Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах
— Ишо никто не жалился, — прошамкала беззубым ртом бабка. — С одного стакана с копыт валит.
— Да ладно те, старая, — махнул рукой офицер. — Перед тобой не слюнтяи, чтобы с копыт валило.
— И не таких героев валило, — теперь махнула костлявой рукой Орестиха.
— Тогда наливай по стакашке! — крякнул офицер. — Пока доедем — выветрится. Ты как? Настоящий казак, богатырь или…
— Я за рулем. И потом инструкция…
— Тогда слюнтяй. Не богатырь. Раз у тебя все по инструкции, тогда ты настоящий слюнтяй. Так твоему другу Игнатову и расскажу, что отказался выпить за его драгоценное здоровье.
— Да ничего я не отказался. Просто…
— А раз просто, тогда держи свой стаканчик, вот закусон — и вперед. Весь базар беру на себя. Считай, что действуем по обстановке. А обстановка требует от нас чего? Бдительности! То есть нужно понять, что мы везем другу, чтобы не опозориться за столом. Между прочим, за все это удовольствие мы его деньги платим. Он сам велел попробовать, откушать. Так-то, братец: уже за все заплачено.
— Нет, не за все, — проскрипела старым голосом Орестиха. — Вы заплатили за то, что с собой взяли, а за угощение мое — отдельная плата.
И она протянула костлявую ладонь.
— Вот старая… — офицер выругался, с недовольным видом достал скомканную купюру. — Подавись.
— А вам приятственного аппетита, — она повернулась и пошла к себе. — Только я предупредила: один стакан — и с копыт. Там уже как будет… На себя пеняйте, ежели что в дороге приключится…
— Накаркай мне, ведьма проклятая, — офицер закусил разрезанной луковицей, обмакнув в соль, и прыгнул в кабину рядом с шофером, так и не удержавшимся от приглашения выпить за здоровье своего закадычного Друга.
— Во, теперь дорожка побежит веселее. И быстрее.
И загорланил:
Эх, путъ-дорожка фронтовая,
Не страшна нам бомбежка любая,
Помирать нам рановато —
Есть у нас еще дома дела!
Он хлопнул по плечу водителя:
— Сержант, чего не поешь? Помирать нам рановато аль как?
— По инструкции не положено, — буркнул он, чувствуя, что начинает пьянеть.
— Что не положено? Петь или помирать? А? Покажи мне такую интересную инструкцию… Что-то я не…
Он запутался в своих пьяных мыслях и снова запел:
Широка страна моя родная,
Много в ней полей, морей и рек…
— Или не так? Полей, озер и рек? Да какая разница? Главное, что много. Сержант, ты знаешь, сколько?
— Не считал… — он бился захмелевшей головой о неуправляемый руль.
— А почему? Посчитать и доложить… По полной форме… В письменном виде… В трех экземплярах… не то… Ты что, глухой или пьяный? В таком виде сесть за руль… Видели бы гаишники. Кошмар! Не только погоны — голова с плеч полетит.
Он высунулся из кабины навстречу ветру, чтобы немного прийти в себя.
— А не сбрехала ведьма старая. Не знаю, как тебя, Власов, а меня этот нектар не на шутку начинает разбирать. Как чувствуешь, сержант?
И, взглянув на него, ужаснулся: тот уткнулся головой в руль и мчал машину, совершенно не различая перед собой дороги.
— Эй, сержант, встряхнись! Я знаю тут одно местечко, пруд небольшой, сейчас туда заскочим, окунемся — и хмель как рукой снимет. Слышишь меня или нет?
Он потряс его за плечи, сержант открыл глаза, выпрямился и, чего-то испугавшись на дороге, резко повернул руль влево, словно уходя от столкновения, — и машина полетела в глубокий овраг. Сначала она мчалась по наклонной, с каждой секундой ускоряя движение, потом накренилась, подпрыгнула на встречной яме и, уже ничем и никем не управляемая, переворачиваясь, разваливаясь на ходу, выбрасывая из себя окровавленные тела пьяного офицера, такого же пьяного водителя, ломая кости отчаянно кричавших от охватившего ужаса конвоиров, загромыхала на самое дно оврага, заросшего густым кустарником и молодыми деревцами.
То ли воля, то ли неволя
Ушастый первым пришел в себя и громко застонал, пытаясь подняться. Но, едва высвободив ноги, зажатые телами напарников, бессильно опустился и снова застонал.
— Что это было, а? Нет, это не дубинки. И не сапоги. А что-то такое… что… Ой, как больно!..
Он потер разламывавшийся от нестерпимой боли затылок, посмотрел на руки в кровоподтеках и ссадинах и лишь сейчас увидел, что крыши автозака, больше напоминавшего искореженную груду железа на колесах, не было. Вместо нее над головой распахнулось серое, нахмурившееся перед дождем небо, мохнатые лапы высоченных деревьев. На самом краю разорванной крыши, сидела какая-то пичужка и, глядя на всех, без всякого страха весело чирикала.
По-прежнему ничего не соображая, не в силах прийти в себя, Ушастый вяло махнул на птичку, отгоняя, как наваждение, сон:
— Кыш… Пошла отсюда… Не мешай спать…
Но пичужка чирикала, распевала, посвистывала на все лады, мало-помалу возвращая лежавшие перед ней окровавленные тела к сознанию.
Следом за Ушастым подал признаки жизни Курган, а за ним Кирпич.
— Вот это покувыркались, — Кирпич высвободился от навалившегося Кургана и поднялся, помогая встать Ушастому. — Помнится, такое со мной последний раз было в Чечне, когда мы полетели в обрыв. Тоже по частям пацанов собирали, кому не слишком повезло. Ох, ножки мои, ножки…
Курган же, напротив, сразу вскочил на ноги, стряхивая с себя вместе с пылью, следами крови остатки состояния после падения и полученных травм.
— Так, короче: если мы не откинулись и еще на этом свете, значит, на воле. Хотя самому не верится, что такое может быть.
Прихрамывая, он выбрался из автозака и осмотрелся по сторонам, потом помог выбраться остальным. Все трое, приходя в себя, стали осторожно обходить груду железа. Неподалеку лежали окровавленные тела конвоиров, а выше над ними — старшего по конвою офицера и водителя. Кирпич, увереннее других державшийся на ногах, подошел к каждому: солдаты подавали признаки жизни, тихо постанывая. Офицер и водитель были мертвы, все в крови, от обоих разило спиртным.
— Волки позорные, — Кирпич пнул офицера ногой, чтобы убедиться, жив он или мертв, — хоть бы нам плеснули на прощанье. Жадность фраеров сгубила. Так вам и надо. Пацанов жалко, они подневольные.
Освободившись от наручников, он расстегнул кобуру и вытащил пистолет с запасной обоймой.
— Забрать все дуры, — кивнул он Кургану. — Они им уже не понадобятся. А нам в самый раз. Как говаривал «крестный» батя всей десантуры, «патроны есть — еда найдется». Больше ни к чему не прикасаться, чтобы нам не пришили как мокруху и лишний срок не накинули. Пока во всем разберутся — мы рванем когти. Эх, жаль, ни карты, ни проводника. Может, подфартит и дальше? Невезуха и удача частенько под ручку ходят.
