Артур Хейли - Колеса
Страх у молодого негра усиливался еще и оттого, что он знал: если полиция произведет обыск в его комнате, она обнаружит немного марихуаны. Он и сам покуривал, но в основном перепродавал, и хотя доходы были незначительны, их все же хватало на еду, а он, с тех пор как несколько месяцев назад вышел из тюрьмы, пока не нашел себе другого источника пропитания. Но полиции достаточно обнаружить марихуану, чтобы завести дело и потом засадить его за решетку.
Поэтому поздно ночью Ролли Найт, волнуясь и нервничая — а вдруг за ним уже следят, — выбросил марихуану на пустыре. Так что теперь и те жалкие средства к существованию, которые у него были, исчезли.
Потому-то на следующий день он и разгладил карточку, полученную от черного полицейского, и отправился в центр города, где находилось бюро по найму автомобильной компании. Отправился он туда без всякой надежды на удачу, потому что (и в этом состоит невидимая пропасть, отделяющая «неимущих и никогда не имевших», вроде Ролли Найта, от «имущих», в том числе и от тех, кто тщетно пытается понять своих менее удачливых собратьев)… потому что он давно уже во всем разуверился и даже понятие «надежда» перестало для него существовать.
Пошел он в бюро по найму еще и потому, что делать ему больше было нечего.
Дом близ Двенадцатой улицы, как и большинство других в этом мрачном «черном дне» города, был грязной развалюхой с выбитыми окнами — лишь некоторые из них были заделаны изнутри досками, чтобы защитить обитателей от непогоды. До недавнего времени дом этот стоял пустой и быстро разрушался. Хоть его и подлатали и кое-как подкрасили, тем не менее он продолжал разрушаться, и люди, работавшие там, выходя из него вечером, не знали, найдут ли его в целости утром.
Однако старый этот дом, как и два других, выполнял важную функцию. Это был своего рода форпост компании по найму неквалифицированной рабочей силы.
Вопрос о необходимости как-то занять людей встал в повестку дня после волнений в Детройте, и созданная программа найма неквалифицированных людей была попыткой обеспечить работой коренное население, главным образом черных, которые на протяжении многих лет трагически не могли найти себе применения. Дело начали автомобильные компании. Остальные последовали их примеру. Естественно, автомобильные компании утверждали, что поступают так из альтруизма, и, лишь только программа по найму была развернута, реклама начала восхвалять больших боссов, заботящихся-де о народе. Однако циничные наблюдатели утверждали, что автомобильная промышленность до смерти боится, как бы атмосфера бунтов не сказалась на бизнесе. Когда в 1967 году дым от подожженного восставшими города достиг штаб-квартиры «Дженерал моторс» (а он ее достиг) и пламя пожаров стало подступать к центру, стало ясно, что какие-то меры приняты будут. Так оно и вышло, только первые шаги сделал «Форд».
Что бы ни послужило поводом для создания такой программы, все были согласны с тем, что это — дело хорошее. И следовало начать ее еще двадцать лет назад. Однако, не случись в 1967 году бунтов, к ней, возможно, так никогда и не приступили бы.
В общем — с ошибками и просчетами, — дело пошло. Автомобильные компании снизили свои требования и стали принимать на работу даже тех, кого раньше считали абсолютно непригодными. Естественно, некоторые тут же отсеивались, но многие удерживались на работе, доказывая тем самым, что людям надо дать только шанс. К тому времени, когда Ролли Найт явился в бюро по найму, и наниматели, и нанимаемые уже многое успели понять.
Он сидел в приемной, где, кроме него, было еще человек сорок — мужчин и женщин. Все сидели на расставленных рядами стульях разного — как и посетители — вида и размера, если не считать того, что все посетители были черные. Почти никто не разговаривал. Ролли Найт прождал целый час. И даже задремал, следуя благоприобретенной привычке, помогавшей ему прожить ничем не занятый день.
Когда наконец его впустили в кабину для собеседования — а таких было отгорожено с полдюжины вдоль одной из стен зала, — он еще не совсем проснулся и широко зевнул прямо в лицо сидевшему за столом сотруднику.
Сотрудник, немолодой круглолицый черный мужчина в очках с роговой оправой, в спортивной куртке и темной рубашке без галстука, любезно произнес:
— Ждать всегда утомительно. Мой отец, бывало, говорил: «Человек куда больше устает, когда сидит, чем когда дрова колет». Поэтому-то я в своей жизни немало наколол дров.
Ролли Найт взглянул на его руки.
— Но сейчас, видать, вы их не много колете.
— Да, вы правы, — согласился сотрудник. — Но за это время мы еще кое-чего добились. Теперь черный человек наблюдает и думает. А вот вы хотите колоть дрова или заниматься не менее тяжелой работой?
— Не знаю. — Ролли начал удивляться, зачем он вообще сюда пришел. Вот сейчас они выяснят, что он сидел в тюрьме, и на этом будет поставлена точка.
— Но ведь вы же пришли сюда, потому что хотите получить работу? — Сотрудник компании пробежал глазами желтую карточку, заполненную секретаршей. — Так, мистер Найт?
Ролли кивнул. Он был потрясен тем, что его назвали «мистер». Он просто не мог припомнить, когда в последний раз к нему так обращались.
— Тогда давайте начнем с ваших анкетных данных. — И сотрудник положил перед собой бланк. Теперь при найме человек, поступающий на работу, не должен был сам заполнять анкету. В прошлом многих, с трудом умевших читать или писать, заворачивали из-за того, что они не могли выполнить элементарного требования современного общества: заполнить анкету.
Ролли Найт быстро ответил на основные вопросы:
Имя, фамилия: Найт, Роланд Джозеф Луис.
Возраст: 29.
Адрес: Он его назвал, не упомянув, однако, что жалкая комнатенка на втором этаже, куда попадаешь по наружной лестнице, принадлежала другому, а ему разрешили попользоваться ею день-два и что на следующей неделе он, возможно, будет жить уже не здесь, если хозяин надумает его вышвырнуть. Но ведь Ролли большую часть своей жизни прожил либо так, либо в ночлежке, а то и просто на улице, когда больше некуда было податься.
Родители: Он назвал их. Фамилии у них были разные, поскольку они никогда не состояли в браке и не жили вместе. Сотрудник никак на это не реагировал — дело естественное. Да и Ролли не добавил: он знал своего отца только потому, что мать сказала; у самого же Ролли осталось лишь смутное воспоминание о нем — один раз они все-таки виделись: этот большущий громила с тяжелой челюстью и насупленным лицом, которое пересекал шрам, не проявил к нему ни дружелюбия, ни интереса. Много лет тому назад Ролли услышал, что отец попал в тюрьму — пожизненно. Сидит ли он все еще там или уже умер — Ролли понятия не имел. Что же до матери, с которой он все-таки жил вместе, пока в пятнадцать лет не променял дом на улицу, то, насколько ему было известно, она поселилась в Кливленде или в Чикаго. Он уже несколько лет не видел ее и не слышал о ней.
Образование: До восьмого класса. В школе он отличался живым, острым умом, который так при нем и остался. Только теперь он понял, что черному человеку надо очень много знать, если он хочет пробиться в этом вонючем, грязном мире, а он, ясное дело, никогда уже не пробьется.
Прежнее место работы: Он попытался вспомнить фамилии хозяев и названия заведений. После школы, он выполнял разную черную работу: собирал грязную посуду со столов в обжорках, расчищал снег, мыл машины. Затем в 1957 году, когда в Детройте, как и по всей стране, прошло сокращение, работы не стало, и он слонялся без дела — так, время от времени играл на деньги, по-мелкому воровал, а потом получил первую судимость за угон машины.
— А вы зарегистрированы в полиции, мистер Найт? — спросил сотрудник.
— Угу.
— Боюсь, мне нужны подробности. И должен вам сказать, что мы потом проверяем, так что лучше будет с самого начала сообщить нам все как есть.
Ролли передернул плечами. Конечно, эти сукины дети все проверяют. Знает он это, так что можно было ему и не говорить.
Он рассказал этому малому про то, как впервые угнал машину. Ему тогда было девятнадцать. Получил он год условно.
Кому сейчас дело до того, как это было? Кому важно знать, что ребята, с которыми он сидел в машине, предложили ему угнать ее, что он согласился смеха ради, а потом полиция остановила их и всех шестерых обвинила в угоне? А на другой день, перед тем как идти в суд, Ролли сказали: признайся, и получишь условный срок. Испуганный, растерянный, он согласился. И сдержал слово. А через несколько секунд уже вышел из суда. Только позже он узнал, что, посоветуйся он с юристом — а так поступил бы любой белый — и скажи, что невиновен, он отделался бы всего лишь предупреждением. Не сказал ему никто и того, что, признав себя виновным, он становится преступником, зарегистрированным в полиции, и это отметит его тавром на всю жизнь.
