Гурам Дочанашвили - Тысяча мелких забот
На поворотах резкий свет спотыкался о далекие горы, потом снова стлался по дороге. Машина шла спокойно, как-то подчеркнуто безмятежно, не реагируя на собак, внезапно появившихся и облаявших ее, и на придорожные валуны, неожиданно возникающие в свете фар. Когда до машины осталось совсем немного и водитель мог уже заметить его, Сандро решил укрыться за деревом, но тут же разозлился: почему, с какой стати! — и, чуть отступив к обочине, твердо уперся ногами в покрытую снегом землю. А машина высветила его из мрака, уставив два полыхающих глаза, и медленно прокатилась мимо.
Сандро проводил ее взглядом и, когда опять наплыла темень, пошел назад к деревне, взбодренный грохотом машины. И, не давая страху снова овладеть им, старался увидеть себя как бы со стороны — такого неприметного, незначительного в огромной ночи.
В шесть утра Сандро разбудил Вануа. Долго встряхивал его, пока тот приоткрыл глаза. Ополоснули лица и молча поехали на станцию. Вануа машинально крутил баранку и молчал.
До рассвета оставалось всего ничего, но все вокруг было скрыто сумеречной мглой. Откуда-то доносился странный свист, ветер раскачивал деревья.
Потом повалил снег. Белые хлопья метались в полосе света и, подстегиваемые ветром, яростно кидались на стекло кабины — Сандро даже невольно жмурился. Неодолимо потянуло в эту снежную кутерьму. Но едва он высунул голову, открыв дверцу, ветер хлестнул его и швырнул в лицо горсть снега. Снежинки приятно таяли на горячей щеке, и стало удивительно хорошо, будто не провел он подряд две бессонные ночи.
Повернулся спиной к ветру, и ноги сами пробежали несколько шагов — с такой силой бил в спину ветер. Хотелось нестись вот так бесконечно, но ветер внезапно унялся, словно дух перевел, и Сандро выпрямился; когда же налетел новый порыв ветра, Сандро откинулся назад, как бы прислоняясь к ветру, и удивленно глянул вверх — там тревожно завывали толстые провода, удерживаемые долговязыми столбами, ветер нещадно трепал и рвал их. Время от времени слышался тонкий посвист: казалось, кто-то хлещет длиннющим прутом... Было все еще темно.
Вануа, опустив голову на баранку, опять спал. Грузовик стоял у вокзала. Наконец подошел поезд, остановился, и по вагонам пробежала дрожь. Сандро увидел топографа: осторожно вытащив из вагона двухметровую рейку, он задержался на нижней ступеньке, оглядывая перрон.
— Сходи, чего стал!
Топографа подтолкнули сзади, и он, спрыгнув, возмущенно посмотрел на верзилу, спускавшегося за ним.
— Что с вами, неужели не можете...
— Давай проходи, братец, проходи, — ласково оборвал его верзила, но было ясно — это первые и последние его добрые слова.
— Что за народ... — пробурчал топограф.
— Я покажу тебе — народ! Кто это здесь народ? — Верзила неожиданно развеселился.
— Слушай, — прервал их диалог Сандро, — оставь его, скажи лучше, где девушки, где они?
— Почем я знаю, где! — раздраженно ответил топограф. — Сам говорил, что они поедут в мягком вагоне. — И поглядел вслед верзиле: — Ну и хам...
Сандро дважды пробежал вдоль состава, но девушек не было. Метнулся к задумчиво стоявшему проводнику, спросил, где мягкий вагон. Оказалось, в конце.
Сандро поднялся в вагон, заглянул в несколько купе и окаменел: Марго смотрелась в зеркало, а Маквала спокойно причесывалась, распустив волосы.
— Выходите, тронется поезд! — крикнул Сандро. — Скорей, скорей!
— А, Сандро! Здравствуй, как ты? А мы так сладко спали!
— Скорей, отойдет! Где Тина?
Маквала хихикнула, игриво улыбаясь.
— В одном месте...
«Да они спятили, точно спятили!» — подумал Сандро и закричал:
— Идемте же, пошли скорей!
Они направились к выходу и столкнулись с Тиной. С полотенцем на шее она весело кивнула, и в этот самый миг поезд тронулся.
— Давайте прыгайте, пока медленно идет. Я помогу! — громко закричал Сандро девушкам.
Маквала оперлась на плечо шедшего рядом с поездом топографа и вроде бы попыталась раза два соскочить, но поручня не выпускала, а так, разумеется, спрыгнуть не могла. Поезд уже набрал скорость, и Сандро в отчаянии рванул стоп-кран. Что-то зашипело, но лоезд не остановился и не замедлил хода. Девушки успели всучить свои сумки топографу и, глядя на Маквалу, заливались смехом.
Топограф бежал по платформе, поражаясь непонятному веселью девушек, а когда убедился, что им уже не спрыгнуть, грустно и растерянно посмотрел на Сандро, словно говоря: «Что ты со мной делаешь?.. Бросил одного в незнакомом месте...»
Растерянно смотрел на него и Сандро. Поезд резко увеличил скорость и оставил топографа далеко позади. Марго, Маквала и Тина были радостно возбуждены, подобного с ними еще не случалось, и история казалась им романтичной. А Сандро переживал: хоть бы сказал топографу, где их машина! Кто знает, сообразит ли сам? А вдруг возьмет и со злости уедет назад в Тбилиси?
— Ничего, на следующей остановке пересядете в электричку... — успокоил их проводник.
— Вот хорошо, вот хорошо! — Девушки, как дети, захлопали в ладоши, а Сандро нахмурился и молчал всю дорогу.
В электричке у Сандро еще больше испортилось настроение: в вагоне шумно переговаривались какие-то мужчины, возвращавшиеся со свадьбы. Они бесцеремонно оглядывали вошедших, а один прямо-таки поедал глазами Маквалу. В правой руке этот тип держал палку с насаженной на нее поросячьей головой и подозрительно покачивался. Марго что-то зашептала Маквале, глядя на наглого типа. Тот спесиво расправил плечи и выставил поросячью голову, словно удостоверение личности.
Марго и Маквала захихикали. Тина, разумеется, тоже...
— Извиняюсь, не скажете, который час? — спросил развязный тип у Сандро.
Сандро неприязненно оглядел его и холодно ответил:
— Скоро восемь.
— Не больше? Извините, девушки, и на ваших столько, а? — обратился он к Марго.
— Столько же!
Тогда он повернулся к Маквале.
— Вы, наверное, приезжие? Едемте ко мне, гостями будете, передохнете, перекусите... А мы с вами, — он обернулся к Сандро, — пропустим, как положено.
— Спасибо, на хотим.
— Почему, друг, что мы — не грузины? Ежели друг другу уважения не окажем, выходит, всему конец, какие мы...
— Отстань.
— Что?!
— Что слышал! Отвяжись, — разозлился Сандро и так глянул, что тип сразу замолчал.
Когда они наконец сошли на своей станции, у Сандро сердце упало — машины на месте не оказалось. Не видно было и топографа. «Нашли ли они друг друга? Неужели за нами погнались?»
И вдруг почувствовал: дошел до точки, не может больше выдержать всего этого! И сник... Оставил оживленно болтавших девушек в зале ожидания и пошел туда где утром стояла машина, — ждать, когда вернется Вануа.
Моросило. На короткое время небо посветлело, но скоро затянулось еще сильней, нависло мрачное, тяжелое, и от этого кругом потемнело. Возле Сандро топтались люди, терпеливо дожидаясь автобуса.
Нахлынуло все, что изводило, изматывало, раздражало и злило его все эти три дня, — вспомнил хождение к бухгалтеру за деньгами, неприятные разговоры с ним и топографом, неловкую встречу с Нико и девушкой в троллейбусе, базарную толчею, обманщика-завхоза, тяжелые сумки, мешки, погрузку вещей, нудную дорогу в тумане, дождь, снег, поиски дороги к селу, разгрузку машины под мокрым снегом в протекавших сапогах, угощение — крепленое вино и надоевшие тосты, беспечных девушек — Маквалу с распущенными волосами, Марго, которая пялилась в зеркало, когда надо было выходить на станции, бесполезный тормоз, беспомощного топографа с рейкой, типа с поросячьей головой.
И ярость снова охватила Сандро. Под мелким, нудным дождем он чувствовал себя таким бессильным... Закричать бы, заорать, дать выход скопившемуся раздражению — ничего не хотел он больше. Сандро вскинул голову и ощутил, что дождь усилился.
Ожидавшие автобуса стали укрываться под навесом ларька через дорогу. Сначала туда перебралась пожилая женщина, потом мужчина в папахе, за ним тощий тип в очках и маленькая девочка с огромной сумкой в руках, и в конце концов все, кроме одного мужчины, перешли туда.
Злой, раздраженный, Сандро остался стоять на месте и чувствовал, как промокают у него ноги и мокнет он сам. Но ему было все равно, намокнет он или нет; все стало безразличным... И все же он оглядел единственного человека, оставшегося под дождем. Это был мужчина лет пятидесяти, коренастый, ширококостный, наверное, ночной сторож, ожидавший автобуса в свою деревню. Продрогший, злой после мерзкой, холодной ночи, он стоял в полной неподвижности, и, видно, ему тоже было все равно, намокнет он или нет. Мрачно насупившись, мужчина враждебно оглядел людей, укрывшихся под навесом ларька, потом так же недружелюбно глянул на Сандро, оцепеневшего на месте, но Сандро даже не моргнул. Человек повернулся к нему спиной, а Сандро неожиданно почувствовал необъяснимое облегчение. Он задумчиво смотрел человеку в спину, вспоминая его мокрое небритое лицо, запавшие глаза с темной синевой вокруг, поджатые губы, обвисшие щеки, и вдруг озарило его — ведь он и сам выглядит так же! И едва понял это — расслабли мышцы, приятно расслабло все тело, и исчезла злость на всех и на все. Перед взором возникли глаза топографа, удивленные, полные упрека, и Сандро улыбнулся. Потом вспомнился тип, гордо державший поросячью голову, — тамада со свадьбы, — и Сандро усмехнулся. Он понимал, что люди с той стороны дороги наблюдают за ним, и подумал, как бы не сочли его сумасшедшим — стоит и смеется... Сандро прошелся взад-вперед, пытаясь скрыть свое радужное настроение. Но тут обернулся сторож, хмуро уставился на него. Сандро пригляделся и сообразил, что человек неправильно понял его веселую ухмылку, и широко улыбнулся ему, так широко, что улетучились последние крупицы досады и тоски, а потом сделал несколько шагов и похлопал человека по плечу.
