Лоренс Даррел - СЕБАСТЬЯН, или Неодолимые страсти
Не стоило дальше развивать эту тему, основанную на типичном непонимании предмета.
— Вы выиграли, — сказал Обри, сдаваясь, и лорд Гален, улыбнувшись, вытянулся в изножий кровати, после чего, говоря метафорически, спрятал голову под крыло и заснул, словно старый грач в гнезде.
Но даже с закрытыми глазами он продолжал что-то произносить — скорее, бормотать, и это было похоже на обрывки бессвязных ассоциаций, напоминающие о пробелах в его безудержном чтении. Он как будто говорил не с Обри, а с Создателем. Например, он вдруг поднял голову и, не открывая глаз, со страстью вскричал: «Христиане не могли придумать двойную бухгалтерию в книгоиздании!» — сделав при этом резкий жест. После этого он с бессмысленной улыбкой на лице вновь погрузился в сон и прошептал: «Это привело меня на пуф миссис Гилкрист. В поиске острых ощущений меня согласился сопровождать молодой дипломат. Тогда я не знал о ее международной известности — подобно многим в современном мире, она как головное предприятие с филиалами в Индии, Турции, Греции, Франции и Истборне. Она буквальным образом выращивает девочек для дипломатического и военного рынков. Кажется, я понравился ей, она считает, что во мне есть величие. Трудно сказать, сколько ей лет, так как у нее крашеные волосы, она игрива и истерична в равной степени. На минуту мне показалось, что я мог бы влюбиться в эту женщину — Обри, они были правы, мне не хватает немного распутства. Как заметил мой юный друг-дипломат, она истинное воплощение своего времени и культуры, так что мне надо было идти вперед и заняться практическими исследованиями. Много было разговоров о Поучительных (hic!) ограничениях — еще одном краеугольном камне, на сей раз о Щитовидной Железе. Я не очень понимал, но делал вид, будто все понимаю, а потом она прыгнула обратно в гнездышко, и я потерялся в ночи ее волос — нет, в полдне, потому что волосы были ярко-рыжими. Но потерялся, так как потерял способность соображать. Прежде мне приходилось слышать об ураганных влюбленностях, но сам я ничего подобного не испытывал. Я говорю вам об этом, Обри, потому что ничего не хочу от вас скрывать, мне нужно знать, каковы ваши воззрения на культуру. Кроме того, вы всё знаете, потому что во время моего приключения, как вы думаете, кого я встретил? Вашего Кейда, и он сказал мне: «Благослови вас Господь, милорд, что вы делаете в таком месте? Да еще с миссис Гилкрист! Это все равно что спать с дохлой мышью». Он грубый и ограниченный человек и не понимает, что значит наглотаться скучных наркотиков, как говорит мой юный друг-дипломат. Однако потом стало еще хуже, потому что мы вернулись к миссис Гилкрист в то, что она называла зимним садом, и там особым образом танцевало множество полуодетых людей, а на некоторых вообще почти ничего не было. Один молодой человек в фартучке и канотье, да еще с цветами за левым и правым ухом, стряхнул пепел от сигары мне на руку, причем даже не спросив позволения. Боль была ужасная. У меня до сих пор шрам. Другой, почти голый, заставил меня вальсировать и укусил за щеку, так что я неделю не мог показаться на службе. Миссис Гилкрист сказала, чтобы я не обращал внимания, мол, это укус-любви-с-спервого-взгляда. Но к тому времени я уже потерял терпение и не очень-то мог сдержать себя. Тем не менее, я все время делал мысленные заметки. Она покрыла мою шею тем, что в таких кругах называется suçons d'amour, фиолетовыми метками. Мне показалось, будто она гордится мной, потому что я слышал, как она сказала: «Celui-là a des couilles superposées».[60] Интересно, а что сказали бы мои комитетчики, если бы видели меня. Но кто виноват? Потом случилась драка, появились полицейские, и тут я увидел вашего слугу, который был очень добр и помог мне выбраться из дома. Пришел я в себя на улице. Я сидел на тротуаре, и мой складной цилиндр валялся рядом — кто-то наступил на него, — и одна из милых девушек постаралась привести его в порядок, правда, они обшарили мои карманы и вытряхнули бумажник. Однако я взял с собой совсем мало денег, и при мне не было никаких ценных вещей, даже перстень с печаткой я оставил в конторском сейфе. Но на этом мое приключение не закончилось. Мой друг-дипломат усадил меня в такси — против моей воли — и повез в еще более сомнительное место. Меня втолкнули в туалет, и там я получил пинок от викария, возмутился, но мой друг спросил меня: «Разве вы не бывалый человек?» — «О, да!» — «Ну, и отлично!» Я не понял его.
Лорд Гален надолго замолчал, стало слышно похрапывание, и удивленный голос подхватил ниточку, скажем, после прорехи недели в две. Возможно, в своем сознании он что-то пропустил.
— О, Господи! Она говорила и говорила о культуре. А я хотел все запомнить, чтобы потом доложить на собрании комитета. О, Господи!
Он застонал и принялся качать головой из стороны в сторону.
— Телем![61] — вновь заговорил он. — Не думаю, чтобы это вам о чем-то говорило. Аббатство где-то в Провансе, приют совершенного счастья! Теперь его называют Кюкюлот-ин-зе-Гард, там центр торговли жареными каштанами. Миссис Гилкрист иногда ездит туда с матерью на Пасху. У нее раздвоенный живот, как дьявольское копыто, зато половые губы внутри нежные, даже нежнее перчаток хирурга. Иногда она выключает почти весь свет и составляет гороскопы. Она видит ауру и может воздействовать на сознание. Когда я рассказал об этом Сатклиффу, он ответил: «Пусть каждый шумит по-своему, рев осла тоже приятен слуху Создателя!» Кюкюлот привиделся ей во сне. Оказывается, там меня ждет женщина, очень похожая на Деву Марию, но зовут ее Кьюнегонд — еще один краеугольный камень. Яма-и-камень. Ха! Ха! Опять мой юный дипломат, несчастный циник. В последний раз я видел его голым на балконе миссис Гилкрист, он широко раскинул руки и крикнул: «Слушайте меня, заговаривающие сперму божества, потому что у меня воспаление мошонки и я приношу вам в дар кошель Фортуната!» Швейцарской пожарной команде пришлось ставить лестницу, чтобы спустить его вниз, и я полагаю, его уже исключили из университета. О Господи, Обри, и все это потому, что они сказали, будто я не знаю жизни.
Все же «Улисс» мерзкая книга, что с ней делать? Тоби говорит, все энергичные путешественники — потомки Диониса, они — настоящие боги вина, которое согревает, заставляет двигаться, побуждает к любопытству. Вечный Жид, Летучий Голландец, Жиль Блаз, Панург — о, у меня голова кружится от всего, что я наслушался!
Обри с болью подумал о том долгом кошмаре, который пришлось пережить Джойсу, прежде чем он опубликовал свой роман, — восемнадцать лет — и он сказал:
— Вам не следует заносить его в черный список, как бы вы к нему ни относились, только не Джойса. Католики это уже сделали, а ведь он был тайным католиком, таким же, как старик Гюисманс. Отсюда его тяжелый церковный стиль, страшные отзвуки незабываемого и пародия на него. Его стиль по-церковному богат, а Блум оскверняет Церковь, гадит на главный престол. Хорошо еще, что он, когда гадит, не кричит о своей вере. Конечно же, это самый настоящий «краеугольный камень».
Но Гален уже спал и ничего не слышал, с его губ слетало легкое похрапывание, он улыбался каким-то милым воспоминаниям. Как раз в эту минуту в палату тенью прошмыгнул, прижимая палец к губам, удивленный Сатклифф и, расположившись на ближайшем стуле, прошептал:
— Ничего, что я тут? Он все еще исповедуется?
— Да, вроде, уже все. Рассказывал о миссис Гилкрист, о которой я, кажется, уже слышал.
— А я не слышал.
— Могу пригласить ее к вам на чашечку чая. Она как будто мастерица массажа.
— Спасибо, мой друг, не надо.
— Она умеет таинственно плавить воск и трогательно рассуждать о третьем глазе, Troisieme Oeil, как она говорит, классно подмигивая. Но, на самом деле, ее в первую очередь занимает Troisième Jambe[62] мужчин — у кого она имелась, были великолепны. «Quel homme fascinant, il est géometre»,[63] — вкрадчиво произносит она. Или вот так: «Un homme spécial; il est chef de gare mais il a des qualitès de coeur!»[64] Таких, как она, наши предки называли куртизанками высшей пробы. Вот и Кейд сказал: «Ей ничего не стоит показать такое, от чего черепица летит с крыши».
— Вот уж не знал, что вы с одобрением относитесь к весьма разгульному образу жизни Галена.
Сатклифф кивнул.
— Это и есть настоящая жизнь Женевы, столицы Кальвина. Тоби первым познакомилея с ней, и это оказалось таким успокаивающим средством, что он часто откладывает на часок свое вязание и идет послушать шутки девочек миссис Гилкрист. Ее дом — сердце Шпенглеровой столицы, где всем видно, что наша цивилизация всего-навсего усталая обезьянка, которая протягивает вам оловянную кружку, сидя на шарманке, ручку которой крутит громоздкий горожанин-еврей. Тоби говорит, что Фрейд — единственный честный еврей, как Сократ был единственным честным греком. Ну да, я участвовал в походе за Золотым Руном — если так можно выразиться. Он отлично поработал. Открыл, что царство добра начинается тогда, когда всех объединяет любовь к бараньим котлетам. За нами наблюдает термоядерный Иегова!
![Луи Бриньон - Испанская невеста [Легенда о Габриель]](/uploads/posts/books/23576/23576.jpg)