Алексей Колышевский - МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе
– Но я видел парней в ее компании, – возразил Ефим Самойлович, – просто она у нас очень умная и добрая, наша девочка. Она много читает. Я же тебе говорю, что она станет революционеркой. Вот и Лейба Бронштейн читал много – и кем он стал? Троцким он стал, Курочка. Троцким!
– Он плохо закончил свою жизнь, – покачала головой жена Ефима Самойловича и, вздыхая, ушла в свою спальню.
4
Нет, чета уважаемых Масионжиков, ничего-то вы не знали о своей дочери и о причинах некоторой ее «странности» не догадывались. А между тем Лора уже с детства была увлечена вещами столь невероятными для маленького ребенка, что уже тогда она нуждалась в помощи искусного психиатра. Все началось с фильмов мистики и ужасов, которые в детстве завораживали ее своими дикими сценами. И, уверовав в торжество экранного зла, маленькая Лора постепенно пришла к мысли о торжестве зла в реальной жизни. Более того, себя она видела в роли той, кто поможет злу занять подобающее ему величайшее место.
Так бывает, что маленькие девочки любят играть в фей и волшебниц. Так бывает очень часто, оh yeah. В сущности ведь всякая женщина фея и волшебница, только вот абсолютное большинство девочек, вырастая, как-то забывают об этом и превращаются в бабищ – приземленных, грубо размалеванных и ни хрена не романтичных коров, от которых пахнет парфюмом, потом и месячными, за что их хочется немедленно удавить ременной петлей, хе-хе. Девочки же (а речь сейчас только о них) предпочитают играть в добрых фей и быть добрыми волшебницами. Но не все. Маленькая Лора была злой волшебницей. В своих ранних фантазиях она представляла себя королевой черного королевства мертвецов, и за закрытыми дверями своей комнаты она создавала это королевство, это государство, в котором были и министры, и рабы, и воины со страшными звериными головами, и она сама, сидящая на черном резном троне, у подножия которого кишели змеи и скорпионы. Для будущего десятилетней девочки такие фантазии ничего хорошего не сулили, но родители на все ее игры внимания не обращали. Они уже вырастили двоих детей, детей, которые стали взрослыми, получили прекрасное образование и делали карьеру в банках и галерейном бизнесе. Лора была для них последней отрадой, и ей дозволялось все. Она ни в чем не знала отказа.
Со временем девочка превратилась в существо, словно сошедшее с полотен фантаста Валеджо: сильное, прекрасное тело, грива черных волос, к которой не прикасалась рука парикмахера, бездонные черные глаза, белоснежные зубы, невероятно длинные пальцы. Ее красота сводила с ума, вслед ей оборачивались мужчины и женщины: первые с вожделением, вторые с ненавистью. У нее не было постоянного ухажера. Лора блюла себя для особенного жениха.
Книга, по которой Лора молилась в своей комнате, игнорируя субботние походы в синагогу, была «Сатанинской библией» Шандора Ла Вея. На подобной литературе взошло ее сознание и соединилось с сознанием встреченных ею единомышленников. Лора стремилась к лидерству, была красива исключительной, демонической красотой, и компания избрала ее своей жрицей. То их первое ночное сборище, или, проще говоря, шабаш, проходил на лесной поляне в шатурских чащах, в Вальпургиеву ночь, которая, как известно, случается во всякий год, во всякую весну с 30 апреля на 1 мая. На шабаше Лора провозгласила свою компанию сектой во славу сатаны и дала ей название Нимостор по образу и подобию самой страшной черной секты, существовавшей в Древнем Египте в середине девятого периода. Легенды о страшных деяниях Нимостора, прочитанные Лорой еще в детстве, создали в начале девяностых годов секту столь чудовищную, столь жестокую, что никогда еще в двадцатом веке на территории Москвы никакой подобной нечестивой организации не водилось. Шел 1994 год, я был студентом третьего курса социологического факультета, возможно, что встречал этих черных чудаков, прогуливаясь между «парами» или сачкуя и проводя время за распитием любимого всеми студиозусами пива, но ничего в моей памяти о тех встречах не осталось. Во всяком случае, на такую мистическую красавицу я непременно обратил бы внимание, но нет – Лора была студенткой юридического факультета, мы учились в разных зданиях, мы встретились с ней намного позже…
За десять лет до описываемых мною событий, на заре горбачевского развала на окраине Москвы была выстроена колоссальных размеров больница. Здание это было запроектировано в одном из столичных архитектурных бюро молодым человеком, начинающим архитектором по фамилии Лукашин. Этот самый Лукашин, чьи имя и отчество для истории, скорее всего, безвозвратно утеряны, был не то юмористом, не то символистом, не то черт знает кем: он нарисовал здание больницы таким образом, что с высоты оно точь в точь напоминало знак биологической опасности, принятый всемирной системой здравоохранения в начале шестидесятых годов двадцатого века. Лукашин убрал агрессивные косые линии знака, напоминающего отвратительное насекомое, и заменил его более стилизованными, прямыми, превратив будущую больницу не то в сложной формы крест, не то в кельтскую фигуру или в друидскую спираль, не то еще ни пойми во что. На защите проекта он утверждал, что это снежинка. Именно как «снежинка» этот проект и пришелся по душе комиссии, и его утвердили и воплотили в сталь, бетон и прочие строительные материалы, словом, во все то, из чего обычно строится любое здание.
Однако сооружать что-то подобное во время развала страны было делом, заранее обреченным на провал. Никто почему-то не учел, что протекающая неподалеку подземная безымянная речка делает близлежащие почвы непригодными для строительства такой махины, и строить все равно начали. Работали быстро – здание панельное, и его строительство напоминает собирание гигантского конструктора – знай соединяй модули башенным краном, сваривай их арматурой, возводи кирпичные перемычки. Торопились сдать больницу в срок, подгадав к какой-то революционной дате: вставили окна, навесили двери, настелили линолеум и начали потихоньку завозить оборудование, но тут случилась у строителей промашка ужасная, и вся возведенная ими махина дала осадку. То есть попросту на полметра ушла в землю. Схватились за головы, стали тестировать грунт, оказалось, что построить в этом месте что-либо невозможно. Раньше, до начала строительства на этом пустыре исстари хоронили мертвых, было городское кладбище и строители его втихомолку срыли. Само собой, что поползли слухи о мести мертвых и прочая подобная ерунда. Стройка затянулась, вовсе остановилась, комиссия приезжала за комиссией, а потом Горбачев продался с потрохами дяде Сэму, «чтобы красиво тусоваться», и всем на все стало наплевать. Комиссии больше не ездили, а недострой обнесли бетонным забором и поставили солдат, чтобы охраняли и предотвращали мародерство. Местные жители давно зарились на дефицитные рамы и линолеум, двери и унитазы, кафель и радиаторы парового отопления. Поэтому, как только горбачевский развал достиг апогея и сменился ельцинским, а солдат развезли грузовиками восвояси и осталась больница без присмотра, ее тут же и разнесли по винтику, да по шпунтику, да по щепочке! Одни только стены бетонные и оставили, и боле ничего. И осталась больница пустовать, обиженно глядя на москвичей-мародеров пустыми глазницами окон.
