитают изображать жертв, другие хотят выбраться из ямы, чего бы им это ни стоило. Вбить свой гвоздь в гроб зла».
Но она не была уверена, что у нее так получится.
Когда Рэй ночью приходил в ее комнату, обычно это происходило во время грозы, когда раскаты грома заглушали ее крики, она становилась маленьким дрожащим тельцем, которое он мог использовать как хотел, и она говорила себе: «Я сойду с ума, я хочу умереть».
Именно тогда она перестала называть его «папа».
После той первой ночи, когда она услышала, как он толкает дверь ее спальни.
– Мама заболела? – спросила она его, открыв глаза. – Что-то случилось с мамой?
– Нет, моя маленькая птичка…
Голос у него был ласковый, медовый, она у него никогда такого не слышала.
– Ты уезжаешь на пожар? Тебе приготовить перекус?
Ему всегда нужно было приготовить что-нибудь с собой, когда он отправлялся на пожар или ехал освобождать пострадавших в автокатастрофе из машины. «Опасность вызывает чувство голода», – говорил он. И он будил Леони посреди ночи, чтобы она приготовила ему бутерброды с ветчиной и солеными огурцами. «Огурцы только соленые, не забудь, а не то…» – и он с угрозой замахивался на нее, демонстрируя, что же будет в этом случае.
– Нет-нет, ничего такого, просто ляг, расслабься.
Он запустил одну руку ей под пижамную рубашку, другой рукой зажал рот, залез прямо внутрь своими грубыми пальцами. Его глаза оказались близко-близко, огромные, горящие безумным огнем. Губы его тоже были совсем близко, и он продолжал нашептывать тем же медоточивым голосом:
– В следующий раз ты наденешь красивую ночную рубашку. Договорились? Я тебе куплю какую надо. Красивую, нарядную ночную рубашечку, чтобы Рэй мог с тобой как следует поразвлечься. Ты же хочешь поразвлечься со мной? Я знаю такие забавные игры…
– Папа, оставь меня, пожалуйста, я хочу спать…
– А ну-ка, перестань ломаться! Ты сама убедишься, это очень здорово, даже очень здорово, все женщины это знаешь как любят, я буду у тебя первым, и потом ты мне спасибо за это скажешь. Ты уже большая, тебе целых пятнадцать лет. И только не надо мне рассказывать, что ты никогда не играла с мальчиком в «потрогать глупости».