Дорис Лессинг - Пятый ребенок
Гарриет сказала:
— Сегодня ты покалечил бедную Мэри Джонс. Зачем ты это сделал, Бен?
Он как будто не слышал — отрывал зубами большие куски хлеба и торопился заглотить.
Гарриет села рядом, чтобы он был вынужден ее слушать, и сказала:
— Бен, ты помнишь то место, куда тебя увезли в фургоне?
Он напрягся. Медленно повернул голову и посмотрел на мать. Хлеб в его руке дрожал, Бен дрожал весь. Он помнил, еще бы! Раньше она никогда не делала этого — и надеялась, что никогда не придется.
— Ну, так ты помнишь, Бен?
Глаза у него стали дикие; вот-вот прыгнет со стола и убежит. Он и хотел, но только свирепо озирался — по углам, на окно, на лестницу, как будто оттуда на него могли наброситься.
— Слушай меня, Бен. Если ты еще когда-нибудь, когда-нибудь кого-нибудь тронешь, тебя придется отправить обратно.
Она смотрела ему в глаза и надеялась, что он не сможет понять, что про себя она говорит: «Но я ни за что не отправлю его обратно, ни за что».
Он сидел и дрожал, как мокрый замерзший пес, судорожно; бессознательно совершил ряд движений — остаточные реакции из того времени. Рука поднялась и закрыла лицо, и он смотрел сквозь растопыренные пальцы, будто ладонь могла защитить; потом рука опустилась, он резко отвернул голову, другой рукой закрыл рот тыльной стороной ладони, в ужасе смотрел поверх руки, на миг оскалил зубы, чтобы зарычать, — но сдержался; вскинул подбородок, рот открыт, и Гарриет показалось, что он как будто испустил долгий звериный вой. Она почти услышала этот вой, его одинокий ужас…
— Ты слышал меня, Бен? — мягко спросила она.
Он скользнул со стола и тяжело протопал вверх по лестнице. Оставляя за собой ручеек мочи. Гарриет услышала, как захлопнулась его дверь, а потом — вопль гнева и страха, которого он уже не сдерживал.
Она позвонила Джону в забегаловку Бетти. Тот приехал тут же, один, как она просила.
Джон выслушал ее рассказ и поднялся к Бену в комнату. Гарриет осталась за дверью и слушала.
— Ты не знаешь своей силы, Хоббит, вот в чем беда. Нельзя калечить людей.
— Ты сердишься на Бена? Ты покалечишь Бена?
— Да кто сердится? — сказал Джон. — Но если ты будешь бить людей, тебя самого побьют.
— Мэри Джонс меня побьет?
Молчание. Джон не нашелся что сказать.
— Возьми меня с собой в кафешку? Забери меня, забери меня сейчас.
Гарриет слышала, как Джон ищет пару чистых брюк и уговаривает Бена их надеть. Она пошла вниз на кухню. Джон спустился с Беном, который вцепился в его руку. Джон подмигнул ей и показал большой палец. Они с Беном умчались на мотоцикле. Гарриет поехала забирать Пола.
Когда Гарриет просила доктора Бретта устроить прием у специалиста, она сказала:
— Пожалуйста, не считайте меня истеричной идиоткой.
Она повезла Бена в Лондон. И вручила заботам медсестры доктора Джилли. Эта врач всегда сначала осматривала ребенка без родителей. Это показалось Гарриет разумным. Может, она умна, эта врач, думала Гарриет, сидя в одиночестве в маленьком кафе с чашкой кофе, а потом подумала: а что мне от этого? На что я опять надеюсь? Гарриет решила, что хочет только, чтобы кто-нибудь наконец произнес верные слова, разделил ее бремя. Нет, она не ждет, что ее освободят, и не надеется на большие перемены. Она хочет только, чтобы ее поняли, признали ее трудное положение.
Что ж, было ли это возможно? Разрываясь между горячей надеждой на понимание и циничным «Да ладно, на что ты рассчитываешь!», она вернулась и обнаружила Бена с медсестрой в маленькой комнатке рядом с приемной. Прижавшись спиной к стене, Бен следил за каждым движением медсестры, как настороженное животное. Увидев мать, он бросился к ней и спрятался у нее за спиной.
— Ну же, Бен, — язвительно сказала медсестра. — Это совсем ни к чему.
Гарриет велела Бену сесть и дожидаться ее: она скоро вернется. Бен встал позади стула и стоял начеку, не сводя глаз с медсестры.
И вот Гарриет сидит напротив искушенной женщины-профессионала, которой сказали — Гарриет в этом не сомневалась, — что пациентка — неразумная тревожная мамаша, которая не может справиться со своим пятым ребенком.
Доктор Джилли сказала:
— Я сразу перейду к сути дела, миссис Ловатт. Проблема не в Бене, а в вас. Вы не слишком любите его.
— О господи! — вспылила Гарриет. — Опять!
Голос у нее был брюзгливый, плаксивый. Гарриет смотрела, как доктор Джилли записывает ее реакцию.
— Вам это сказал доктор Бретт, — продолжила Гарриет. — А теперь вы повторяете.
— Ладно, миссис Ловатт, вы скажете, что это неправда? Должна заметить, что, во-первых, это не ваша вина, и, во-вторых, это не редкость. Мы не можем выбрать, что нам выпадет в лотерее — так и с зачатием детей. К счастью или к несчастью, мы не можем выбирать. И прежде всего вы не должны себя винить.
— Я не виню себя, — сказала Гарриет. — Хотя и не думаю, что вы мне поверите. Но это дурная шутка. С тех пор как родился Бен, я постоянно чувствую, что меня в этом винят. Я чувствую себя преступницей. Меня все время заставляют думать, что я преступница.
В этой жалобе — надрывной, но Гарриет уже не могла изменить тон — изливались годы ее страданий. Доктор Джилли сидела, опустив взгляд.
— Поистине удивительно! Никто ни разу не сказал мне, никто, никогда: «Какая вы умница, что родили четырех великолепных, нормальных, умных, симпатичных детей! Это такой подвиг. Вы молодец, Гарриет!» Не кажется ли вам странным, что никто ни разу не сказал так? Но с Беном — я преступница!
Не спеша проанализировав слова Гарриет, доктор Джилли спросила:
— Вас возмущает тот факт, что Бен не умен, верно?
— Господи, — воскликнула Гарриет свирепо. — Да что ж такое!
Две женщины пристально посмотрели друг на друга. Гарриет вздохнула, давая своей ярости утихнуть; доктор сердилась, но не показывала этого.
— Скажите, — продолжила Гарриет, — вы считаете, что Бен во всех отношениях совершенно нормальный ребенок? В нем нет ничего странного?
— Он в пределах нормы. Как мне сказали, он не очень хорошо успевает в школе, но отстающие дети часто наверстывают позже.
— Не могу поверить, — сказала Гарриет. — Слушайте, ну сделайте хоть что-то, ну окажите мне услугу! Попросите сестру привести его.
Доктор Джилли подумала, потом сказала несколько слов в селектор.
Они услышали вопли Бена: «Нет, нет!» — и увещевания сестры.
Дверь отворилась. Появился Бен: медсестра подталкивала его в комнату. Дверь закрылась за ним, и Бен прижался к ней спиной, сверкая глазами.
Стоял, выставив плечи вперед, согнув колени, будто собирался куда-то прыгнуть. Маленькая, плотная и коренастая фигура с большой головой, желтая щетка жестких волос, что росли от двойной макушки, спускаясь низко по тяжелому узкому лбу. Плоский, расширяющийся книзу нос со вздернутым кончиком. Мясистые и изогнутые губы. Глаза как два тусклых камня. И в первый раз Гарриет подумала: ведь он не выглядит как шестилетний ребенок, он будто намного старше. Его даже можно было бы принять за маленького мужчину, совсем не ребенка.
