Курт Воннегут - Синяя борода
Да, угадайте, что еще поведала сегодня «Нью-Йорк таймс»? Генетики нашли неопровержимые свидетельства того, что когда-то мужчины и женщины были обособленными расами, мужчины появились и эволюционировали в Азии, женщины – в Африке. По случайному совпадению они, столкнувшись друг с другом, оказались способными к перекрестному оплодотворению.
Там еще написано, что клитор – это рудимент органа оплодотворения побежденной, порабощенной, упрощенной и в конце концов выхолощенной расы, которая оказалась слабее, но отнюдь не тупее победителей!
Отказываюсь от подписки.
25
Вернемся в Великую депрессию!
Коротко о главном: Германия вторглась в Австрию, затем в Чехословакию, потом в Польшу, потом во Францию, и жалкая букашка за тридевять земель в Нью-Йорке оказалась невольной жертвой. Фирма «Братья Кулон и компания» закрылась, а меня выкинули из агентства – вскоре после того, как я вернулся с мусульманских похорон отца. Поэтому я решил вступить в армию Соединенных Штатов, тогда еще армию мирного времени, и выдержал квалификационные испытания очень хорошо. Великая депрессия у всех выбивала почву из-под ног, а армия в Америке по-прежнему оставалась маленькой семьей, и мне повезло, что меня в нее приняли. Вспоминаю, как сержант с вербовочного пункта на Таймс-сквер сказал, что я буду более желанным родственником в армейской семье, если сменю имя на более американское.
Помню даже и его ценный совет – почему бы мне не стать Робертом Кингом? Только вообразите: кто-то сейчас проходит через мой пляж, с завистью смотрит на этот особняк, гадает, что за богач живет так шикарно, и получает ответ – Роберт Кинг.
* * *
Но я прижился в армии и в качестве Рабо Карабекяна, причем, как вскоре выяснилось, на то была своя причина: генерал-майор Дэниел Уайтхолл, который командовал тогда боевыми соединениями Инженерного корпуса, мечтал о своем портрете маслом в полный рост и подумал, что человек с иностранным именем лучше подойдет для такой работы. Портрет, разумеется, я должен был написать бесплатно. Генерал этот так жаждал бессмертия! Через шесть месяцев из-за почечной недостаточности ему пришлось выйти в отставку, что лишило его возможности участвовать в самой большой войне своего времени.
Бог знает, что сталось с этим портретом, писал я его, кстати, после того, как провел несколько часов на строевых учениях. Кисти, краски я использовал только самые лучшие, генерал покупал их с восторгом. Итак, хотя бы одна моя работа сможет пережить «Мону Лизу»! Знай я это в свое время, пририсовал бы ему загадочную улыбочку, смысл которой был бы понятен только мне: генералом стал, а две мировые войны проморгал.
* * *
На другой моей картине, которая тоже может пережить «Мону Лизу» – не знаю, хорошо этот или плохо, – изображен здоровенный сукин сын в картофельном амбаре.
* * *
Как многое я начинаю понимать только сейчас! Тогда, делая портрет генерала Уайтхолла в особняке почти таком же величественном, как мой, – только был тот собственностью армии, – я оказался типичным армянином! Добро пожаловать, возвращаемся в естественное состояние! Я был тощий рекрут, а он – паша весом фунтов двести с гаком, который мог раздавить рекрута, как насекомое.
Зато во время сеансов у меня была возможность хитро и небескорыстно, но, в общем-то, вполне по делу наставлять его, перемежая свои советы лестью:
– У вас очень сильный подбородок. Вам, должно быть, говорили?
И, как, надо думать, всегда делали бесправные армянские советники при турецком дворе, я поздравлял генерала с блестящими идеями, которые он от меня же и услышал. Пример:
– Я понимаю, вы, конечно, думали о том, какое значение будет иметь аэрофотосъемка, если начнется война.
– А война уже началась практически для всех стран, кроме Соединенных Штатов.
– Думал, конечно, – важно отвечал он.
– Будьте добры, поверните голову чуть-чуть влево, – говорил я. – Прекрасно! Теперь не так мешают тени под глазами. Не хотелось бы упустить ваши глаза. А теперь вообразите, что вы с вершины холма смотрите на закат над долиной, где завтра будет бой.
Тут он из себя вылезал от усердия, словечка не вымолвит, чтобы все не испортить. А я, как дантист, болтаю да болтаю, сколько душе угодно.
– Хорошо! Прекрасно! Великолепно! Не двигайтесь!
– И, накладывая краску, добавлял невзначай: – У нас все службы считают себя специалистами по противоздушной маскировке, но ведь очевидно, что это дело саперов.
А немного позже продолжал:
– Маскировкой, естественно, лучше всего заниматься художникам, я пока единственный художник в Инженерном корпусе, но, наверно, наберут и других.
* * *
Срабатывала ли эта вкрадчивая и ловкая левантийская приманка? Судите сами.
Покрывало с картины торжественно сняли на церемонии отставки генерала. Я закончил строевую подготовку и получил звание обученного рядового. Самый обыкновенный солдат с устаревшей винтовкой «Спрингфилд», я стоял в строю перед задрапированным помостом, где был установлен мольберт с портретом, а генерал держал речь.
Он говорил об аэрофотосъемке и о том, что обязанность саперов – обучить все службы маскировочным работам. Он объявил, что, согласно его последнему приказу, все солдаты и сержанты, имеющие «художественные навыки», приписываются к вновь созданному маскировочному подразделению под командой – вы только послушайте: – «Старшего сержанта Рабо Карабекяна. Надеюсь, я правильно произнес его имя?»
Правильно, еще как правильно!
* * *
Я служил старшим сержантом в форте Бельвуар, когда прочел в газете о смерти Дэна Грегори и Фреда Джонса в Египте. Мерили не упоминалась. Хоть они и носили итальянскую военную форму, но были штатскими, и обоим посвятили почтительно написанные некрологи, ведь Америка тогда еще не вступила в войну. Итальянцы еще не были врагами, а англичане, убившие Грегори и Фреда, еще не были союзниками. В некрологе, помню, говорилось, что Грегори, наверно, – самый известный художник за всю историю Америки. Фред отправлялся на Страшный суд асом первой мировой войны, хоть им и не был, и пионером авиации.
Меня, разумеется, больше всего интересовала Мерили. Она еще молода, по-прежнему красива, и, конечно, найдет кого-нибудь побогаче меня, кто о ней позаботится. В моем положении мечтать о ней не приходилось. Военным платили мало, даже старшим сержантам. И не предвиделось распродажи Святых Граалей со скидкой в гарнизонном магазине.
* * *
Моя страна, наконец, тоже начала воевать, как и все остальные; меня произвели в лейтенанты, и я служил, можно сказать, воевал в Северной Африке, Сицилии, Англии и Франции. В конце концов пришлось сражаться и на границе Германии, я был ранен и захвачен в плен, не сделав и выстрела. Та самая белая вспышка – и все.
Война в Европе кончилась 8 мая 1945 года. Русские еще не успели захватить наш лагерь военнопленных. Меня вместе с сотнями офицеров из Великобритании, Франции, Бельгии, Югославии, России, из Италии, которая перешла на сторону бывших врагов, из Канады, Новой Зеландии, Южной Африки и Австралии, словом, отовсюду отправили этапом из лагеря на еще не захваченную территорию. Однажды ночью наши охранники исчезли, и мы проснулись на краю огромной зеленой долины, где теперь проходит граница между Восточной Германией и Чехословакией. Внизу, в долине, было тысяч десять людей – выжившие в лагерях смерти, угнанные в Германию на работы, сумасшедшие, выпущенные из лечебниц, уголовники, выпущенные из тюрем, пленные офицеры и солдаты всех армий, воевавших против Германии.
Какое зрелище! Запоминается на всю жизнь! Но и это еще не все: в долине этой были и последние остатки гитлеровской армии, в изодранной в лохмотья форме, но с орудиями убийства, в полном боевом порядке!
Незабываемо!
26
Кончилась моя война, и моя страна, где единственный человек, которого я знал, был китаец из прачечной, полностью оплатила косметическую операцию на том месте, где когда-то у меня был глаз. Ожесточился ли я? Нет, просто был обескуражен, так же – теперь я это понимал, – как и Фред Джонс в свое время. Ни ему, ни мне возвращаться было некуда.
Кто оплатил операцию в госпитале форта Бенджамен Харрисон, под Индианаполисом? Высокий тощий мужчина, суровый, но справедливый, откровенный, но проницательный. Нет, не Санта Клаус, чьи изображения, которые на Рождество вы видите во всех торговых галереях, в основном копируют рисунок Дэна Грегори из журнала «Либерти», сделанный в 1923 году.
Нет, на Санта Клаус, а Дядя Сэм.
* * *
Я уже говорил, что женился на медицинской сестре из своего госпиталя. Говорил, что у нас два сына, которые больше со мной не разговаривают. Они теперь даже не Карабекяны. Они официально поменяли фамилию на Стил: их отчим – Рой Стил.
