Ян Пужицкий - Великий Шу
Девушка стала расчесывать свои длинные светлые волосы, взглянула на Петра и тихо произнесла:
— Даже не знаю... Вы мне всю ночь снились. Почему-то.
— Я?! — ужаснулся Петр.— Да я уже староват, чтобы вам сниться.
Девушка улыбнулась, но ничего не ответила.
Вышла в коридор и прислонилась к окну. Петр поборолся с собой, но за ней не последовал.
***В полдень он сидел на деревянной лавке довоенного вагона третьего класса, тупо уставившись в нацарапанную гвоздем надпись на стене: «Йолька — курва!»
Рядом с ним двое мальчишек школьного возраста, лет двенадцати — тринадцати, играли в покер. Первый, Херувимчик, как он мысленно его назвал, играл в карты, как в нечто запретное, но, безусловно, притягательное, честное и благородное. Вероятно, видел какой-нибудь американский фильм, где в покер играли «настоящие мужчины». Второй — Петр окрестил его Лисенком — беспокойно шнырял быстрыми глазками. Он уже кое-что постиг, во всяком случае, знал больше Херувимчика.
Он наблюдал за ними недолго, собственные мысли завладели им, он отвернулся и задумался. Поезд раскочегарился, набрал ходу, небольшие станции мелькали в окне все чаще. Примет же цивилизации в виде свалок строительного мусора на последнем отрезке пути, Рогув — Лютынь, попадалось на глаза все меньше и меньше. Было впечатление, что на этом кусочке земли протяженностью километров тридцать время приостановило свой бег. Одноколейке, по которой пыхтел, паровозик, наверняка уже было лет под сто, да и допотопному локомотиву немногим меньше. Люди, думалось ему, жили здесь в тиши и покое и тридцать, и пятьдесят лет назад. Но он ошибался.
Во время ночной поездки он уверял себя, что у него есть все шансы стать обычным человеком, таким, как все. Он ощущал в себе способность к взаимопониманию с простыми людьми, проникновению в их заботы и проблемы. Ничего больше от жизни он и не хотел.
— Ну что, фортуна повернулась своей широкой... — Лисенок произнес это с леденящим спокойствием, явно подражая опытным игрокам в покер.
На лице Херувимчика видна была отчаянная внутренняя борьба. Лисенок демонстративно выстукивал пальцами ритм, который должен был подхлестнуть противника принять решение. Так и случилось. Херувимчик достал из кармана двадцатизлотовую[1] бумажку и небрежно швырнул на столик.
— Посмотрим, чья шире,— произнес он решительно.
— Играем?! — радостно удивился Лисенок и взял в руки колоду,— Сколько карт?
— Три,— блестя глазами; выдохнул Херувимчик.
Лисенок самым примитивнейшим образом жулил. Свои карты он стал менять в тот момент, когда противник с выступившим на щеках румянцем напряженно рассматривал три только что прикупленные карты. Колоду он держал на ладони так высоко, что без труда вытащил снизу туза. Сидевший напротив Херувимчик ничего не заметил, зато Петру со стороны было видно все. Лисенок вдруг ощутил какое-то беспокойство и воровато зыркнул на незнакомца. Грынич смотрел перед собой пустым, отсутствующим взглядом. Лисенок подавил вздох облегчения и открыл свои пять карт.
— Главное в покере — ничего не бояться,— к нему вернулась уверенность бывалого картежника.— Чтобы выиграть, нужно рисковать. Риск — благородное дело. Кто не рискует, не пьет шампанское. Двадцатку под тебя, играешь?
— Будь другом, ты же знаешь, у меня больше нет денег.
— В покере нет друзей,— услышал в ответ Херувимчик, беспомощно посмотрел на свои часы и снял их с руки.
За окном замелькали отдельные домики, Грынич встал и подошел к окну.
— Сейчас мы заканчиваем, одну минуточку,— бросил Лисенок.
Петр в ответ кивнул, привстал на цыпочки, доставая с верхней полки свой саквояж, и, чтобы было сподручнее, на секунду оперся рукой о столик.
— Если проиграешь, выкупаешь завтра? — уточнил Лисенок, глядя на часы.
Херувимчик обреченно кивнул и выложил свои карты на стол.
— Ого-го! — с деланным удивлением завопил Лисенок.— «Фул» на дамах! Неплохо. Только мой тебе совет: не верь бабам — обманут. У меня тоже «фул», только на тузах...
Вдруг в глазах поверженного Херувимчика вспыхнул радостный блеск. Он посмотрел на разложенные на столике карты, затем на соперника и, ни слова не говоря, сгреб обеими руками деньги и пододвинул к себе. Ничего не понимающий Лисенок, почувствовав недоброе, тоже взглянул на раскрытые карты и обмер. У него было три туза, две восьмерки и еще дама пик. Всего шесть карт, а не пять.— Как же это так... — пролепетал он.
— Сам сдавал,— наставительно произнес блондинчик и добавил:— Бабам и в самом деле верить не следует. Особенно брюнеткам! — Он кивнул на даму пик.
Петр Грынич вышел в коридор. Лисенок все еще оторопело смотрел на карты. Петр с удовлетворением отметил, что совершил добрый поступок: надуть обманщика — не грех, а удовольствие. И тут же понял, что всю жизнь только тем и занимался, что надувал кандидатов в обманщики. Теперь он будет жить иначе.
***Он вышел из поезда ровно в полдень. Узенький перрон станции дышал жаром. В раскаленном, залитом летним солнцем городке импозантный, чуть седоватый мужчина в безукоризненном костюме выглядел пришельцем из иного мира. Это можно было предвидеть, но Петр об этом не подумал. Оставалось лишь надеяться, что его непозволительная инакость не вызовет чрезмерного любопытства или неприязни. В дополнение он решил быть предельно вежливым и любезным с каждым из местных, с кем придется перекинуться хотя бы словечком.
Петр опустил саквояж на землю и осмотрелся. Рядом оказалась урна, куда он аккуратно бросил окурок. Здание станции было деревянным, с ним явно диссонировали некогда помпезные, а теперь все пооблупившиеся резные колонны. Дежурный по станции приветливой улыбкой встречал и провожал пассажиров. От людей веяло покоем и доброжелательностью. Да, на последней тупиковой станции старой узкоколейки царила идиллия.
В нескольких шагах от Петра разыгрывалась драматическая сцена прощания. Вероятнее всего, это была супружеская пара, обоим было лет по двадцать с небольшим. Она уезжала надолго, о чем свидетельствовали два тяжелых, набитых чемодана, которые молодой человек секунду назад еле втащил в вагон. С виду юная особа была из столичной интеллигенции, волею судеб заброшенная в провинциальный городок. Было заметно, как он ей осточертел, поэтому перспектива вырваться из него, пусть даже не навсегда, радовала ее чрезвычайно. Трагикомичность же ситуации заключалась в том, что при этом необходимо было расстаться с горячо любимым мужем. Сознание того, что он, бедняжка, останется без ее опеки и ласки, вызывало на искрящихся счастьем глазах невольные слезы. Она промокала их платочком, стараясь не смазать тщательно и со вкусом сделанный макияж, и прерывающимся голоском давала последние наставления: «Не забудь поливать цветы!» Парень же в своей громкой прощальной речи оперировал такими категориями, как любовь, разлука, тоска и отчаяние.
Проходя мимо них, Петр попытался просчитать, сколько в этих пламенных и страстных излияниях игры, а сколько подлинного чувства. Девушка, однако, была хороша, и он поймал себя на мысли, что даже если все, что они оба изображали, было не более чем общепринятая ложь по правилам бонтона, он был бы не против хоть ненадолго оказаться на месте молодого человека. Ни одна из женщин, которых знал он, не способна была сыграть такую роль. А может, подумал он, он все усложнил и на самом деле горечь их прощания была искренней.
Петр вошел в буфет и прополоскал горло минеральной водой. Несколько унылых личностей, склонившихся над кружками с пивом, прошлись по нему мутными глазами. Петр старался ни с одним из них не встретиться взглядом. Он знал, как трудно зацепить человека, смотрящего в сторону. Петр отвернулся к окну и замер. Через стекло на него смотрели полные ненависти глаза Лисенка. Вот так. Не успел он сойти с поезда, как у него уже появился враг. Лисенок еще несколько секунд не мигая смотрел на него, как будто хотел получше запомнить, потом отклеился от окна и исчез.
Петр вышел на привокзальную площадь. В самом центре, посреди лопающегося от жары асфальта, сиротливо торчала пыльная клумба с анютиными глазками. У входа в вокзал стояла черная «Волга» — такси, однако водителя на месте не было. На противоположной стороне площади стояли еще три машины с распахнутыми дверцами. Немного поразмыслив, Петр решил идти пешком. Но едва он сделал пару шагов, как услышал за спиной:
— Может быть, подвезти? — Около него притормозила эта с&мая «Волга».
За рулем сидел молодой человек, только что отправивший жену на поезде.
— Да, пожалуйста, — согласился Петр.
***Спустя двадцать четыре часа после приезда в Лютынь Петр сидел на веранде своего номера в гостинице и анализировал ситуацию. Все его планы полетели к черту, а сам он оказался в самом центре новой игры. Вновь он вынужден был превратиться в компьютер, бесстрастно калькулирующий и холодно рассчитывающий возможные варианты. Хотя нет — в нынешней ситуации было нечто новое, а точнее говоря, давно забытое. Это было чувство. И этим чувством была ненависть. Самое странное было то, что возникло оно практически без всякого повода. Никогда прежде он не позволял себе в подобных ситуациях ненавидеть. Непривычное и щекочущее нервы состояние.
