Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан

Шелли заказала еще бокал просекко, и они сначала заговорили о ее семье — двух братьях и непохожей на нее сестренке-двойняшке, затем о том, как он стал писать энциклопедии, потом о чудике, который однажды встретился ей в автобусе по дороге в город и сказал, что она прямо-таки вышла из телевизора. Леонард предположил, что, возможно, это был комплимент, однако Шелли все-таки сомневалась.

Когда подали закуски, Шелли решила перейти к вопросам.

— Итак, Леонард, мой друг, пора мне побольше узнать о тебе. Я знаю, где ты работаешь, что твой стол обычно прибран, что ты любишь мясо и энциклопедии. Теперь давай заполним некоторые пробелы. Понимаешь, так нам будет легче, и это коснется обоих в равной степени. Итак, начнем с начала…

Леонард слегка напрягся.

— Ты явно книжный человек. Какая у тебя самая любимая книга?

— Надо подумать… «Хроника двадцатого столетия», — уверенно ответил он.

— Это еще что такое?

— Хроника. Главным образом она включает все важные газетные сообщения двадцатого века. Страница на каждый месяц, так что там всего — сколько получается? — около тысячи двухсот страниц. Это потрясающе — все отклики того времени на произошедшие события. Я ее очень любил в детстве и сейчас часто перечитываю, когда иду… э-э-э… когда сяду поудобнее. А у тебя? Какая у тебя любимая книга?

— Погоди, меня все же интересовало что-то вроде романа, понимаешь, такой книги, которая расскажет мне о тебе. Назови еще что-нибудь, только не телефонный справочник и не то, что ты назвал сначала.

Леонард рассмеялся. Он счел ее деловой подход хорошим знаком серьезных намерений.

— Ну, раз уж таковы правила, то я бы, пожалуй, назвал «Моби Дика». Да, «Моби Дик». Классика. Чудовищная книга, но да, любимая.

— Разве это, в сущности, не энциклопедия китобойного промысла с привязанной к ней историей?

— В каком-то смысле, думаю, ты права. Но честное слово, я не пытаюсь увильнуть. Просто я люблю книги с фактической информацией. Вряд ли ты этому удивишься. А у тебя? Какая любимая у тебя?

— Боюсь, в последнее время у меня для чтения не так много времени и сил. Но, наверное, книга, которая со мной уже много лет, — это «Мельница на Флоссе», хотя, возможно, все дело в том, что во мне самой есть что-то от Мэгги Талливер.

— Я тебя понимаю. Не в том смысле, что во мне есть что-то от Моби Дика как живого существа. Думаю, мы с ним разные. Признаюсь, я не читал «Мельницу на Флоссе», хотя, кажется, где-то дома она у нас есть. Вообще-то, я не ожидал, что ты назовешь классический роман.

— Почему нет? Я что, не похожа на умницу-разумницу?

— Нет, дело не в этом, конечно, нет. Просто ты такая — не знаю, как сказать, — энергичная. Я ожидал другого, но не знаю, чего именно. Сэлинджера или чего-то животрепещущего и современного. Не то чтобы «Мельница» — это плохо, просто…

— Видишь ли, я тоже умею быть серьезной и сноски меня не пугают.

— Я и не сомневался.

— О’кей, дальше что? Любимая музыка? — спросила она.

— Легче легкого.

— Тогда давай.

Леонард попытался вспомнить какую-нибудь классную группу, но в голову ничего не приходило.

— Можно называть компиляцию из разных крутых хитов?

Она подняла глаза к потолку, словно взывая к богу итальянских ресторанов.

— Шучу, шучу. Для меня это «Pie Jesu» из «Реквиема» Форе. Божественная хоральная музыка. Тебе она понравилась бы, если ты ее не слышала.

— О да, хоральная музыка такая чистая. Я человек нерелигиозный, но обожаю церковную музыку, — сказала Шелли.

— У меня так же с искусством. Не люблю мессы, но мне нравится бывать в храмах и наслаждаться их искусством. В церквях гораздо лучше, чем в галереях. А у тебя какая любимая музыка?

— Пожалуй, не такая элитарная. Первый альбом Пи Джей Харви. Она мне всегда нравилась. Умная, лиричная и в то же время немного резковатая — по-моему, удачное сочетание, — сказала Шелли, глотнув из бокала и движением бровей подчеркнув свою мысль.

Так продолжалось довольно долго — они рассказывали о своих предпочтениях, и хотя их слова звучали весело и даже легкомысленно, это помогало им лучше узнать друг друга. Следующие пять ответов Леонарда были: «Все о Еве», Перу, стейк, Леонард Бернстайн, змеи и двенадцать. Ответы Шелли: «До свидания, дорогая», Бутан, марципан, Шелли Дюваль, мотыльки и семь.

За десертом, когда алкоголь уже начал оказывать свое действие, они погрузились в более глубокие воды.

— Так как случилось, что ты бросила художественный колледж? — спросил он.

— Если коротко, то я забеременела. А если рассказывать долго, то я любила колледж. Туда было очень трудно поступить. Мой учитель в средней школе, человек ленивый и безразличный, сказал, что мое портфолио слабовато и для поступления требуется что-то более оригинальное. Я чуть было сразу не бросила всю эту затею, но папа вытащил мои работы, разложил их и почти заставил меня попытаться. Что особенно важно, он не интересовался моими другими занятиями и домашними работами, и в конце концов мне удалось собрать довольно сильное портфолио, но я не знала, какие в колледже требования, потому что никто из знакомых туда не поступал. Когда меня приняли, я ужасно гордилась собой. Помню, выскочила на улицу и практически залезла в сумку почтальона за письмом. Он сказал, что не по правилам выдавать письма на улице, но понял, что меня все равно не остановить. Родители были в восторге. Папа позвонил в школу, попросил позвать учителя рисования и, кажется, объяснился с ним, как бы тебе сказать, в весьма победоносном стиле.

Первый год учебы был потрясающий, вокруг все эти люди, с которыми я могла общаться впервые в жизни. Взрывные, увлеченные, ругающиеся, безумные, творческие личности. Фонтан идей и энергии. Светской жизни тоже хватало — приемы и вечеринки, на которых тебя звали или не звали, всеобщее сумасшествие. В общем, у меня кое-что началось с преподавателем по изобразительному искусству. Он был всего на несколько лет старше. Его звали Стэнли Принс, сейчас он довольно известный художник. А я звала его принц Стэнли. Когда вечеринка подходила к концу, мы обычно находили друг друга и несколько раз исчезали вместе. Не знаю, учил ли ты в школе биологию, но иногда, когда мужчина и женщина очень друг друга любят, кое-что происходит. Моя беременность выбила его из колеи, и он решил уйти из колледжа, а мне сказал — причем не лично, — что готов помочь, чем может. Думаю, ты представляешь, что я ответила. Неудивительно, что мы с тех пор почти не контактировали. Некоторые мои знакомые обвинили меня в том, что Стэнли ушел, и ситуация осложнилась. В конце концов я бросила колледж. Папа хотел, чтобы я продолжала учиться, но мое сердце, признаюсь, было разбито, и я не чувствовала, что могу стать этакой самостоятельной суперженщиной. В результате, когда родился Патрик, я переключилась на него и вышла на работу только несколько лет назад. Работа у меня в основном административная и офисная. Но благодаря сыну я опять начала рисовать. Он любит рисовать, и мы занимаемся этим вместе — такое у нас общее дело. Ему нравится рисовать картинки из твоих книг. Честно говоря, нам обоим нравится. Некоторые получаются лучше, некоторые хуже. В твоих книгах много изображений злых людей, ты заметил?

— Ха-ха! Да, есть такое, — ответил он. — Правда, сейчас я работаю над другой книгой. Мой собственный параллельный проект. Хотя, пока не сделаю больше, не буду говорить, чтоб не сглазить.

— Ну, хоть в общих чертах.

— Пока рассказывать особо нечего. Просто я потерял всякий интерес, составляя эту шаблонную энциклопедию о римлянах. Знаешь, все эти колесницы, прямые дороги…

— Носы, акведуки. Да, я тебя понимаю, продолжай, — вставила Шелли.

— Вот именно. И я решил попробовать написать что-то более человеческое. Настоящую детскую энциклопедию, в которой все будет про детей. Я хочу рассказать о жизни ребенка в Риме. Основываясь на фактах, но в более повествовательном духе. Может, дать ему имя, семью, игрушки, друзей. Поговорить о его проблемах и других сторонах жизни, которые будут понятны современным детям. Не уверен, что у меня получится, но…