Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах
— Я без коней, — отец Игорь никогда не видел их. — Иду на своих двоих.
— Вот и не гони.
Незнакомцы подошли к нему и обступили.
— Ты местный, здешний? — все тот же коренастый ткнул его кулаком в грудь.
— Считайте, что так.
— Мы в арифметике не очень сильны. Отвечай, когда спрашивают: местный или турист какой?
— Местный, местный… Вернее, уже местный, живу тут несколько лет.
— Учителем, что ль? Детишек, небось, мучаешь, издеваешься над ними, зубрить заставляешь, двойки да колы ставишь, родителям ябедничаешь? Да?
— Никого не мучаю, — отец Игорь старался понять, что это были за чужаки. — И никакой я тут не учитель.
— Значит, бухгалтер, — недобро рассмеялся другой, с оттопыренными ушами, и тоже ткнул его в грудь. — Бабло колхозное тыришь, людей обманываешь.
— Да никого я не обманываю! И не бухгалтер вовсе.
— А кто же? Бородка у тебя не колхозная, не козлиная, а интеллигентная. Очков не хватает. Были бы очки — точно «прохфессор» кислых щей!
Теперь расхохотались все.
— Священник я здешний, — тихо ответил отец Игорь, — служу настоятелем в храме.
— Так ты поп?! — теперь во весь голос изумился третий, прятавший что-то под курткой. — Сказки, значит, народу нашему втираешь? А сам-то в Бога веришь? Или работа у тебя такая? Знавал я некоторых святош пузатых, общался с ними…
— Кончай базлать, — остановил его первый и, взяв отца Игоря под локоть, пристально глядя ему в глаза, спросил:
— Как отсюда на трассу выбраться? Мы тут… это…
— Заблудились, что ли?
— Да, заблудили. Блудили, понимаешь ли, блудили и заблудили. Так где, в какую сторону трасса тут?
Отец Игорь добродушно рассмеялся:
— Не вы первые. Идут сюда люди, как на прогулку, не думают, что с лесом шутки плохи…
— Шутить потом будем, — остановил его коренастый. — Трасса где?
— Через три деревни.
— А мимо них никак?
— Никак. Дорога здесь одна, да и то не дорога, а сплошное несчастье.
— Да?.. Это плохо…
Курган и двое других стали серьезными.
— Не пойму, в чем проблема? Сейчас идете со мной, потом на рейсовый автобус, как раз успеем — и через пару часов вы в городе.
— Да?.. Так просто?.. А если через лес?
— Так вы же оттуда! И снова туда? Какая нужда? Чтобы потом не вы, а вас искали?
— Да нас и так будут искать. Если уже не ищут.
Сомнения все больше стали охватывать душу отца Игоря: что за странные люди? Откуда они? Что здесь делают?
— Так ты хотел чтото рассказать насчет того, как можно через лес…
— Даже если бы и хотел, ничего не расскажу, потому что ничего не знаю, кроме одной тропы, что ведет к непроходимым болотам, — отец Игорь кивнул в сторону Дарьиной гати. — Когда-то там действительно большие лесозаготовки были…
С оттопыренными ушами снова злобно рассмеялся, оборвав отца Игоря:
— А говоришь, поп, что не врешь. Врешь ведь, собака, уши нам шлифуешь. Балабанишь. Как же могут быть болота непроходимыми, раз там лес валили? Нестыковочка, батюшка, с твоих слов выходит.
— Говорю то, что знаю. Прежде валили, но уже много лет не валят. Все заросло, я своими глазами видел, потому что бывал в тех местах недавно.
— Валили, говоришь…
Коренастый задумался.
— Раз валили, значит, какие-то тропы остались.
— Да вы что? — попытался их образумить отец Игорь, по-прежнему не понимая, кто был перед ним. — Я вам предлагаю: идем со мной, на автобус — и в город.
— А я предлагаю вариант встречный: не мы с тобой, а ты с нами. В лес, в те самые дебри, куда ты, как сам говоришь, дорогу знаешь.
Отец Игорь растерялся, не зная, как себя вести с этими людьми.
— Тогда идите сами, а меня дома ждут, к службе готовиться нужно.
Он нагнулся, чтобы взять корзину, но коренастый отбросил ее ногой в сторону, грибы рассыпались.
— Дома ждут, к службе готовиться… Это хорошо. А нам, значит, помочь не хочешь? Какой же ты поп? Какой ты святой отец? Тебя люди просят помочь, а ты… с нами вот так… Нехорошо, батюшка. Мы ведь люди темные, по церквям не ходим, лоб не бьем, у нас одна заповедь: как с тобой — так и ты.
Он вдруг вытащил из-за спины пистолет, загнал патрон и приставил ствол к виску отца Игоря:
— Не заставляй брать грех на душу. У нас этих грехов и так много. Не пойдешь с нами — мы сами пойдем. Но ты останешься здесь. Надолго, пока не найдут. С дыркой в черепе. Тебя быстрее найдут, чем нас. Нам твои проповеди слушать некогда.
И только тут страшная догадка осенила отца Игоря:
«Наверное, это беглые заключенные! Но как им удалось? При такой охране?»
— Да, мы зеки, — прочитав его мысли, сказал коренастый. — Охрана прошляпила. Плохо ты их, видать, воспитываешь, батюшка. Жрут водку в рабочее время, да за рулем, да без хорошей закуски. И с другими не делятся. Не по-христиански, не по-божески. Где это видано? Вот и допились. Теперь в овраге по кусочкам лежат, а мы тебя тут уговариваем, целехонькие. Что решил? С нами, грешными, или сразу к Богу в рай?
Он снял предохранитель и начал нажимать на спусковой крючок пистолета. Отец Игорь отвел от своей головы ствол, тоже пристально взглянул в глаза своему потенциальному убийце, а потом, переведя взгляд на небо, прошептал, перекрестившись:
— Да будет воля Твоя, Господи… И на мне, грешном, и на них, неведящих, что творящих…
— О, вот это другой базар, — все трое одобрительно похлопали его по плечу. — Глядишь, так и подружимся. Или сроднимся.
— Все может статься, — смиренно ответил отец Игорь. — Может, и сроднимся. У Бога нет ничего невозможного.
Безмолвие
Тело дало знать душе, что оно еще живо, возвращая отшельника из совершенного безмолвия, духовного созерцания и чистой сердечной молитвы к земной жизни. Он тяжело вздохнул, снова ощущая свою земную бренность, и уже окоченевшими от холода пальцами стал перебирать узелки четок, истончившихся от непрестанной молитвы почти в сплошную нить.
«Боже, милостив буди мне, грешному» — внутренним голосом воззвал он, воззрев на темную доску с образом Спасителя, и опустился перед ним в глубоком земном поклоне, готовясь выйти из своего затвора.
Сколько времени он пребывал в этом блаженном состоянии, в котором душа желала оставаться непрестанно? Час, два часа, пять?.. Он этого и сам не знал, и не потому, что не следил за временем, а потому что времени для него уже не существовало. Став на молитву еще с вечера, он лишь сейчас заметил, что на земляной пол пещеры, где он жил и укрывался от непогоды и холодов, стелился дневной свет.
Сердце было наполнено теплом — но не тем, которого так желали насквозь промерзшие руки, ноги, спина, тело. Это тепло было нематериальным: вспыхнув однажды в сердце отшельника после многих лет покаянных слез и молитвы, уединения от мира и безмолвия, оно теперь разгоралось сильнее и сильнее, обращая к себе все остатки теплившихся в этом старческом теле физических сил. Состояние, в котором пребывал старец, было воистину неземным, неведомым даже многим подвижникам, тоже оставившим мир и жившим в монастырях и скитах. Лишь тонкая земная оболочка — одряхлевшее от прожитых лет, многих болезней, жестоких лишений тело — еще держало в себе эту душу, рвавшуюся туда, где она ощущала особое блаженство, покой, созерцая то, что от всякого другого глаза было до времени сокрыто Богом.
