Лариса Райт - Мелодия встреч и разлук
— Мала еще. Вот закончит училище…
Училище Зинаида не закончила. Не закончила, потому что не поступила. Не поступила не из-за нехватки собственного желания, а исключительно ввиду отсутствия признаков особого таланта. Зинка радовалась и плакала горькими, новыми, обидными слезами. Одно дело самому про себя что-то знать, и совсем другое, когда тебе в лицо, бесповоротно, непреодолимо, не церемонясь, сказали: «Бесталанна», исключили из списков, списали со счетов, нарекли вторым сортом и главное, главное, — даже не предложили пробоваться на следующий год.
— Я же говорила, — рыдала Зина, уткнувшись в подушку.
— Не плачь. Все к лучшему, — философствовала Тамара. — Десять классов есть? Иди в институт или в техникум. А хочешь, шить научу? Если уж руки скрипку освоили, то уж с иголкой-то вмиг справятся.
— Какой техникум? Ты в своем уме? — возмущалась Галина. — Отдохнет немного, позанимается получше и поступит через год.
— Нет!
— Никаких «нет»!
Зинка вскакивает с кровати. Вся ее робость, лелеемая годами узурпаторским характером матери, в одно мгновение скручивается в тугой, упрямый, воинственный клубок. Один резкий рывок, и семь лет каждодневных многочасовых мук превращаются в выхваченную из футляра скрипку, звон разбитого стекла, глухой треск и последний аккорд погибшего инструмента.
3
Славочка!
Как ты права, что укоряешь меня в немногословности и неаккуратности. Да, пишу теперь редко и кратко. Это я о письмах, а вообще-то пишу я теперь практически постоянно. Не знаю, правильную ли тему выбрала для исследований и нужно ли науке это «новое слово»? Главное, сложно найти экспериментальный материал. Представляю, как ты сейчас хмуришься и шепчешь: «Люди — не подопытные кролики!» Как знать, дорогая, как знать? Возможно, все мы чьи-то белые мыши, составные части какого-то всеобъемлющего опыта, глобальных испытаний, результаты которых каждодневно фиксируются в неизвестных нам лабораториях. Опять я сбиваюсь с мысли и ударяюсь в философию, но это лишь для того, чтобы ты сумела понять меня и принять то, что я делаю.
Знаешь, я обнаружила удивительную вещь: психика здоровых людей скрывает в себе гораздо больше невероятных тайн и запутанных причинно-следственных связей, чем у заведомо больных. Человек, к сожалению, может родиться с умственными отклонениями, и верного объяснения, научного обоснования такому стечению обстоятельств можно не найти никогда, а вот чем объясняются особенности характера «нормальной» человеческой личности — это действительно занятно. Я вот думаю, если среди населения всего земного шара попытаться выявить абсолютно добродетельных или безнадежно злых людей, вряд ли они займут территорию больше Новой Зеландии. Да и этого, пожалуй, будет многовато. Большинство наших характеров словно выписаны по одному и тому же рецепту: чуть-чуть нравственности, немного распущенности, чайная ложечка набожности и горстка вольнодумства, капелька участия и столько же зависти, всего в меру, и только так. Но есть ведь отдельные индивидуумы, у которых одна черта получает развитие, начинает преобладать над другими, руководит помыслами, чаяниями, поступками человека и, в конце концов, начинает перекраивать на свой лад саму судьбу. И в этом случае, я уверена, не обходится без некой причины, определенного толчка, побудившего одно из чувств начать превалировать над другими. Прослеживание подобной связи представляется мне занятием весьма занимательным. Обещаю не включать твою жизнь в область своих изысканий, дабы не навлечь на себя ни твою обиду, ни гнев того, в кого тебе посчастливилось верить. Надеюсь, внимание к происходящему вокруг меня не подведет, и мне таки удастся собрать материал, необходимый для получения степени. Все же кандидат — это не та ступень, на которой стоит останавливаться, как ты полагаешь? Мне видится, что кандидат — это всего лишь один из сонма жаждущих проникнуть в некое желанное сообщество, а доктор — тот, кому это сделать удалось. Попытаюсь и я. Начинай держать кулачки. Благо обстановка сейчас немного изменилась, и я могу позволить себе работать вечерами дома, а не засиживаться допоздна в рабочем кабинете. Ладно, об этом в другой раз. Целую тебя. Я.
4
— Эй, ты чего? — В палатку просовывается кудрявая голова Нэнси. Голубые глаза широко распахнуты, веснушчатый носик наморщен.
Алина торопливо смахивает набежавшие слезы.
— Так. Устала просто.
Нэнси деловито втискивается в палатку, суетливо прикасается ко лбу подруги, торопливо проводит руками за ушами, не увеличены ли лимфатические узлы. Алина вяло отмахивается:
— Говорю тебе, устала.
— Еще полсрока.
— Знаю.
— Можешь, в принципе, подать прошение и…
— Не беспокойся. Я в порядке. — И откуда только берутся силы улыбнуться?
— Ладно. А кто это был с диктофоном?
— Да один журналист.
— О работе расспрашивал? А почему тебя?
Логичный вопрос. Пресса здесь бывает часто, работу американского Корпуса мира необходимо освещать и прославлять, дабы у нации крепли патриотические чувства и не угасала вера в великую миссию своей страны. Корреспонденты приезжали, щелкали вспышками, просили «встать сюда», «повернуться туда» и отбывали в сопровождении руководителя отделения, чтобы взять у него интервью в удобных креслах кондиционированного офиса. Да это и правильно. Им нужна информация. Что может рассказать им Алина? Что оказалась в Камеруне, потому что в интернате неплохо выучила французский? Что раздает населению чистую воду, презервативы и ведет разъяснительные беседы об ужасах СПИДа, зная о том, что, даже если все население этой страны завтра окажется зараженным, ее на самом деле это оставит совершенно равнодушной? Что завербовалась в Корпус мира лишь для того, чтобы укрыться от угроз бывшего мужа-американца, который обещал лишить ее гражданства? Правильное, в общем-то, обещание, если учесть, что на развод она подала на следующий же день после того, как стала американкой, но это только если не брать в расчет трех лет постоянных унижений, ругани и даже синяков, которые оставались на ее теле всякий раз, когда она решалась продемонстрировать характер. Да, ее никто не заставлял терпеть побои, ее не запирали в доме, за ней не следили и не шептали зловеще, что найдут где бы то ни было и во что бы то ни стало, если только она попытается сбежать. А зачем, скажите, бегать за домработницей, зачем тратить время на поиски старой рабыни, если можно буквально за несколько минут обрести новую? Интернет пестрит фотографиями и анкетами жительниц бывшего СССР, жаждущих легкой жизни с иностранным принцем. Алина догадывалась, что она — далеко не первая в списке русских жен своего американца. Ее предшественницы наверняка сбежали, как только их сон превратился в совершенно противоположную явь. Одни обнаружили, что в Америке, для того чтобы жить, оказывается, тоже нужно работать. Другие сделали неожиданное открытие, что прилагательное «иностранный» не всегда сопровождается существительным «принц». Они возвращались разочарованные. Некоторые опускали руки, бросали нелепую затею, обращали свои взоры на Васю, Петю или, если вдруг повезет, Эдуарда. Остальные не оставляли попыток соединить прилагательное с желанным существительным, не боясь в очередной раз промахнуться в точности наведенного прицела. Алина не вернулась. Потому что не разочаровалась, потому что не промахнулась с прицелом, потому что, как ей тогда казалось, добилась поставленной цели. Принц, муж и Америка нужны были вовсе не ей, и Алина была счастлива, потому что смогла наконец получить чужую мечту.
