Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан
— A-а, понятно. Гм, понимаешь, мне даже неловко…
— Если для тебя это проблема, то я согласен и на «Монополию», — прервал Леонарда Голодный Пол. — Я вовсе не хочу тебя расстраивать.
— Дело не в этом. Просто, видишь ли, я как раз хотел тебе позвонить и сказать. Сегодня вечером мы договорились встретиться с Шелли — а я забыл, что уже договорился с тобой…
— Ах вот что! Тогда другое дело. Наверное, лучше бу…
— Знаешь, мне ужасно жаль, так неприятно тебя подводить, я сам во всем виноват. Просто Шелли не всегда просто бывает выбрать свободный вечер из-за Патрика, поэтому…
— А кто такой Патрик?
— Это ее сын, ему около се…
— Сын! Я не знал. Бог мой, да ты глубоко нырнул! Э-э-э… но я уверен, между вами все честно. Тогда, наверное, встретимся в другой вечер, да?
— В любой другой. И спасибо за понимание. Как ты знаешь, я не часто оказываюсь в подобной ситуации, и мне правда хочется, чтобы все получилось, так что, если ты не против, может, давай встретимся завтра?
— Погоди-ка, завтра я занят, — соврал Голодный Пол, немного обиженный. — Может, увидимся на вручении призов в субботу, то есть если ты, конечно, будешь свободен?
— Обязательно. Буду за тебя болеть. И в следующий раз игру выбираешь ты. Я согласен на любую.
Положив трубку, Голодный Пол задумчиво потер небритый подбородок. Первоначальное расстройство по поводу вечерней игры вскоре утихло, и он задумался над всеми теми вещами, о которых узнал из разговора. Нет сомнения, что Леонард, надо отдать ему должное, начал совершать давно откладываемые шаги к тому, чтобы «стать мужчиной». Сначала книга о римлянах, которую он принялся писать, а теперь девушка. У девушки есть сын, который мог бы стать сыном Леонарда, если у них сложится. Подумать только! Хотя Голодный Пол был рад за друга, он не мог не заметить, что в жизни происходит нечто, оставляющее его на обочине. Неожиданно это стало для него тяжелым ударом. Он сложил все воедино: Грейс скоро выйдет замуж и, возможно, заведет детей; родители уже на пенсии и все время говорят о какой-то грандиозной поездке, и, что самое главное, поездке без него. Занятия дзюдо оказались гораздо труднее, чем он ожидал. Его работа на почте — какой бы она ни была — со временем будет выполняться дронами или роботами. И что прикажете делать? Нельзя же всю оставшуюся жизнь кормить птиц и держать за руку миссис Готорн. И уж точно он не сможет сам с собой играть каждый вечер в настольные игры. Большинство игр рассчитаны на четверых, игра на пару с Леонардом — уже компромисс.
Голодный Пол вытянулся на диване, ощущая собственный размер. Его тело как раз умещалось между двумя подлокотниками. Выложив все обстоятельства в один ряд — Леонарда, Грейс, родителей и свою ситуацию, — он узнал знакомую картинку. Четыре в ряд. Игра окончена.
Глава 14
«Хеппи Мил» — счастливый ужин
После телефонного разговора Леонарду стало не по себе от ощущения вины и предательства — он подвел Голодного Пола, своего лучшего и единственного настоящего друга, человека, который всегда был рядом и неизменно выделял специально для Леонарда часть своей (надо, правда, признать, малоактивной) жизни. Их дружба была не просто удобным времяпрепровождением двух тихих, одиноких мужчин с небольшим количеством других возможностей, это был договор. Договор о сопротивлении водовороту деловитости и бесчувственности, поглотивших остальной мир. Это был договор о простоте, противостоящей конкуренции и шумихе. Единственным слабым местом, которое обнаружил Леонард в подобном образе жизни, было то, что все шло прекрасно, пока ничего вокруг не менялось. В условиях стабильности дома и на работе, живя жизнью, полной глубины и смысла, они, конечно, могли сохранять священную нежность своей особенной дружбы. Но как только жизнь стала меняться, как только люди начали уходить из твоей жизни, что рано или поздно всегда происходит, тогда север, юг, запад и восток сместились со своих обычных мест на компасе. И ты, опустошенный, оказался перед выбором: войти в этот мир со всеми его рисками и последствиями или создать для себя пузырь безопасности. Но пузырь — это вещь в себе. Одиночество и спокойствие теряют свою особость, когда они ничему не противостоят. В активной — или, по крайней мере, в более активной — жизни спокойное размышление отталкивается от опыта. Но в намеренном исключении из своей жизни опыта, в уходе от жизненных реалий нет ничего необычного. Это всего лишь очередная разновидность страха, ведущая к одиночеству, которое ограничивает твою жизнь. Одиночество накапливается, становясь все больше и больше, и наконец оказывается таким огромным, что перекрывает входную дверь, иссушает беседу и прячет других людей за звуконепроницаемым стеклом. Как бы то ни было, Леонард начал понимать, что, когда держишься с другими на расстоянии, это не приносит даже спокойствия. Чем больше он отдалялся от людей, тем больше непонимания и удивления они в нем вызывали. На расстоянии он терял перспективу. И если не остеречься, можно стать нетерпимым и язвительным, как тот человек из супермаркета со следами яичницы на джемпере, который все время что-то бормочет себе под нос. Честно говоря, Леонард обнаружил, что стал менее критически относиться к людям, впустив их в свою жизнь. Люди, как выяснилось, не так уж плохи. Во всяком случае, некоторые из них. Может быть, в этом-то все и дело: найти правильных людей, научиться определять их, а найдя — ценить.
Все это ставило его в затруднительное положение по отношению к лучшему другу. Леонард не был уверен, что Голодный Пол сделал важные шаги в том же направлении. Что, если он и дальше не захочет выходить из своего мирка, не осознавая, что этот мирок становится все меньше? Леонарду было больно думать, что он перерос Голодного Пола, словно их дружба превратилась в обратную тонтину, когда последний оставшийся оказывается проигравшим, а наградой становится идущая вспять, сужающаяся жизнь.
Но Леонард дал себе слово, что он не допустит, чтобы его внутренний рост, каким бы он ни был, нанес ущерб Голодному Полу. Их дружба слишком много для него значила. Он решил, что не даст завязавшемуся роману с Шелли — который, надо признать, был еще только в самом начале — помешать их дружбе. И больше никогда из-за собственной беспечности он не отложит встречу и не нарушит данное обещание. С этого дня он приложит все усилия, чтобы включать друга в свои планы, и, возможно, с осторожностью, завуалированно — он еще не до конца придумал как — попробует помочь другу раскрыться в собственной жизни.
Еще одно было ясно Леонарду: он понимал, что у него появился небольшой, но соблазнительный шанс стать частью жизни Шелли, как и она может стать частью его жизни. Он еще толком не знал, куда он хочет, чтобы они пришли, и на время отложил трудные вопросы о ее семилетием сыне, но он точно не хотел все испортить из-за своих колебаний и сомнений. На этот раз он воспользуется случаем и рискнет.
Целую неделю он готовился к их первому вечернему свиданию, и эти приготовления шли за счет книги о римлянах. Он решил, что не станет придумывать ничего необычного, а закажет столик в милом ресторанчике, тихом, но со вкусом оформленном и не слишком дорогом, на случай если она захочет разделить счет. Никаких хипстерских забегаловок. Был один славный итальянский ресторанчик, мимо которого он часто проходил по дороге с работы домой и в котором, что важно для Шелли, подавали вегетарианские блюда, поэтому он решил, что закажет столик там. После ужина он пригласит ее на прогулку, и, если все пойдет хорошо, они смогут заглянуть еще куда-нибудь и выпить по рюмочке, как друзья, а может, и больше, чем друзья.
Хотя Леонард так и не полюбил шопинг, он потратил приличную сумму на новый дизайнерский парфюм, но лишь когда набрызгал его себе на щеки, заметил слова pour femme, написанные тонюсенькими золотыми буквами по нижнему краю темной коробки, очень похожей на мужскую. Возможно, она не заметит, и парфюм сойдет за унисекс. Аромат обманул его, а значит, и Шелли может обмануться, подумал он — его оптимизм игриво бежал впереди реализма.