Мацуо Монро - Bang-bang
— Папочка! — произносит она сквозь слезы. — Папочка…
Через минуту мои запястья холодят наручники. Через две минуты остренький кулак Дзиро врезается мне в правое подребье. Ему плевать на то, что я брат его приятеля. Для него я просто парень, которого разыскивают за двойное убийство. И он просто делает свою работу.
Меня впихивают в прокуренный салон полицейской машины, приложив, якобы случайно, лбом о верхний срез дверцы.
Я думаю лишь о том, что девочка Акико сегодня наверняка будет плохо спать. И папе придется долго рассказывать о том, как он ловит нехороших дядей вроде меня, и как вообще все здорово в этом мире — добро всегда побеждает зло. Ну, или какую-нибудь чушь в этом роде. Что там обычно рассказывают на ночь полицейские своим перепуганным детишкам…
Я сижу в машине рядом с одним из полицейских. От него жутко воняет потом. Второй служитель закона разговаривает о чем-то с Дзиро. Я выглядываю в окно. Акико уже увели в дом. Жаль, что мне не дали извиниться перед ней. Почему-то только этого мне и жаль…
Я постигаю смысл слова «шок».
Я постигаю смысл слова «поражение».
Дзиро нагибается и делает знак, чтобы полицейский опустил окно с моей стороны. Мураками просовывает нос в салон и говорит:
— Ито-сан, приношу извинения за то, что ударил вас. Мне очень жаль, что так вышло. Я должен был сдержаться. До встречи завтра в моем кабинете. Надеюсь, вы ответите на все мои вопросы… А пока отдыхайте. Сами понимаете, эту ночь вам придется провести в камере.
— Я просто хотел поговорить с вами…
— Теперь у вас великолепная возможность сделать это. До завтра, Ито-сан. И еще раз простите мне мою несдержанность.
Стекло ползет вверх, отрезая меня от внешнего мира. Похоже, навсегда. Машина плавно трогается с места и я закрываю глаза.
Я постигаю смысл слова «бесконечность».
Глава 15
Если человека пустить на мыло, из него получится всего семь кусков. Ни в одном языке мира нет слова для обозначения обратной стороны коленки. Арахис используется при изготовлении динамита. Пингвин прыгает на три метра в высоту. Комаров привлекает запах людей, которые недавно ели бананы.
— Неужели ты думал, что полицейский тебе поможет? Это ведь все равно, что совать голову в пасть тигра… Вроде неглупый человек, а ведешь себя, как полный кретин. Знать, что его разыскивают за убийство и самому добровольно пойти на контакт с полицейским. Насмотрелся дешевых детективов, да?
Это говорит Такэо. Я сижу на стуле со скованными за спиной руками, а он прохаживается передо мной с видом недовольного учителя. Картинно хмуря брови и покачивая головой.
Слоны — единственные животные, которые не умеют прыгать. Мозг неандертальца был больше, чем у современного человека. У осьминога прямоугольный зрачок Общая длина кровеносных сосудов в организме человека составляет примерно сто тысяч километров.
Мы находимся в доме Муцуми. Сама она спит в своей комнате. Юрико тоже спит. Во всяком случае, ни той, ни другой я не видел. Бодрствуем только мы с Такэо. Мы с ним одни. Полицейские, которые привезли меня сюда, уехали полчаса назад. Их отпустил Такэо. Когда они втащили меня в комнату и усадили на стул, он сказал им:
— Спасибо, ребята. А теперь идите, и поменьше вам происшествий этой ночью.
И вот мы с ним наедине, и он говорит:
— Ты снова видишь мир не таким, какой он есть на самом деле. Сними свои дурацкие розовые очки. Откажись от глупых представлений о мире, которые вбила тебе в голову наша сраная культура. Выброси весь этот бред в помойное ведро.
В космосе люди не храпят. Независимо от температуры окружающего воздуха в бутоне лотоса поддерживается постоянная температура — тридцать пять градусов по Цельсию. Первый в истории одеколон появился как средство профилактики чумы.
В доме очень тихо. Я слышу шелест листьев за окном, слышу, как постукивает в такт шагам Такэо дужка очков, болтающихся у него на груди, о пуговицу на рубашке.
— Вот скажи мне, — останавливается он, — неужели тебе так дорого твое шаблонное мышление? Почему ты цепляешься за него? Подумай о том, что ты не знаешь и сотой доли правды о том, что происходит каждую секунду вокруг тебя. Ты знаешь только то, что должен знать, по мнению кучки хитроумных ублюдков. Или просто таких же дураков, как ты, желающих свести жизнь к сотне формул и законов. Не пора ли вернуться в прошлое? Не настало ли время посмотреть на мир глазами первобытного человека? Свежий, незамутненный взгляд — вот, что спасет человечество… И тебя в том числе.
Когда я открыл глаза там, в машине, и увидел, что мы остановились около дома Муцуми, мне захотелось проснуться. Слишком уж похоже на плохой сон. Совершенно нереальная ситуация. Будто брожу по лабиринту, все выходы из которого ведут к Такэо. Искривление пространства. Куда не иди, где ни сворачивай, как ни торопись, все придешь в этот чертов дом, где ничто не меняется. Он словно представляет собой какую-то особую реальность, фрагмент иного мира, живущего по своим законам. А может, он и есть целый мир. Кто сказал, что мир должен быть огромен? Он вполне может уместиться в небольшой старый дом — два этажа, шесть комнат, — притягивающий к себе все, что представляет интерес для его хозяев. Может быть, Юрико точно так же снова и снова возвращалась сюда, пока не смирилась и не отказалась от попыток бежать.
— А как твои страхи? — спрашивает Такэо. — Еще были приступы? Ты не забываешь их анализировать? Есть какие-нибудь соображения, предположения?… Быть может, просто страх смерти? Слышал когда-нибудь про танатофобию? Редко, но случается, что человек визуализирует свой страх смерти, вернее, саму смерть, в его представлении. Порой образы получаются такими причудливыми, что… Конечно, только версия. Но ты мог бы подумать в этом направлении, если уж не хочешь, чтобы я тебе помогал.
Единственное, что я сейчас чувствую — убийственную усталость.
— Опять молчишь, — хмыкает Такэо. — С каждым разом ты становишься все менее общительным. Уж не депрессия ли у тебя? Чувствуешь себя подавленным? Чувствуешь себя несчастным? Постоянная усталость? Нежелание бороться с плохим настроением?
— Отстань. Если хочешь меня убить — убивай. Только перестань тарахтеть над ухом. И без тебя тошно…
— Ну, если бы я хотел тебя убить — убил бы уже давно. Ты не самый приятный тип, между прочим. Уж извини за прямоту. Все время либо молчишь, либо грубишь. А главное, никак не хочешь понять, что твоя картина мира — полнейшая чушь…
— А может, стоить все-таки убить его? — раздается голос Муцуми.
Я сижу спиной к двери и не вижу ее. Только слышу, как она подходит ко мне сзади и останавливается совсем рядом. Ее дыхание колышет мне волосы на макушке, я чувствую тепло ее тела.
— Тебе не кажется, что с ним слишком много проблем? Того и гляди, опять затеет какую-нибудь пакость. Стоит ли отвлекать людей от важных дел, чтобы постоянно следить за ним?
Я, как могу, выворачиваю голову, чтобы увидеть ее. Но с руками, заведенными за спинку стула и скованными наручниками, это сделать непросто. Краем глаза вижу ее обнаженное плечо, руку и бок. Похоже, одежды на ней мало.
Ну, конечно, это же все глупые условности.
— Юрико расстроится, — мягко отвечает Такэо. Он снова любящий братец.
— Она все поймет.
— Может, поймет, а может, это оттолкнет ее от нас. Рисковать я бы не хотел… С ней все и так слишком сложно. Одно неверное слово — и она сорвется. Я еще не до конца обработал ее. Вот через пару недель она никуда не денется. А пока необходимо быть ее лучшим другом. Он тоже пока ее друг. Сама понимаешь, друзья не должны убивать друг друга. Я понятно объясняю?
— Ну да, — говорит Муцуми. По ее голосу я догадываюсь, что ей все это не по душе. Она предпочла бы прикончить меня, а потом пойти подправить маникюр. Или подрезать цветы в саду.
Самое удивительное, что весь этот разговор оставляет меня равнодушным. Не потому, что я так храбр. Все дело в его неправдоподобности. Я бы даже сказал — нелепости. Почти невозможно поверить, что они говорят всерьез. От Муцуми я вообще ничего подобного не ожидал. Да и Такэо не похож на кровожадного убийцу. Милые люди. Красивые, воспитанные. Спокойные голоса, совершенно будничный тон, будто идет обсуждение меню или погоды. Из-за всего этого смысл слов доходит не сразу, а когда доходит, то кажется невозможным. Что-то я не так расслышал, что-то недопонял, не уловил. Такие вот ощущения.
— И все же… — начинает Муцуми.
— Нет. Он пока не представляет для нас опасности. Он сам в этом убедился. Кроме того, я подумал, что нужно будет взять его с собой.
— Зачем? — теперь в ее голосе искреннее недоумение.
Она выходит у меня из-за спины, огибает журнальный столик и садится в мое любимое кресло, закинув ногу на ногу. Из одежды на ней — только тонкое колечко на пальце ноги. Челюсть у меня отвисает.
