Ханс-Петер де Лорент - Негласная карьера
Почему люди вроде Бастиана вечно лезут в чужие дела? Обычно, когда речь заходит об иностранных рабочих или внешнеполитических проблемах, коммунисты сразу же твердят о пролетарском интернационализме. А «серые волки» – это что, не пролетарии? Разве они похожи на маменькиных сынков из буржуазных семей? Ведь Феликс и его товарищи неглупые люди. Пора понять, если большинство рабочих не идет за партией, которая провозгласила своей программой освобождение пролетариата, то что-то с этой партией неладно.
Нет, Феликс не способен этого понять. Он работает, из кожи лезет, а какой-то турецкий фанатик разбивает ему башку в захудалой пивнушке рабочего квартала. Что ж, по крайней мере подходящий фон, вполне соответствует идейным принципам. А ведь Феликс мог бы неплохо жить. Человеку с его способностями открыты все пути. Не свяжись он с коммунистами, давно уж стал бы директором школы, обзавелся бы женой, ребенком, а то и двумя, пользовался бы всеобщим уважением, имел бы виллу в пригороде и достаточно свободного времени для любых своих причуд. Например, купил бы яхту или ходил два-три раза в неделю на теннисный корт, мог бы почитывать беллетристику, музицировать. Можно жить богатой духовной жизнью, если не нравится мещанская идиллия. Словом, Феликс сумел бы устроить свою жизнь. А вместо этого дерется с турками. Подумать только!
Поммеренке встал и отправился в туалет. Как ни захватил его отчет Вайнмана и открывающиеся перспективы, но он не совсем еще забыл неприятный визит к врачу. Нужно лечиться. Запершись в кабинке от посторонних глаз – лишь в учреждении, которое за всеми следит, можно спрятаться от слежки, с ухмылкой подумал Рюдигер, – он спустил брюки, достал из пиджака мазь и как следует обработал ранку.
Подтянув брюки, Рюдигер осторожно сделал несколько пробных движений, слегка присел, покачал бедрами, вроде неуклюжего новичка-слаломиста. Затем он тщательно вытер пальцы, вымыл руки, расческой из нагрудного кармана пригладил волосы, поправил усы. Он вошел в приемную, весело насвистывая, но тут же умолк. Штофферс разговаривал с фрау Шредер. При появлении Поммеренке разговор оборвался.
– Приветствую вас! – Штофферс протянул ему руку с приветливой улыбкой.
Поммеренке пожал протянутую руку. Вспыхнувшее было подозрение сразу исчезло, но некоторая настороженность осталась. Они прошли в кабинет и закрыли за собой дверь. Штофферс вынул из-под мышки одну из двух папок, раскрыл ее и с прежней улыбкой сказал:
– Весьма рад, дорогой коллега, что все произошло гораздо скорее, чем я ожидал от наших бюрократов.
Поммеренке недоуменно поднял брови, однако промолчал. Штофферс вновь пожал ему руку и передал папку с приказом, от первых же слов которого сердце у Рюдигера восторженно замерло «…назначить Рюдигера А. Поммеренке начальником отдела…».
С особенным удовольствием он отмечает после своего имени инициал «А.».
– В ближайшие дни вы получите чин регирунгсдиректора и соответствующий оклад.
Поммеренке скромно отмахивается – мол, чины и деньги не так важны.
Вот он желанный успех, достигнута значительная высота, а кроме того, можно отбросить подозрения, будто шеф плетет против тебя интриги. Глядя на сияющего Штофферса, воплощение доброжелательности, Поммеренке даже устыдился того, что мог заподозрить шефа в злых умыслах.
Раскаяние исполнило Рюдигера еще большей благодарностью, желанием загладить свою вину, сделать все, что шеф ни потребует.
Собственно, для этого есть прекрасная возможность.
Чтобы не усугублять смущение ошалевшего от радости Поммеренке, Штофферс открыл вторую папку. В ней ксерокопии газетных вырезок.
– Уже читали? По-моему, тут есть материал, который поможет решить нашу задачу.
Они сели.
Поммеренке быстро пробежал глазами вырезки. Основой для всех заметок послужило сообщение ДПА, поэтому они были похожи.
«Вчера вечером в А. завязалась драка между левыми и правыми турецкими экстремистами. Дело дошло до поножовщины. Имеются тяжелораненые, состояние их крайне серьезно. Девять пострадавших помещены в больницу. Полиция задержала шестнадцать коммунистов. Среди пострадавших – коммунист Феликс Бастиан (37 лет), учитель. Он выступал на собрании с речью непосредственно перед стычкой».
Во всех заметках имя и фамилия Феликса Бастиана были подчеркнуты красным.
Поммеренке не успел дочитать заметки, как Штофферс заметил:
– На сей раз, кажется, один из наших клиентов попался с поличным.
Поммеренке подошел к столу и вручил удивленному Штофферсу толстое дело с надписью на обложке – «Феликс Бастиан». В деле подшиты отчет Вайнмана, множество материалов, собранных на Бастиана, кое-какие вещественные доказательства: подписанные им листовки, его статьи.
Поммеренке вернул Штофферсу и список, с которого все началось, только очередность фамилий в нем теперь поменялась – на первом листе значится Феликс Бастиан, взятый в жирную рамку. Поммеренке отдал все это шефу без единого слова. Но его молчание лишь усилило эффект. Удивленно сморщившийся лоб Штофферса постепенно разгладился; шеф читал, и его лицо опять засияло.
– Грандиозно! – воскликнул Штофферс, не скрывая своего восхищения. Пролистав материалы, он вернул Рюдигеру папку, после чего резюмировал: – Я вижу, вы мастер своего дела. Бели бы понадобилось последнее доказательство вашей пригодности для новой должности, то вот оно.
Новый прилив радости заставил Рюдигера покраснеть. Штофферс ушел.
Несколько минут спустя Поммеренке развернул бурную деятельность. Прежних сомнений, колебаний как не бывало. Кризис позади. Теперь главное – четко провести операцию.
Поммеренке договорился о встрече с депутатом Фридолином Оксером, с которым надо срочно побеседовать, обязательно до заседания ландтага. Рюдигер знал, что там обсуждается сегодня вопрос о бюджете для культурно-просветительских учреждений. Оксер, один из лидеров оппозиции, мог бы затронуть дело Бастиана в своем выступлении; его речей кое-кто побаивается, а газетчики любят их цитировать. Придется посвятить Оксера в суть дела, но только в общих чертах, тут нужна осторожность. Оксер темпераментен, однако глуповат. Его нередко заносило, поэтому информация должна носить лишь общий характер.
Затем надо повидаться с журналистом Бальзеиом и передать ему кое-какие материалы.
– Пресса у нас порой гораздо действеннее правительства, – сказал однажды Штофферс.
А еще Поммеренке условился поужинать с Вайпмами. Он хотел прощупать Вайнмана, нельзя ли перетащить его к себе в отдел.
К концу рабочего дня Рюдигер позвонил домой. Барбара и Конни еще не вернулись. Тем лучше. Значит, вечером он свободен.
После каникул Рюдигер вернулся к своей новой работе безо всякой охоты. Тем не менее он составил для Антона список руководителей, избранных в различных общественных организациях. С той памятной вечеринки у Рюдигера пропало желание ходить на собрания. Однако новое руководство партгруппы не забывало о нем. Рюдигеру предложили составить план индивидуальной работы па будущий семестр. Потом план будет обсужден и утвержден. Это необходимо для того, чтобы разумно распределить поручения. Не взялся ли бы он, например, за книжный прилавок? Рюдигер махнул бы на все это рукой, но тысяча, которую он получал каждый месяц, па дороге не валяется.
А тут еще участились ссоры с Барбарой. Она дулась, говорила, что Рюдигер невнимателен к ней, не заботится о сыне. Пробыв за летние каникулы дома целых три месяца, Рюдигер понял, насколько мало времени уделял прежде семье. От проблем, которые занимали Барбару, он был далек. Когда она рассказывала о них, Рюдигер слушал вполуха. Он делал участливый вид, а думал совсем о другом.
Сын тоже казался ему чужим. Тот привык к матери, а отца даже дичился. Например, выбегая со спущенными штанишками из туалета, он семенил к Барбаре и не давался Рюдигеру.
– Нет, пускай мама застегнет.
Пока шла учеба, это было даже удобно. Но теперь раздражало.
Рюдигер впервые задумался о том, как бы успокоить Барбару, да и самому избавиться от чувства, что он здесь посторонний. Он затеял в двух комнатах ремонт, а у Конки в детской соорудил шведскую стенку.
Потом они поехали на месяц к сестре Барбары, на побережье Северного моря. Мир в семье был восстановлен.
Вернувшись с каникул, Рюдигер первым делом встретился с Антоном. О вечеринке он все-таки умолчал, зато начал канючить, и Антон почуял недоброе.
– Пойми, Рюдигер, нам здесь без тебя не обойтись. Ты же наш лучший кадр. В конторе тоже так считают.
– Не оставаться же мне тут навеки. Я ведь до университета уже работал. Пора подыскивать серьезное дело.
– Есть что-нибудь на примете?
– В том-то и беда, что нет. Поневоле забеспокоишься.
Антон пообещал раскинуть мозгами и намекнул, что у него есть связи с влиятельными людьми.
При следующей встрече Антон самодовольно улыбнулся:
