Алла Боссарт - Любовный бред ( Рассказы )
– Всемирный день охраны окружающей среды от экологического бандитизма.
В театр она прилетела, как ласточка, раскрыв объятия всему коллективу. “Что веселимся, Малярова? Водки треснула? – поинтересовался Таранин, глядя на часы. Каждое утро уже с половины десятого он стоял, как швейцар, у дверей и встречал опоздавших. -
Пиши объяснительную по факту опоздания на семнадцать минут”. Но
Кира, ничего не слыша и вряд ли заметив паразита, промчалась в репетиционную, упала на табурет перед роялем и разразилась каким-то
Штраусом.
Перемену в концертмейстере заметили все. То была вся такая линялая, ни грамма макияжа, юбки какие-то перелицованные, единственные сапоги
(бордовые на искусственном меху), и те из магазина “Ж”. А тут вдруг
– глаза сияют, волосы чистые, блестящие, сама румяная, укороченные брючки в клеточку… Маникюр! Ленка – та сразу прищурилась: любовника завела? Кто, чего, сколько лет, колись, подруга! Но Кира временно решила помалкивать: из соображений не сглазить.
Ленка же, сходя с ума от любопытства, установила за Кирой слежку. И вот раз, пристроившись у нее в кильватере, с изумлением запеленговала, как та совершенно по-деловому и целенаправленно, отнюдь не как некоторая зевака без определенной жизненной задачи, заруливает в свадебный салон. Ленка – по-тихому следом. Наблюдает, прячась за пышными манекенами, как Кира ходит, щупает, интересуется ценами. Потом показывает раскрашенной подобно индейцу продавщице на одно платье, Ленка чуть не закричала, такое дикое: атласный лиф, весь в розочках, юбка парашютом и безумный бант на заднице. И идет с ним в примерочную! Ну вообще… Выходит – чистое чучело, руки растопырила и плечами голыми поводит: ну как? Продавщица, дрянь такая, прямо в ладошки захлопала: супер, просто супер! Берите, не думайте! И эта снова переодевается и гребет в кассу. Ленка навела на резкость, глянула ценник: мама дорогая, шесть с половиной зарплат!
Назавтра весь театр знал, что работник рояля выходит замуж, – и небезуспешно. На Киру посматривали с хитринкой, хлопали по плечу, иные целовали. Бывшая травести, а ныне комическая старуха Правдина буквально повисла у нее на шее, окатила застарелым перегаром: давно пора, заневестилась, епть! Таранин ухватил за рукав: а ну, в глаза смотри! Беременная?
Ленка подступила прямо и без обиняков: кто таков, адреса, явки? Кира уж рот открыла, так ее распирало, но в последнюю секунду все же передумала. Один, мол, старый знакомый. И почему-то добавила, чтоб уже отвязались: журналист. И, надо сказать, почти угадала. Сережа (о котором она ровным счетом ничего не знала) действительно работал фотографом в одном глянцевом журнале.
Родителей Дуни Кира оповестила, что скоро, вероятно, уроки придется прекратить, потому что она выходит замуж (о, поздравляем) и муж против.
И во все это сама Кира свято верила и ходила всецело счастливая в преддверии семейного очага. Сережу она любила спокойной большой любовью, вела с ним нескончаемые внутренние диалоги и каждый день покупала себе от его имени цветы. И все бы, может, и прошло с окончанием весны как стихийное лавинообразное заболевание, если бы рядом оказался опытный специалист психиатрического профиля и заставил бы Киру лечь недельки на четыре в Ганнушкина под капельницу, ибо ее случай медицине хорошо известен как любовный бред и нуждается в медикаментозном лечении. Но рядом оказалась все та же чумовая Ленка, которая на общую беду проявила любопытство обывательского характера: где жить-то будете?
И вот тут любовный бред Киры принял катастрофическое направление квартирного вопроса. Постепенно она утвердилась в мысли, что между нею и Сережей решено продать обе их квартиры и купить одну большую, четырехкомнатную, где-нибудь в районе Юго-Западной. И она, о господи, нашла какую-то риэлтершу, и та в два счета приискала ей покупателей. Цифра, придуманная риэлтершей, буквально сразила малоискушенную Киру своим величием. За двухкомнатную квартиру на
Автозаводской общей площадью сорок два квадратных метра, включая лоджию, ей предлагали восемьдесят тысяч долларов минус услуги. Между нами, абсолютный разбой, учитывая неумолимый рост цен на жилплощадь.
Пиратка положила в карман никак не меньше десяти штук (по договоренности с контрагентами, которые охотно пошли на эту аферу, прельстившись дешевизной). И вот, честь по чести, операция проведена через банк, и Кира в одночасье из владельца полноценной недвижимости превращается в обладателя иллюзорных цифр и чисел. И принимается ждать. Она бегом бежит с работы в уже не принадлежащую ей квартиру и садится у окна. Новая хозяйка площади звонит ей по шесть раз в день, с понятным нетерпением интересуясь, когда невеста съедет. А невеста не только не съезжает, она даже пакуется как-то спустя рукава. Так, по ящику в день. То книжки рассует. То посуду. То вдруг все вынет и переложит, а то над фотографиями сидит полночи. При этом она не отходит от окна, потому что с минуты на минуту ждет Сережу, который якобы должен за ней заехать.
Но вот уже все сложено. В обеих комнатах и даже на лоджии до потолка громоздятся коробки, это просто ужас, сколько у человека накапливается барахла за жизнь, даже и не слишком длинную. А Кире все-таки тридцать четыре года, плюс бабушкина рухлядь, проходящая по разряду антиквариата. Спит Кира на голом диване, потому что вся постель увязана в мешки, укрывается колючим пледом. Май уже кончился, и планета отметила День защиты детей, и надвигается пятое июня, и зеленые уже на марше типа возродим Арал и не позволим превращать страну в радиоактивную помойку.
Наконец новая хозяйка потеряла терпение и приехала лично, оскалив золотые зубы, с сыном в “адидасе”. Ну? – спросили они Киру с угрозой. – Выкатишься ты уже или с милицией выселять? И толстая тетка, с ног до головы облитая французскими духами с целью забить хищный запах пота, поддевает длинным грязным алым ногтем край обоев и срывает полосу за полосой, приговаривая: нахуё наху… А страшный сын стоит в дверях неподвижно, как каслинское литье, и смотрит в одну точку пустыми глазами, и ясно, что он не уйдет отсюда никогда.
Кира, впрочем, ничего не слышит и не видит, кроме пустой
Велозаводской улицы за окном. И тетка говорит сыну, чего стоишь,
…удак, и они в четыре руки начинают выкидывать прямо с лоджии второго этажа коробки с посудой, фотографиями и прочим. Лоджия выходит во двор, и там, внизу, полное безлюдье, исключая кусты и обрубок старого тополя, который спилили, несмотря на протесты жильцов, по жалобе других жильцов на аллергенный пух, забивающий квартиру, и бороться с ним больше нет сил.
А Сережа, милый и добрый человек, всегда готовый откликнуться на чужую нужду, пристроив бездарную дочку своих – отнюдь не друзей, это он приврал, а довольно косвенных знакомых по горным лыжам (где, кстати, их с Ларой и подцепила общительная Ленка), – о Кире забыл и думать. И жил со своей Ларой и двумя пацанами, шесть и девять, обожая всех троих, о чем честно предупредил одну там из командировки в город будущего Ханты-Мансийск, что о жениться не может быть и речи, а так – почему бы и нет.
ГОРОД САВЕЛОВ
Бывает, люди женятся и будто бы это чистая случайность. Так это выглядит, что свободно могли они не только не жить вместе, но и в глаза друг друга не видеть и прекрасно себя чувствовать. И они сами это понимают и оттого смотрят друг на друга зверем, если вообще смотрят. Такие браки являются ошибочными и портят жизнь как самим супругам, так и их детям и всем окружающим в том числе.
У Миши с Машей обратный случай. Они рождены для того, чтобы никогда не разлучаться. Брак из тех, которые творятся якобы на небесах.
То, что Миша втрескался с первого взгляда – это как раз естественно и нормально. Потому что учились они в знаменитой второй школе
(матшкола № 2), и Маша легко получила статус самой красивой девочки, поскольку была единственной. Девочки редко склонны своим умом к точным наукам, хотя математика скорее все же не наука, а искусство.
Если бывает точное искусство – то вот математика такое искусство: необходимых и достаточных идей, форм и образов. Поэтому математики нередко пишут стихи. Миша тоже писал стихи. Увидев Машу в возрасте шестнадцати лет в десятом классе, он по дороге домой сочинил стихотворение:
В твоей пушистой голове,
Возможно, мыслей только две.
Но ты, как написал Борис,
И без извилин – зашибись.
К счастью, он ошибался, и у Маши все ее извилины и полушария, как внешние, так и внутренние, были развиты гармонично и прекрасно. И вот тут возникает некоторый вопрос: она-то что в Мише нашла? В этом полноватом и уже в свои шестнадцать лысеющем еврейском юноше? “Не понимаю, – спрашивал ее потом и сам Миша, – за что ты меня любишь?”
“За то, что ты меня смешишь!” – хохотала Маша и щипала Мишу за толстый живот.
Впрочем, если честно, до красавицы Маша сильно не дотягивала. Больше всего она была похожа на одуванчик. Тоненькие ножки, тоненькая шейка и кудлатая белесая голова. И безбровое личико с крошечной кнопкой посередине. Прозрачные глазки в телячьих ресницах… Ну что еще? Да, попка, конечно, и крепенькие яблочки или даже маленькие дыньки-колхозницы под тесным свитерком. С этим, конечно, не поспоришь.
