Джон О'Хара - Жажда жить
Большое жюри утвердило проект обвинительного акта, и слушание дела назначили на март, в уголовном суде графства Несквехела. Среди журналистов и адвокатов Форт-Пенна господствовало мнение, что дело Баума плохо и лучшее, на что он может надеяться, — пожизненное заключение.
Дело Баума с его адюльтерными мотивами и итальянским героем не стало предметом обсуждения в форт-пеннском обществе, в аристократических гостиных было о чем поговорить и без того. У Колдуэллов о нем сплетничали на кухне, Эмили заводила разговор с Уильямом, Брок мог перекинуться парой слов с приятелями в клубе, да Грейс с Конни Шофшталь.
— Уилл, — заговорила миссис Колдуэлл как-то вечером, — сегодня я вернулась домой к обеду и увидела, что Грейс читает в «Часовом» отчет об убийстве итальянского доктора.
— Правда?
— Уилл, ты не собираешься что-нибудь заметить по этому поводу в газете?
— Нет, Эмили, я не люблю вмешиваться в редакционные дела.
— Но в данном случае ты должен сделать это. Не только Грейс, другие юные девушки тоже читают статьи об этой скандальной истории.
— Согласен, подробности, мягко говоря, довольно откровенные. Судя по пулевым отверстиям, она была под ним, да я и помимо того кое-что слышал.
— Ну да, так оно, конечно, и было, но мы обязаны держать Грейс подальше от всего этого. Мало того что она видит на ферме, так теперь еще и в газетах, про людей, начинается.
— Я согласен с тобой, согласен, дорогая, но в таком случае это твоя обязанность — следить, чтобы газеты не попадали ей в руки. Ну а я, повторяю, в редакционную политику не вмешиваюсь. Они знают свое дело. Всё, точка. Извини, Эмили.
Через две недели после этого разговора Эмили сидела у себя в рабочей комнате, на втором этаже в глубине дома, занятая вязанием шарфа. Время от времени она покашливала — приболела. Внизу раздался звонок в дверь, и вскоре на пороге появилась Мэй, горничная верхнего этажа.
— Это миссис Джей, мэм, она хочет вас видеть.
— Миссис Джей? Ей-то что надо? Так рано она никогда к нам не приходила. Ладно, зови.
Эмили накинула на ноги плед и подоткнула так, чтобы выглядеть совсем уж нездоровой.
— Доброе утро, Джесси. Извините, что заставила вас подниматься наверх, врачи не велят вставать.
— Надеюсь, ничего серьезного, Эмили.
— Да нет, говорят, легкая ангина. Ничего страшного, но все-таки неприятно.
— Ну да, ну да, конечно, — забормотала Джесси. В ее поведении чувствовалась какая-то неловкость, но в то же время решимость довести дело до конца.
— Раздевайтесь, Джесси, присаживайтесь. Насколько я понимаю, вас что-то беспокоит.
— Спасибо, Эмили. Да, вы правы, меня кое-что беспокоит. Сильно беспокоит, иначе я не стала бы отнимать у вас время, тем более учитывая ваше состояние.
— Я всегда помогу, если это в моих силах. Вы же знаете меня.
— Я вас не задержу, только самую суть, — сказала Джесси.
— Не торопитесь. На то и существуют друзья, чтобы выручать в трудную минуту.
— Речь не обо мне, Эмили. В беду попал один из моих родичей. Двоюродный брат. Вы ведь наверняка читали либо слышали об этом убийстве, доктор-итальянец и белая, я имею в виду американка?
— Да.
— Ну так вот, Луи Баум, человек, который совершил преступление, — мой кузен.
— Кузен? Как это?
— Вы еще не забыли немецкого? Baum.
— Baum? Baum значит tree, дерево. Tree! Джесси Три. Я тысячу лет так вас не называла, даже про себя. О Господи. А кто-нибудь еще знает? Я хочу сказать, вас никто не донимает этим делом?
— Нет, вряд ли кому приходит в голову, что мы родственники. Мой отец сменил имя с Баума на Три, но отец Луи оставил прежнюю фамилию.
— Извините, Джесси, может, пересядете вот сюда, на стул. Смотрю, слуги открыли фрамугу в эркере, там сквозняк, как бы не простудиться.
— Спасибо, Эмили. — Джесси пересела на указанное ей место.
— Извините, я не хотела перебивать вас, но вы волнуетесь, а нервозность понижает сопротивляемость организма.
— Вы очень добры, Эмили.
— Ну что вы. А теперь вернемся к вашему кузену. Лично я совсем его не знаю. А вот вашего отца помню хорошо. Фредерик Три. Фредерик Л. Три.
— Да, Фредерик Луи Три. Моего дядю звали Луи Фредерик Баум, и этот человек, оказавшийся в беде, — Луи Фредерик Баум-младший, хотя «младшим» себя не считает, его отец умер тридцать лет назад или даже больше. Луи воспитала мать, моя тетя Эстер. Вряд ли вы ее знали. То есть наверняка не знали. Она выросла в графстве Ланкастер, ее отец был фермером. Мать Луи — женщина, о которой я говорю, была очень бедна, но крышу над головой имела и на хлеб зарабатывала шитьем и поденной работой на дому, словом, кое-как на плаву держалась. Когда мне бывает трудно, я всегда вспоминаю тетю Эстер. В общем, она вырастила сына, и когда ему исполнилось шестнадцать, он получил постоянное место в системе водоснабжения города, с тех пор там и работает.
— Раньше за ним ничего подозрительного не замечалось?
— Нет. Честный, приличный человек. Много лет проработал в бухгалтерии. Не пил, не курил. Надежный, заслуживающий доверия работник. Совсем не бабник. Да и она на вид вполне пристойная женщина. Дети, девочка и мальчик — последний совсем младенец, — всегда ухоженные, и дома тоже аккуратно и прибрано. Ничего такого. Но наверное, у нее был-таки роман с доктором-итальянцем, и Луи каким-то образом узнал об этом или что-то заподозрил. Вы же знаете — то есть вы-то, может, и не знаете, но я знаю. Рано или поздно муж, жена ли все узнают или слухи доходят.
— Да, наверное, вы правы. — Эмили спрашивала себя, не затем ли пришла к ней Джесси, чтобы выговориться, облегчить душу, но здравый смысл подсказывал, что так легко ей не отделаться.
— Туго ему, должно быть, приходилось, — продолжала Джесси. — Вся жизнь — работа и нищета. Мать заездила себя до смерти, иначе не скажешь. А теперь он трудится, как раб, за ничтожную зарплату, да еще и выглядеть должен прилично, работа-то кабинетная. Но наверное, мирился — чистый дом, хорошая жена, двое ухоженных детей того стоят. И вот выясняется, что женщина, ради которой он так мучается, завела интрижку с итальянцем. Девочка для радостей у женатого, с детьми, мужчины, который развлекается с ней чуть не на глазах у собственной жены. Вы же знаете, она ходила к нему в кабинет. Прикидывалась, будто что-то беспокоит, хотя на самом деле беспокоило ее… — Джесси остановилась передохнуть.
— Не хочу выступать судьей или утверждать, что она получила по заслугам, — заметила Эмили, — но, может, дамы вроде нее, я имею в виду такие безответственные, просто не думают о последствиях. Впрочем, уж врач-то может озаботиться тем, чтобы дело не дошло до беременности.
— Озаботиться? Ну так он не озаботился. Насколько я понимаю, младший его сын. По крайней мере так думает бедняга Луи.
— А вы с ним виделись?
— Нет. Мне стыдно признаваться в этом, но, знаете ли, боюсь рисковать даже тем хрупким положением, которое у меня есть в Форт-Пенне.
— Да бросьте, Джесси, кто может упрекнуть вас?
— Вы не правы, Эмили. Хотя дело даже не во мне, а в сыне, я хочу, чтобы он прочно стоял на ногах, только ради этого я и работаю всю жизнь.
— И не зря. С Чарли вам повезло. Ни секунды не сомневаюсь, что он оставит свой след в этом мире.
— Правда, Эмили? Вы действительно так думаете? Я очень рада.
— Но если подумать, коль дело доходит до сплетен, Форт-Пенн ничуть не отличается от иных мест, и я склонна с вами согласиться. Для вас и для будущего Чарли лучше, если вы останетесь в стороне от этого дела. Вы ведь за этим пришли ко мне, Джесси? Чтобы получить мой совет? Ну и, само собой, должна сказать, что весьма польщена вашим доверием.
Джесси отвернулась и немного помолчала.
— Нет, Эмили, пришла я не просто за советом. Честно говоря, мне нужна конкретная помощь.
— И я думаю, что в глубине души вы понимали, что попросить — значит получить, если это, конечно, в моих силах.
— Спасибо, но, видите ли…
— Вам нужны деньги, Джесси? У меня есть свой счет, так что Уилл ни о чем не узнает, если вас это волнует.
— Нет, дело не в деньгах. Тут другое. Власть! Денег я бы никогда не взяла в долг, зная, что не смогу вернуть, но у вас есть власть, и вот ею-то мне хотелось бы одолжиться, хотя и без малейшей надежды когда-либо рассчитаться.
— Может, объяснитесь, Джесси?
— Конечно. Я хочу, чтобы вы попросили мистера О’Коннола быть адвокатом Луи.
— Десмонда О’Коннола?
— Именно.
— Вы хотите, чтобы я попросила его вести дело вашего кузена, защищать его?
— Вам самой просить ни о чем не надо. Попросит Уилл Колдуэлл. Я уверена, что вы в любом случае расскажете Уиллу все, что услышали от меня, я готова к этому и считаю, что так и должно быть. Но вот что я умоляю вас сделать: скажите Уиллу, пусть он попросит Десмонда О’Коннола взять на себя ведение этого дела. В противном случае моего кузена ждет виселица. Сама я, повторяю, с Луи не виделась, но говорила с одним человеком, который встречался с ним, и он утверждает, что только Десмонд О’Коннол может спасти Луи. Сам-то Луи махнул на себя рукой. Он собирается признать себя виновным и, отказавшись от адвоката, просто попросить суд о снисхождении. Но даже так не получается. Окружной прокурор мистер Айзенхут не дает ему признать себя виновным. Вы знаете, наверное, это натуральный политикан, он хочет повесить Луи, и тот человек, с которым я говорила, сказал, что веревка уже намылена. Да, я оговорилась, он не утверждает, что О’Коннол может спасти Луи. Он говорит, что для этого понадобится, да и то уверенным в успехе быть нельзя, человек такой, как О’Коннол.
