Кэрол Брант - Скажи волкам, что я дома
— Ну, что? — спросил папа.
— Не знаю.
— Этот человек… этот Тоби. Есть о чем задуматься. — Папа старательно не смотрел мне в глаза.
— Ты считаешь, его надо отправить в тюрьму? — Я подумала об электричке. О том, что Тоби привез мне кассеты. И показался мне не таким уж плохим.
— Обязательно надо. Убийца должен сидеть в тюрьме, — раздался голос от двери. Я обернулась. В дверном проеме стояла Грета, прислонившись плечом к косяку. Вчера вечером у нее была репетиция, и перед сном Грета, видимо, плохо смыла макияж, так что теперь у нее вокруг глаз расплылись серые круги туши, от чего она стала похожа на привидение. Она смотрела прямо на меня. — Разве нет?
— Да, наверное.
— Наверное?
Я не знала, что сказать. После той позавчерашней вечеринки Грета вообще со мной не разговаривала. И вот теперь она стояла с чашкой кофе в руке и, должно быть, считала себя донельзя крутой. Она начала пить кофе буквально пару недель назад, но вела себя так, словно пьет кофе всю жизнь.
— А вам обязательно вечно друг с другом спорить? — спросила мама.
Грета лишь ухмыльнулась в ответ.
В тот же день, но чуть позже, мы с Гретой сидели на кухне и делали уроки на понедельник. За окном кружились снежинки, и мама сделала нам обеим по кружке горячего шоколада. Она беспокойно ходила по кухне, как будто ждала, что сейчас что-то произойдет. С тех пор как Финна не стало, у мамы часто случались такие приступы беспокойства. Однажды я видела, как она сняла телефонную трубку, поднесла ее к уху и постояла так пару минут, словно чего-то ждала. Но так и не набрала номер. А теперь мама стояла на кухне, вперив взгляд в тостер.
— Девчонки, — сказала она наконец. Мы обе подняли головы. — Вот, это вам. — Она достала из кармана два маленьких конвертика из плотной коричневой бумаги. На одном было написано мое имя, на другом — имя Греты.
— Что там? — спросила Грета.
— Ключи. — Мама передала нам конвертики. — Если вы захотите взглянуть на портрет, он хранится в «Бэнк оф Нью-Йорк». Отделение на Норт-стрит. Вас туда пустят в любое время.
Я открыла свой конвертик и вытряхнула ключ на ладонь.
— Ячейка номер 2963. Нужно назвать этот номер работникам банка. Картину достанут и отнесут в специальную комнату, где вас никто не побеспокоит. И вы можете там находиться сколько хотите.
— Очень мне это надо, — сказала Грета.
— Никто тебя не заставляет туда ходить, Грета. Но это ваша картина. Твоя и Джун. И у вас должна быть возможность ее увидеть, если вам захочется. Вот и все.
Я убрала ключ обратно в конверт. И подумала, что уберу его в шкаф. Вместе с записками от Тоби, русским чайником и кассетами с «Реквиемом». И еще подумала, что, скорее всего, никогда не пойду смотреть на портрет. Хотя твердой уверенности у меня не было.
Грета допила горячий шоколад, процедила сквозь зубы:
— Ладно, как скажешь, — взяла свой конвертик и вышла из кухни, даже не взглянув в мою сторону.
После ужина, когда все давно позабыли про ту газету, я потихонечку вытащила страницу со статьей про солдата, больного СПИДом. Перечитала статью еще раз и возненавидела этого человека. Как можно быть таким эгоистом?! С таким человеком я никогда бы не поехала на электричке. И никогда не взяла бы у него крендель.
Я сложила газетную страницу, сунула ее в конверт и написала на нем адрес Финна и имя Тоби. Спустилась в гостиную, чтобы взять марку из ящика письменного стола. Вернулась к себе и наклеила марку на конверт. Я могла бы отослать его прямо так, но я сделала по-другому. Я написала обратный адрес и свое имя в верхнем левом углу. Мне хотелось, чтобы Тоби знал, что письмо — от меня.
Ответ пришел через несколько дней. Обычно я прихожу домой самой первой и раньше всех вижу почту, но Тоби об этом не знал и поэтому очень тщательно замаскировал свое письмо. Он взял большой плотный конверт и напечатал обратный адрес на машинке, причем отправителем указал «Лигу юных сокольничих». Это заставило меня улыбнуться, но лишь на секунду. Потому что потом до меня дошло, что это значит. Получается, Финн рассказал Тоби о моей тайной страсти к соколиной охоте. Сперва я подумала, что это какая-то рекламная рассылка, но мое имя и адрес были написаны от руки. Внутри было несколько чистых листов, сложенных пополам, — чтобы на ощупь казалось, что в конверте лежит много всего, — и одна коротенькая записка.
«Дорогая Джун,
все было не так. Честное слово. Надеюсь, это что-то изменит.
Тоби».
25
Когда Финн в первый раз привел меня в «Клойстерс», он показал мне одну статую. Деву Марию, вырезанную из березовой древесины. С очень простым — можно даже сказать, невзрачным — лицом. У нее удивительное выражение: она не то чтобы печальна, но и не улыбается. Скульптор изобразил ее сидящей, но все равно видно, какая у нее плотная, крепкая фигура. На коленях у нее лежит что-то похожее на куклу, на ее собственную миниатюрную копию. Только это не кукла, а младенец Иисус, и Мария держит его двумя руками, как обычно держат книгу. Первое, что бросается в глаза: у Иисуса нет головы. Из шеи торчит только тонкая щепка. Иисус держит книгу, а Мария глядит на тебя, словно не замечая, что у ее ребенка отсутствует голова. Или, возможно, она все знает и с вызовом смотрит на мир: кто посмеет об этом упомянуть? Или, может быть, этот тяжелый, суровый взгляд говорит о том, что она уже знает, какая судьба уготована ее сыну.
Мы с Финном стояли перед этой статуей уже, наверное, в сотый раз и слушали шум дождя, целовавшего каменную мостовую внутреннего двора замка.
— Я бы хотел написать портрет, — сказал Финн. — Твой портрет. Тебя вместе с Гретой. Вас обеих.
— Почему?
— Просто так. Вы сейчас в таком возрасте… самом правильном для портрета. И потом, я уже очень давно никого не писал. — Он наклонил голову набок и прищурился, глядя на статую.
— Тринадцать лет — самый правильный возраст для портрета?
— Конечно. — Финн повернулся ко мне. — Краткий миг перед тем, как ты ускользнешь в свою взрослую жизнь.
— А как же быть с Гретой?
Финн рассмеялся.
— Ну, я попробую перехватить ее раньше. До того, как она ускользнет окончательно.
На самом деле мне не хотелось, чтобы кто-то — пусть даже Финн — писал мой портрет. Хотя я была совершенно уверена, что уж Финн-то напишет отличный портрет. Но все равно не смогла ничего возразить.
— А сколько времени это займет? — спросила я.
— Это зависит от многих причин.
— Каких, например?
Финн опять обернулся к статуе Девы Марии и указал на нее пальцем.
