Джон Грин - Уилл Грейсон, Уилл Грейсон
– Какую песню?
– «Annus Miribalis». Он просто единственный, кто знает код от замка моего шкафчика, и он попросил их посвятить песню этим цифрам, а это, блин, не знаю. Вообще. Да.
И хотя сейчас время правды, я ей про песню не говорю. Не могу. Слишком неловко. Дело в том, что когда такое делает бывший – это мило. А если пацан, который не поцеловал тебя в твоем оранжевом «вольво», – то странновато и, может, даже жестоко. Джейн права в том, что она заслуживает последовательности в отношениях, а я, возможно, этого ей дать не смогу. Но я тем не менее набрасываюсь на него.
– Презираю, блин, пацанов, которые девчонкам стихи цитируют. Раз уж мы тут правду говорим. К тому же мудрость – удел лучше, чем большинство поцелуев. Уж точно мудрость лучше, чем целоваться с козлами, которые стихи читают только для того, чтобы к девчонкам в трусы залезать.
– Ого, – говорит Джейн. – Честный Уилл и Обычный Уилл – совершенно разные люди!
– Я, по правде сказать, предпочитаю среднестатистических и заурядных будничных козлов со стеклянными глазами и разинутым по рассеянности ртом тем, кто пытается подать себя круче меня, начитавшись стишков и наслушавшись полугодной музыки. Я-то до такого уровня сам дошел. Меня в средней школе били за то, какой я крутой. Моя крутота честно заработанная.
– Ты же его даже не знаешь, – замечает она.
– А мне и не надо, – отвечаю я. – Слушай, ты права. Может, ты мне и не так нравишься, как заслуживаешь. Не настолько, чтобы звонить тебе каждый вечер перед сном и читать на ночь стихи. Я чокнутый, понятно? Иногда я думаю: блин, она же и сексапильная, и умная, и претенциозная, но эта претенциозность лишь манит, а потом думаю: нет, это на редкость плохая идея, встречаться с ней будет все равно, что ходить без особой на то причины лечить зубы, только с поцелуями в перерывах.
– Блин, вот ты гонишь.
– Но не совсем, ведь я об одном и другом думаю! Да это и неважно, потому что я для тебя запасной вариант. Может, я запасной, потому что у меня такие чувства, а может, у меня такие чувства, потому что я запасной, но неважно, все равно ты будешь с Рендэлом, а я все равно буду в ссылке с запретом на отношения, в которую сам себя отправил.
– Вообще другой! – качает головой она. – А ты не можешь навсегда таким остаться?
– Нет, наверное.
– Сколько минут осталось? – интересуется она.
– Четыре, – отвечаю я.
И мы начинаем целоваться.
На этот раз я к ней склоняюсь, а Джейн не отворачивается. Холодно, губы сухие, носы мокроватые, лбы под шерстяными шапками вспотели. Хочу дотронуться до ее лица, но не могу, потому что я в перчатках. Господи, зато когда ее губы раскрываются, все сразу теплеет, и ее сахарное дыхание наполняет мой рот, а я на вкус, наверное, как хот-дог, но мне все равно. Она целуется так сладко-жадно, а я не знаю, куда положить руки, потому что хочется везде. Хочется потрогать ее колени, бедра, живот, спину и все-все-все, но на нас столько одежды, мы скорее как два натолкнувшихся друг на друга куска зефира, Джейн мне улыбается, не переставая целоваться, потому что тоже понимает, насколько это смешно.
– Лучше мудрости? – спрашивает она, носом касаясь моей щеки.
– Сложно определить победителя, – говорю я, улыбаюсь и прижимаю ее к себе покрепче.
А я раньше и не знал, каково это хотеть кого-то – не в смысле переспать, а хотеть кого-то, хотеть кого-то. А теперь знаю. Так что, может, я и верю в прозрения.
Джейн немного отстраняется и спрашивает:
– Какая у меня фамилия?
– Представления не имею, – тут же отвечаю я.
– Тернер. Я – Тернер. – Я в последний раз ее чмокаю, и Джейн садится ровно, хотя руку в перчатке оставляет на поясе моей куртки. – Видишь, мы даже почти друг друга не знаем. Мне надо разобраться с тем, верю ли я в прозрения, Уилл.
– Неужели его вправду Рендэл зовут. Он же не в Эванстоне учится, да?
– Да, в Лэтине. Мы познакомились на поэтическом вечере.
– Ну, конечно. Боже, представляю себе этого мерзкого гада: высокий, косматый, спортом каким-нибудь занимается – футболом, наверное, – но делает вид, что без удовольствия, потому что на самом деле любит поэзию, музыку и тебя, и он считает, что ты сама – поэма, и твердит тебе об этом, а еще он жирно намазан уверенностью в себе и щедро надушен. – Джейн смеется, качая головой. – Что такое? – спрашиваю я.
– Водное поло, – отвечает она. – Не футбол.
– Боже мой. Ну конечно! Водное поло. Да, водное поло – это самый панк-рок.
Джейн хватает меня за руку и смотрит на часы.
– Минута, – предупреждает она.
– Ты выглядишь лучше с забранными назад волосами, – поспешно говорю я.
– Правда?
– Да, а иначе ты на щеночка похожа.
– А ты выглядишь лучше, когда держись спину ровно.
– Время! – объявляю я.
– Хорошо. Жалко только, что так почаще нельзя.
– Какую часть имеешь в виду? – с улыбкой спрашиваю я.
Джейн встает.
– Мне домой пора. Должна, как дура, быть к полуночи.
– Ага. – Я достаю телефон. – Позвоню Тайни, скажу, что мы пошли.
– Я такси поймаю.
– Да я позвоню…
Но она уже стоит на тротуаре, носки кед выступают за край бордюра, рука поднята. Подъезжает машина. Джейн торопливо меня обнимает – кончики пальцев касаются лопаток – и, не сказав больше ни слова, уезжает.
Раньше мне бывать одному в городе в такой поздний час не доводилось – тут никого нет. Я звоню Тайни. Он не отвечает. Включается автоответчик.
– Вы разговариваете с автоответчиком Тайни Купера, писателя, продюсера, звезды нового мюзикла «Танцор Тайни: история того самого Тайни Купера». К сожалению, видимо, сейчас происходит нечто более чудесное, чем ваш телефонный звонок. Когда чудесности немного поубавится, я перезвоню. БИИП.
– Тайни, когда в следующий раз будешь сводить меня с девчонкой, у которой есть тайный бойфренд, ты не можешь меня хотя бы в известность поставить об этом? А еще, если через пять минут не перезвонишь, я буду считать, что до Эванстона ты сам доберешься. Более того, козел ты. На этом все.
На Мичиган-авеню и такси много, и движение нормальное, но когда я сворачиваю на боковую улочку, Гурон, становится тихо. Я прохожу мимо церкви, а потом направляюсь по Стейт-стрит обратно к «Френчи». За три перекрестка видно, что Тайни с Уиллом там уже нет, но я все равно дохожу до двери магазинчика. Я оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу, да и в любом случае Тайни-то никогда рот не закрывает, так что если бы он был где-то поблизости, я бы его слышал.
Я роюсь в карманном мусоре в поиске ключей, достаю. Они обернуты запиской от Джейн «от Гудини».
Я иду по улице к машине и вдруг замечаю на тротуаре шуршащий на ветру черный полиэтиленовый пакет. «Mano a Mano». Я оставляю его лежать, подумав, что завтра кого-нибудь этим осчастливлю.
